Рассказы, эссе, философские этюды

Прежде чем отвечать на этот вопрос, я хочу уточнить,

что я понимаю здесь под абстрактным искусством. Я буду

относить к нему не только абстракционизм, как таковой, но почти все те направления в живописи, которые развились

после абстракционизма и параллельно с ним и захватили на :

сегодня практически все живописное поле деятельности, присвоив себе и только себе право называться современным искусством. Это и сюрреализм и примитивизм и "поп" и тот изм, который представляет Поллак и прочие. Конечно, все эти измы достаточно отличаются друг от друга, но меня интересует то общее, что в них есть и что отличает их от до абстрактной живописи. Это именно степень абстракции.

  В принципе живопись всегда была в той или иной степени абстрактна, в силу ТОГО ЛИШЬ, что она не есть сама действи

тельность, а в лучшем случае лишь отображение действитель-ности, а всякое отображение - это уже абстракция. Однако думаю, не нужно впадать в, глубокомысленное многословие,

чтобы доказать, что современная живопись в целом, а не

только сам абстракционизм, гораздо более абстрактна, чем

живопись до абстракционизма. Картина Поллака, независимо VOT того, к какому изму она; принадлежит, гораздо более абстрактна любой из абстрактных картин Пикассо, а уже что говорить о Левитане или о Ботичели, скажем. Какой- нибудь вздорный дискуссионер в защиту модерна мог бы возопить, :

что вот де и Микель Анджело искажал пропорции человеческого тела. Но не стану ему возражать. Разница в степени абстрактности всего постабстрактного и предабстракного искусства столь велика, что вполне уместно с точки зрения поставленной мной здесь задачи все современное искусство за несущественными исключениями охарактеризовать как абстрактное.

Теперь вернемся к тому, в чем опасность абстрактного направления для живописи. Црежде всего, что такое абстракция?

Абстракция- это отвлечение от каких-то частностей во имя выделения, обнажения и подчеркивания чего-то главного, что без удаления этих частностей не разглядеть было. Много реалистических картин было написано о войне, но всех их превзошла "Герника", ибо частности и детали этих картин закрывали от нас зловещий и ужасный облик войны в целом. И Пикассо, остро ненавидивший войну, сумел вычленить ее квинтэссенцию. Но "Герника" потому прекрасна и потому искусство, что в ней соблюден главней закон его, закон меры: то ради чего Пикассо абстрагирует и отвлекается от деталей, стоит того, чтобы от них отвлекаться. Это как в моделировании: в принципе можно отвлекаться от чего угодно, но лишь в принципе. Успех модели зависит от того, насколько несущественно для поставленной задачи то, что мы отбросили и насколько существенно то, что оставили. И в этом опасность абстрактного направления в искусстве, которая, к сожалению, реализовалось сегодня в катастрофических масштабах. Абстракция стала убийственно обязательной, предписанной. А вот о том, что передает эта абстракция, ради чего абстракция, сила чувств художника, глубина - об этом просто неприлично говорить в приличном обществе, муве тон.

Когда я говорю о значимости того, ради чего делается абстрагирование в живописи, то не имею в виду значимость только политике общественную, как в "Гернике", /хотя и в ней это не только так/. Я имею в виду Человеческую значимость /летающие женщины Шагала, например/.

И еще одна вещь: искусство не математика, даже абстрактное. Оно должно исходить и быть наполненным человеческим чувством. Абстракция должна быть оправдана не только значимостью выражаемого,  но и силой чувства, силой отношения к передаваемому. Этим и прекрасны картины Пикассо и Шагала /помимо мастерства, что уже само собой/. Сила художника - это не обязательно нечто  синкопированное или как ножом  по стеклу. Это может, быть и очень тихо ; и с  богатейшими оттенками, как во Втором концерте Рахманинова, в симфонии  Калинникова, в картинах Левитана. Но если нет чувств, глубоких чувств, то их заменяют удары цветом и напряженной линией по глазам, синкопированными звуками по ушам, и порнографическими картинками по нашим сексуально нервными окончаниям.

 Я хочу еще раз уточнить, в чем же та опасность, что

 .реализовалась с переходом  всей .живописи в целом за некоторую абстрактную меру. Есть два момента. Первый то, что я уже сказал выше: для абстрактной картины, для того, чтобы она, была действитедьно Картина, произведение Искусства, несущее в себе крупицу Духа Человека, должна быть гораздо более высокая степень концентрации чувств художника в передаваемом, чем в менее абстрактной картине, и если этого нет, то получается "бэ", в лучшем случае поиск технических приемов, представляюших интерес лишь для самого художника и его      собратьев, или нечто чисто декоративное, что прежде подчеркнуто называлось "декоративное искусство" в отличие от "живописи" и вместе не выставлялось даже. В худшем случае - откровенная халтура.  Далеко не каждый, даже одаренный художник имеет сказать человечеству нечто столь значительное и так глубоко волнующее его, .чтобы абстрактная картина его была Картиной. В результате из-за того, что писать то нынче надо только абстрактно, происходит сильное снижение среднего уровня искусства, наводнение его фантастическим количеством халтурщиков, имитирующих всевозможных абстрактных мэтров, которые и сами не бесспорны, но уж их подражатели - сущее ничто.

Вот пример. Идете вы, допустим, по Эрмитажу и видите картину художника школы Тициана, безвестного художника.  Это не Тициан, но это Искусство. А вот современный израильский художник Бек. Большой художник. Возможно, он числится не за абстракционизмом, а за сюрреализмом или еще за каким-нибудь измом, или сам за собой /основал  грушизм), но он - безусловно достаточно абстрактный художник. Израиль просто наводнен его подражателями, которых в старину можно было бы назвать "школа Бека". Но от этой школы сам Бек открещивается, как от чумы. А от их порепаных груш, торчащих из каждого салонного окна в окрестностях Дизенгоф, за версту смердит делячеством и наживой. Конечно, и эти грушисты могут сегодня на время попасть в музей наряду, скажем, с каким-нибудь куском отодранной обои, что непременно выставлен в каждом уважающем себя музее Запада в отделе современного искусства и является, надо полагать, современным эквивалентом картины Иванова "Явление Христа народу". /Судя по почтительному обалдению, с каким взирают на него зрители/. Но это доказывает не то, что и эти груши— искусство, а лишь какой вред причинен искусству нынешним развитием его и насколько одурачено общество.

Второй момент относится к той небольшой части абстрактной живописи,  которая - не откровенная халтура для денег или для сенсации, не технические поиски и находки, и не чисто декоративные достижения, а действительно живопись. Та высокая пронзительность чувств, которую требует абстракция, гораздо легче,  следовательно гораздо чаще, достигается не в сфере нормальных и здоровых человеческих чувств, а в сфере болезненного и ненормального. Даже большинство картин Шагала и Пикассо, выражая гамму чувств глубоко человеческих, несут на себе печать определенной болезненности мироощущения, приближаясь к грани между здоровым и больным. Что же можно сказать о таком художнике, как Мандриан ?  То, что он делает, это, безусловно, не толькоjтехнические находки, новаторство, оригинальность, индивидуальность и прочий новомодный бред. Это, - безусловно, Живопись, исполненная Духа, но какого Духа? - Параноидного. Его картины  выражают острую ненависть не только ко всему тому в человечестве, что заслуживает ненависти, но попросту ко всему человечеству.