Шаги по...

– Вот я здесь поцарапал. Что видишь? – он ткнул пальцем в место под балясиной.

– Вроде как белка. Или зверёк какой! – Хозяин распрямился.

– Зверёк! Белка! Соболь это!

А значит лестница с Демидовского завода. И лет ей – почти триста!  И тот, кто этот дом строил, уже тогда знал ей цену, иначе бы нахрена в деревянном доме он «ковку» ставил?

Он ещё тогда «пальцы веером» гнул, когда её гостям показывал. Она уже и в то время стоила денег немереных.

Видишь куда лестница-то?  В детскую. В спальню. «Красиво» хотел. Душа пела. Хотел и делал.

– А что нам-то делать теперь? – Хозяин сел рядом с Михалычем.

– Что?! Ломать! Всё ломать! Потом бульдозерами, чтоб ни себе – ни людям, потом гравий сверху и под асфальт.  Под асфальт до следующих поколений! Может те умнее сегодняшних будут! Вся надежда на них!

– Ладно! Ты откуда-то всё это знаешь?

– От верблюда! ...От отца да от деда! Да от их друзей! – насупился Михалыч.

– Ты это… Ты мне всё, что сказал напиши! Ладно?

– Нашел «писателя по штукатурке»!

– По какой?

– О, Господи!  …По сырой! Одни фрески в церквях по ней писали. Другие в тюряге – как людям летать научиться, про то что бога нет, сами во сне летали!

– Понял! Понял!.. Я тебе девочку завтра пришлю с фотоаппаратом, ей и расскажешь. Она всё запишет, сфотографирует.

– Ага! Сфотографирует! И первые обои, что в углу, «зафотографирует»?!

Их сначала снять аккуратно надо! Слой за слоем отмочить! В темноте и водичкой тепленькой.

А если окажется –  «сделано во Франции»?! А на это похоже! Надо ещё искать где шкаф стоял. За ним они цвет сохранили. Тогда на фабрику в Париж лететь надо! За этот образец…  А если крок окажется по размеру? ...Какие вы!..

Ты лучше охрану поставь! А то не будет у тебя здесь ничего за два дня.

Ты думаешь, только у меня батя с дедом были?

Завтра эта лестница будет стоять на «шести сотках» у кого–нибудь и все ваши юристы не докажут, что она не стояла там. Все соседи подтвердят, что «сколько себя помнят, – столько и эту лестницу».

– Понял! – Хозяин схватился за телефон, – А крок! Это во Францию, что такое?.

– Поздно тебе уже слушать про то, что такое «крок».

Да, подожди!.. Тут ещё фундамент смотреть надо!

– А чё там?

– Если гранит – куда ни шло! А если яшма?!

– Кто?

– «Яшма» – говорю! Могли фундамент из яшмы сложить. В то время – запросто! Яшма – второй после алмаза по твердости будет! Стекло режет!

– После алмаза?.. И куда её!

– Господи! Где вы все только родились и жили?!

– Ты это... Ты про яшму – тоже девчонке расскажи. И посиди здесь. Поздно уже. Но ты милиции дождись. Я пришлю. Приедет, –  пост ей сдашь.

– Тогда ты сначала здесь посиди, а я за пивом  схожу, – Михалыч стал спускаться по лестнице.

– Посижу! Посижу!

…Михалыч смотрел на стол, на свёрток, вспоминая своё «крещение».

Сколько этих домов было! По всей стране! Сколько наломали «Хозяева»?!

«Не будь меня – был бы другой!»  – успокаивал он себя.

С другой стороны, за эти годы он только один раз встретил «коллегу». Был он случай в Москве!

…«Коллега» тогда подошел, сел, молча, достал пачку «Беломора», щелкнул по дну, протянул.

– «Беломор» ещё выпускают? – усомнился тогда Михалыч.

– Не для нас! Он идёт по другому назначению! – «коллега» вытащил папиросу и прикурил от спичек.

– И нас... – по другому назначению! – Михалыч облокотился на колени, глядя на кучку стоящих у машин людей.

– Так что-то людям достанется! – «коллега» посмотрел туда же.

– Вот и я себя так уговариваю! – Михалыч потянулся к пачке.

– Батя у меня «ярославский» предпочитал. А потом стал «урицкого» курить! – Михалыч взял папиросу.

– Дым есть, а «Беломора» нет! – «коллега» затушил окурок о каблук. –  Во сколько оценили? Он посмотрел на дом.

