Небо остается синим

На лбу выступают капли пота. Лицо горит словно в огне. Идет борьба за жизнь ребенка. И еще за что-то, что легло безмолвной тенью между коридором и ординаторской, но о чем вслух не говорят ни слова.

Ночная тишина, мягкая, как пуховое одеяло, заполняет коридор.

Полночь. Борошнэ нервно теребит золотой крестик. Одну за другой перебирает в памяти новогодние ночи. Ничего не скажешь, они всегда проходили отлично. Праздничный стол, до отказа заставленный снедью, новое вечернее платье, звон сверкающих бокалов… И танцы до изнеможения… Но почему-то именно сейчас она понимает всю пустоту этих ночей. В них прошла ее молодость. А что осталось? Жалкие крохи, как от новогоднего торта. Что она может сделать сейчас для своего ребенка? А вот дочь старого Кочани…

— О-о-о! Что будет с моей девочкой! — стонет Борошнэ, холодея от ужаса.

Впервые пришлось взглянуть жизни прямо в глаза. До сих пор жизнь или щадила ее, или не подозревала о ее существовании. Правда, Борошнэ не любила копаться в своих переживаниях. Давно ее перестало что-либо восхищать или по-настоящему волновать. Когда все дежурили возле кровати умирающего отца, муж отослал ее спать. И она проспала до утра.

А сейчас пришла беда. И даже мужа нет рядом. Наверное, у него что-то неладно на работе, иначе не пришлось бы срочно уехать куда-то под Новый год.

Опять этот взгляд. Глаза дочери старого Кочани. Когда она так взглянула на нее? В затвердевшую кору совести стучится воспоминание. За ним — другое…

…Это было при чехах. Однажды к ней зашел Хинек, молодой человек, офицер, Они уговорились пойти на каток. Перебрасываясь шутками, вышли во двор. Вдруг вдогонку им послышался голос матери:

— Дочка, ты почему так легко одета? Надень-ка синюю шерстяную кофту!

— Синюю кофту? — фыркнула она. В этот момент взгляд ее случайно упал на Магду, дочь старого Кочани, которая вытаскивала из колодца ведро воды. — Может быть, ты хочешь, чтобы я вот так вырядилась, — она ткнула пальцем в сторону Магды и громко расхохоталась, покосившись на Хинека: произвела ли ее шутка на него впечатление?

Мать взглянула на нее укоризненно. Недавно на складе, принадлежавшем отцу Борошнэ, возник пожар и огонь перекинулся в квартиру Кочани. Сгорел весь нехитрый домашний скарб. Конечно, дочке не надо знать о том, что пожар возник не случайно и владельцу склада выплатили крупную страховую сумму.

А Магда с двумя ведрами воды уже бежала мимо них к воротам. Лицо ее пылало, глаза широко раскрыты. Вот-вот брызнут слезы.

Наверное, она услышала ее слова!

Никогда потом Борошнэ не вспоминала об этом случае. Вскоре после этого к ним зашла соседка и с возмущением сказала:

— Вот она, нынешняя молодежь! Эта бесстыдница Магда наотрез отказалась ходить по воду! Вот барыня! Вынужден был пойти ее отец. Ну, старик поскользнулся и…

Дальше она не дослушала и вышла из комнаты. Что ей было тогда до семьи какого-то Кочани!

— Боже мой! — вслух ужаснулась она. — А ведь это из-за меня с отцом Кочани случилось тогда несчастье!

А потом? Потом все переменилось. Советская власть пришла.

Дочь старого Кочани вселили к ним в квартиру, отобрав одну комнату. С этих пор Борошнэ стала ее непримиримым врагом. А Магда смотрела на нее как на пустое место. Это больше всего злило Борошнэ.

Однажды к Магде приехала погостить родственница. Она ожидала ребенка и, перед тем как лечь в больницу, решила несколько дней прожить у Магды. Борошнэ была вне себя. Особенно ее бесило, что эта мужичка уходила после обеда в город на прогулку. Как-то Борошнэ прямо намекнула ей, что лучше бы она помогла по хозяйству. Но женщина посмотрела на нее удивленно, не проявив ни малейшего интереса к ее словам. И вот однажды, перед тем как гостья должна была отправиться на прогулку, Борошнэ в бессильной ярости заперла квартиру на внешний замок, а сама ушла в город. Она от души смеялась, представляя, какое выражение лица будет у этой мужички, когда та обнаружит, что дверь заперта.

