Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

— Вот и вчера провидение послало вам новое испытание!..

— Да, государь. Я готов каждый день доказывать мою предан­ность.

— Спасибо, князь, спасибо! Не забуду вашей службы. А теперь, скажите: как вы полагаете, Кавказ уже успокоился?

— Не совсем, но... Не извольте беспокоиться, государь! Нас мно­го на святой Руси, преданных вам и единому Господу. Крепко обо­притесь на наши плечи, они сильны и выносливы. Мы пойдем все вперед и вперед, легко и радостно неся престол на своих плечах!

Осунувшийся, хмурый и печальный царь обнял Квачи, уронил слезу ему на грудь, и не одну, и, чтобы укрепить свое робкое серд­це, проникновенно повторял:

— Спасибо, князь, спасибо!.. Хорошенько оберегайте нашего святого отца! И будьте осторожны, князь, у нас много врагов...

— Я же сказал, Николаша, что его надоть обласкать,— вмешался Гришка.— Верни Аполончику княжеское звание, Николаша. Сам только что Аполончика князем назвал. А слово царя — закон.

Николай покраснел.

Квачи поспешил успокоить его:

— Государь! Княжеский титул Квачантирадзе получили еще в седьмом веке. В восьмом веке мой предок был главнокомандующим грузинского воинства. С тех пор у грузинских царей четырнадцать Квачантирадзе были советниками и католикосами. В восемнадцатом веке турки разрушили нашу крепость и замок. Сравняли с землей и сожгли. Тогда же пропали фамильные архивы со старинными цар­скими грамотами и регалиями. Весь Кавказ знает, что мы родовитые князья, потому мы и не стали хлопотать о гербах и бумагах. Дворян­ское звание оставалось при нас, а большего и не надо, чтобы с честью служить Вашему Величеству...

— Хорошо...— пробормотал государь,— Пусть так! — и что-то записал в книжечку.

"Ашордия, теперь тебе цена копейка! Обесценил я тебя!" — вос­кликнул в душе Квачи.

Заговорили о делах государственных. Царь и царица — оба смот­рели на святого старца, как некогда евреи на Моисея, вещавшего с Синая Божьи заповеди.

Чего ни пожелал Гришка, что ни предложил, было принято — все пробил и провел, на всем настоял.

Только раз по какому-то поводу государь робко заметил;

— Сердце говорит мне одно, а разум другое...

Тут Гришка вскинул кулачище и изо всех сил грохнул по столу. Все в комнате задрожало.

Побледневшая государыня привстала, наследник заплакал, а царь вздрогнул и оторопел.

Гришка впился в него своим неистовым взором, долго смотрел, не отрываясь, и наконец желчно процедил:

— Ну што? Где екнуло, здеся али тут? — он приложил палец сперва к груди, а затем ко лбу.

— Здесь... Здесь екнуло... Сердце затрепетало! — дрожащим го­лосом ответил Николай и приложил палец к сердцу.

— То-то же! Когда думаешь о деле, не верь разуму. Сердце свое спроси. Сердце лучше ума.

Царица схватила Гришку за руку и припала к ней.

— Спасибо... Спасибо, святой отец!

— Хорошо... Я и впредь так буду делать,— согласился царь.

Деревенько с трудом унял плачущего царевича.

Еще долго обсуждали, обговаривали и взвешивали важнейшие и сложнейшие государственные дела.

Наконец Гришка прервал аудиенцию, которую давал царю:

— Ну, теперича гайда отселева, Аполончик! Папа, а ты не пло­шай! Чаво пригорюнился-то? Дай Бох! Сиди крепко, а жидам и бе­сам волю не давай. Да дави окаянных покрепче! Аж штоб чертям тошно было! То-то! Ну, здорово! А тебе, мамаша, апосля ищо скажу два слова. Я туточко буду, у царевен наших...

Государь и государыня милостиво попрощались с Квачи, вручили ему бесценную Гришкину жизнь и пригласили:

— Попросту, на стакан чаю и для божественных бесед.

Гришка и Квачи вышли.

В ту же минуту в комнату к царям с визгом, хохотом и вопля­ми ворвались юродивые и убогие.

— Туточко подожди, я чичас! — бросил Гришка Квачи и гало­пом припустил через весь зал.

Квачи обступили знакомые и незнакомые министры, сенаторы и придворные вельможи. Поздравили, расспросили.