– Я не оцениваю. У меня девчонка есть! Она считает! – Михалыч посмотрел на  Ирку, которую когда-то прислал Хозяин.

– А я сам! В семь–восемь! – коллега достал вторую папиросу.

– Больше! Там медь в кладке.

– Видел! Учел! – «коллега» докуривал уже и эту папиросу.

– Урал. Кувандык. Чистая! Учёл? – Михалыч повернулся к коллеге.

– Кто сказал? – он повернулся к Михалычу.

– Ирка сказала! Мы ещё позавчера отправили на анализ, – Михалыч посмотрел на Ирку стоящую между машинами и ими.

– Думаешь следы «голубой крови»? – «коллега» даже не повернулся.

– А что тут думать? Химически чистая медь и в то время – дифицит! А кто дом закладывал? Жить-то надо им! А жить-то хочется!

– Кому–нибудь говорил?

– А кому? Нет никого, кому сказать?!

– А по весу мало! Им вес нужен. Что изменит?! – «коллега» достал третью папиросу.

– На! – Михалыч протянул папиросу, что держал в руках. – Мало! А что сейчас что-то изменит? – он  передумал и закурил «Беломор», вспомнив батю.

– Пойду я! Тут на пачке мой номер телефона! – «коллега» встал и протянул пачку.

– Четырнадцать! Или ещё что есть? – Михалыч встал, улыбнулся, вспомнив загадку из детства.

–  Четырнадцать! Мы уже можем в КВН играть! – улыбнулся «коллега».

– Теперь в КВН не игрют – в КВНе работают! – улыбнулся Михалыч.

– Эт–т–т–т  точно! – «коллега» бросил взгляд на пачку и  пошел к машинам.

…Михалыч придвинул свёрток к себе.

«Московский телеграф»!  На глаза попалось –

«О полиции»

Мы все надеждой занеслись –

Вот–вот пойдут у нас реформы.

И что же? Только дождались –

Городовые новой формы!

Д.Д.  Минаев

Он перевернул газету –  «Август 1881г.»

« …раскол «Земли и Воли» на  «Народную Волю» без Земли…» – выхватил взгляд.– « Ещё накануне нового года 1881 г. Лорис–Меликов представил на утверждение Александра II проект коренной реформы pyccкого государственного устройства, в основу которого…»

Отложил газету и взял скрученные «в трубку» листки.

Листки были вырваны из какой-то тетради.  Их было немного. Желтовато–голубые плотные, они были исписаны черными чернилами ровными рядами букв.

Новые абзацы начинались с еле различимым  увеличением интервала и с «красной строки» далеко отстоявшей от левого края страница.

Страницы начинались со слов –

«…он мне ответил, «что мои исследования траектории движения Луны не могут быть объяснены кроме как наличием чужой воли или желания неизвестного мне разума или безумия.

Я уверен, что данный процесс не является Божественным проявлением, ибо противоречит идее Божественного построения мира, но признать данное явление Диавольским мне не позволяет моя Вера.

Однако, если Диавол и смотрит неустанно на нас Луной, то Господь – Солнце смотрит на него, охраняя нас. И если, по моим расчётам Луна полая внутри, то Земля наша – Матушка несет в чреве своем зарождение нового и опасного для нас». На что я ему ответил, что «не след судить о Воле Господа Нашего, ибо его помыслы недоступны нам – Земным.

А он мне в мартовском письме заметил, что «Что за воля, коль людишкам смерть грядёт!»  Опечален я таким видением мира брата своего. Однако Воля Господня и в этом явственна мне!»

Михалыч отложил листки. Открыл пиво, «сельдь», разломил «городскую».

Он ещё раз посмотрел газету –  «1881год».

«Странно и нехорошо!» – подумал он.

Взял, перевернул несколько листков.

«…очевидно, что надо отличать народ от населения.

Население – есть совокупность живых людей, а народ – это совокупность людей, имеющих не только традиции, но и память о деяниях своего народа, своих предков.  А поскольку «память» – то, что дается не по ублажению и учебе, а по рождению, то дана она в нутро человека, поскольку явления сие были до его – грешного.

А является она и в перегудах сопелки на дневном базаре, и в наличниках домовых,  и в говоре ямщика, давая ему не забыть, что он часть народная.

А поскольку народ и земля неразрывны, то и он – часть земная. А может и где-то суть её, а может и боль её.»