Но вышло все по-иному.

Вернувшись, она нашла дверь открытой, в комнате раздавался плач младенца. Пока она бродила по городу, у гостьи начались роды. Кто выломал дверь? Конечно, дочь Кочани. Почему же она не отвезла роженицу в больницу? Неужели было поздно? И вдруг мелькнула мысль: Кочани учится на медицинском факультете! Ей зададут хорошую головомойку. Врач, не имеющий диплома, принимает роды на дому!

Теперь, встречая Магду, Борошнэ следила за выражением ее лица. Она была уверена, что Магду исключат из университета. Но, очевидно, и там уже завелись люди, которые защищали этих нищенок.

А потом?

Магда стала врачом. Вышла замуж. «Врач Мондок, специалист», — говорили о ней с уважением.

Борошнэ неподвижно сидит в кресле. Она боится пошевелиться. Кажется, стоит скрипнуть креслу — и все вокруг взорвется от напряжения.

Пустыми глазами смотрит Борошнэ на матовый абажур. В коридоре мертвая тишина. Лишь где-то вдали за окном лает на луну собака.

Яркий электрический свет усталыми бликами лежит на дверце шкафа, стеклянных приборах ординаторской. Мондокнэ открывает блестящие дверцы шкафа, и целый сноп лучей брызжет на белые стены и черные окна.

Диагноз еще не поставлен. Часы бьют три. Время беспощадно пожирает минуту за минутой, час за часом. А до утра необходимо принять решение!

Врач устало глядит в микроскоп. На какое-то мгновение все исчезает. Нет, сегодня ей не сладить с воспоминаниями!

…Притащив домой ведра, она поставила их на лавку и подбежала к старому зеркалу. Поношенное, разлезающееся по швам пальто, стоптанные мамины ботинки. А в ушах звенели насмешливые слова…

И она решительно заявила:

— Хоть убейте, а по воду я больше не пойду.

Магда до сих пор слышит свой звонкий девичий голос, словно это было не пятнадцать лет тому назад, а вчера…

Чтобы отогнать навязчивые мысли, она берет чью-то старую историю болезни и торопливо листает страницы. Да, симптомы совпадают, точь-в-точь. Это еще раз убеждает ее в правильности своего предположения.

— Но ведь тогда ты поставила диагноз не за одну ночь, — осторожно возражает Ева.

Усталые, измученные, сидят они друг против друга. Яркий свет режет глаза. Исчерпаны все доводы и возражения. Они молча ждут результатов новых анализов.

Чтобы как-то рассеяться, Ева начинает рассказывать забавную новогоднюю историю.

— …Время приближалось к полуночи. Было так весело, и вдруг мой Пишта тянет меня в коридор: «Пошли покатаемся на лыжах!» Сначала я подумала, что он шутит. Но где там! Оказывается, он уже и лыжи приготовил. И мы побежали в горы! Где это видано — кататься на лыжах ночью, да еще за полчаса до Нового года!

На мгновение Магду увлекает ее молодой восторг, ее смеющийся взгляд, звенящий голос. Но что ей делать с воспоминаниями?

…Как была, босая, она выбежала на улицу. Первое, что ей бросилось в глаза, — отцовская шапка — как далеко она откатилась! Отец неподвижно лежал на земле, и вода уже замерзала вокруг.

Больше отец не вставал с постели. В те дни ей казалось, что в глазах каждого встречного застыл суровый упрек: «Ты виновата в этом несчастье!»

Мондокнэ прикладывает ладонь к разгоряченному лбу.

— Магда! Ты меня не слушаешь? — слышится ей обиженный голос Евы.

— Нет-нет… почему же? — смущенно бормочет она. — Ну, и что же было там в горах?

Но Еве уже не хочется рассказывать.

Несколько минут они сидят молча. Потом Мондокнэ, еще раз проверяет анализ, выслушивает ребенка. Она снова целиком принадлежит больному.

— Мне все ясно. Надо принимать решение.

— Но, Магда, ты слишком много берешь на себя!

Убедив Еву, Магда ложится на диван и закрывает глаза.

Ровно в двенадцать ей позвонили из дому, поздравили. Как-то они там без нее? Маленький Андриш, конечно, уже спит и время от времени сердится, даже во сне. А Эмма спит спокойно, тихо. Муж, наверное, злится за испорченный новогодний вечер. Если бы он знал, какая борьба идет здесь!