Квачи понимал, как высоко вознесся в этот день. Поэтому соот­ветственно изменил свой тон и облик: выпрямился, откинул голову, собрал на лбу глубокомысленные складки и небрежным тоном дал такое интервью:

— Я счастлив отметить, что наши дражайшие государь, госуда­рыня и наследник престола за время пребывания в Крыму заметно окрепли. Настроение у всех прекрасное... Ожидаемые изменения в политике? Ничего существенного... Видимо, усилятся преследования жидов и прочих ненадежных элементов в обществе, в последнее время заметно приподнявших головы. Война?.. Война с Турцией сей­час нежелательна, поскольку наша мощь вскоре понадобится для бо­лее значительных дел. Каких? На этот вопрос покамест я не могу ответить... В свое время узнаете... Мы должны слегка поправить Го­сударственную думу, поставить ее на место... С министрами и вель­можами так же надо бы разобраться и избавиться от некоторых...

От этих слов у многих в зале дрогнули сердца — у одних от страха, у других с надеждой.

В круг высших сановников вошел министр двора — высокий красивый старик Фредерикс и медовым голосом сообщил Квачи:

— Князь! Их императорские величества государь и государыня изъявили желание видеть вас нынче на обеде.

Квачи низко поклонился.

— Моя нижайшая благодарность и счастье безграничны!

Высочайшего расположения из всех знатных, родовитых и слав­ных в тот день удостоились только Квачи и Гришка.

Это и впрямь была самая высокая ступень, которую Квачи ле­леял в своих мечтах и коей он достиг.

Сказ о спасении престола и России от смуты и распада

История обычно врет, но и на старушку бывает прорушка.

Именно так случилось на этот раз — история по ошибке сболт­нула правду и золотыми буквами вписала в свои анналы имя Квачи Квачантирадзе, отвела ему достойное место в величайшем событии, совершившемся в тот незабываемый день в царскосельском дворце усилиями Гришки и Квачи.

Сей великий всенародный подвиг, событие века, повернувшее вспять колесо истории, изменившее судьбы страны, золотом занесе­но в скрижали и достойным образом отмечено в личном послуж­ном списке; однако всюду Квачи фигурирует под псевдонимом, обозначен единственной буквой — буквой "К"; собственно говоря, для нас в этом нет ничего удивительного, поскольку, как мы неод­нократно убеждались, он был чрезвычайно скромный и застенчивый молодой человек и как мог избегал рекламы и афиширования. Впро­чем, и сейчас еще можно найти двух-трех завистников продолжаю­щих утверждать, будто бы этим "К" был не Квачантирадзе, а Вели­кий князь Константин; но — благодарение Всевышнему! — извест­ный историк и архивариус Чоришвили окончательно опроверг эту версию и отвел Квачантирадзе в эпохальном для страны событие подобающее ему место.

На историческом обеде, кроме царской семьи, присутствовали только Гришка, Квачи, фрейлина императрицы Вырубова и министр двора барон Фредерикс.

После обеда, когда царевич и царевны покинули зал, когда ду­шеспасительная беседа и возвышенные речи иссякли, государыня взволнованно и с дрожью в голосе проговорила:

— Святой отец! Вы всегда были нашим верным другом и надеж­ным советником... Все предсказанное вами сбылось: поражение в войне с Японией, победа над революцией, рождение наследника и многое другое. Поэтому без вас, вы это хорошо знаете, мы не смеем ничего решать.

— И правильно делаете! — буркнул Гришка.

— Откладывать дальше совсем невозможно. Когда вы были у нас в Крыму, святой отец, Ники уже тогда хотел поделиться с вами нашими заботами, но я уговорила его отложить. Теперь же настало время открыть величайшую тайну. Только вы должны помнить, что эта тайна должна быть похоронена между нами шестью: если о ней узнают, страну ждут величайшие бедствия.

Квачи в знак клятвы поднял палец.

 — Не утруждайте себя, князь! — обернулась к нему императри­ца.— Не надо клятв. Совершенно исключено, чтобы избранный друг нашего святого оказался болтуном... Вы, наверное, помните, что пять лет назад, когда началась смута и для России наступили трудные времена, мы решили отречься от престола и покинуть страну. Тогда и нас, и Россию спас святой учитель — сумел переубедить Ники и чуть ли не силой оставил на престоле.