Сказки для Катастрофы

– Какое же его боевое имя? – спросила Катастрофа.

– Ему дали имя его славного предка, трижды героя полковых учений, заслуженного строевого запевалы. Это имя – Людмила Фёдоровна.

– Он – женщина? – понизив голос, спросила Катастрофа.

– Он – мужчина, – уверенно ответил Буся. – Но его заслуженный предок был женщиной, его бабушкой.

– Но оно не гармонирует с вашими боевыми именами, – засомневалась Катастрофа.

– Ещё и как гармонирует! Ты не слышала нашу поверочную песню.

– Вы ею что-то поверяете?

– Мы её поём на утренней и вечерней поверках. Эй, соратники! – позвал Буся – Споёмте-ка нашу, заветную!

– Иди-ка ты… клиренс у танка почисть! – отозвался Пуся.

– Послезавтра полковой смотр, – напомнил Буся. – Надо тренироваться.

– Действительно, – пробурчал Пися и поднялся с травы. Разглаживая складки на пачке, он сказал: – Младший сержант, подъём!

– Писька водомётная… – ответил Пуся.

– Кто-то давно не отжимался, – заметил Пися.

– Уже встал, – сообщил Пуся и нехотя поднялся на ноги.

– В шеренгу становись! – скомандовал Пися. – На месте шагом марш!

Воины встали рядком, взявшись за руки, как танцующие лебеди, и принялись маршировать, высоко подымая голые коленки. Последовала команда «Запе-е-евай!», и воины, не жалея голосовых связок, запели в такт шагам на мотив «Распрягайте хлопцы коней». Солировал Буся.

Буся:       – Пуся, Буся и Маруся,

Все:       – Дуся, Вася и Махмуд!

Лёлик, Суслик и Сан Саныч,

Три Зайчонка тоже тут!

Буся:       – И наш славный комвзвода Людмила Фёдоровна Гогенцоллерн!

Пися:      – Служу любимым командирам!

– Ну что, имя гармонирует? – спросил Буся.

– Ещё и как! – Катастрофа захлопала в ладоши. – Мальчики, да вам на сцене надо выступать! Только у меня есть вопрос. С Махмудом и Лёликом всё ясно. А кто такие Зайчонки?

– Это наши танкисты, – пояснил Буся. – Экипаж полкового танка.

– – –

Танк был весь нежно-розовым, только пушка – ярко-красной. Рядом на земле сидели танкисты в комбинезонах, основательно заляпанных розовой краской, и сосредоточенно грызли каждый по большой морковке. «Уши» их шлемов были завёрнуты кверху. Рядом валялись кисти и банки из-под краски.

– Здорово, грызуны! – поздоровался Пуся, когда они всей компанией остановились у боевой машины.

– От жемноводного шлышу, – не прекращая жевать, ответил на приветствие танкист, обутый только в один сапог.

– Чего рожи кислые? – поинтересовался Буся.

– А ты попробуй вот это вот жрать по пять раз в день! – сказал тот же танкист, с трудом проглотив кусок.

– А ты не ешь, – посоветовал Пися.

– Ну да! Хулиевна узнает, что недоели – опять танк перекрашивать заставит.

– Это вы который раз его?.. – сочувственно поинтересовался Буся.

– Шестой, – со вздохом ответил второй танкист, у которого и лицо было в краске. Он в сердцах выплюнул недожёванный кусок морковки, потом, спохватившись, воровато огляделся по сторонам и каблуком затоптал его в землю.

– А почему розовый? – спросил Пися.

– Хулиевна сказала: танк, мол, всё равно старый, его издалека видно, что днём, что ночью, так пусть будет какой-нибудь весёлой расцветочки, – пояснил первый танкист.

– А ствол красный – это вы ей назло?

– Да нет. Этот вот специалист не тот колер подобрал, – он отвесил подзатыльник третьему танкисту, на котором розовой краски было не меньше, чем на самом танке. – Пообедаем – перекрашивать будем.

– Девушка, хотите?.. – спросил первый танкист и протянул Катастрофе морковку, которую достал из сапога, прислонённого к танковой гусенице. И добавил обречённо: – У нас её много...

– Спасибо, я не голодна, – отказалась Катастрофа. – Кушайте на здоровье!

– А ваша зверушка будет?

– Он, вроде, плотоядный…

Лопихундрик шагнул к танкисту, взял из его руки морковку и поднёс её ко рту, в котором вдруг обнаружились порядочных размеров резцы. Раздался звук, похожий на визг матричного принтера, и корнеплод бесследно исчез внутри «зверушки».

Последовала немая сцена, которая была прервана стуком морковки, выпавшей из рук «специалиста по колеру».

В следующее мгновение танкисты единым движением протянули Лопихундрику каждый по морковке. Тот сперва помедлил, внимательно осмотрев каждую, затем вдруг сгрёб все три и во мгновение ока уничтожил. Затем настала очередь содержимого сапога. Ликвидация суточного запаса ненавистного овоща не заняла и минуты. Последняя морковка поедалась под аккомпанемент аплодисментов благодарных зрителей. После чего Лопихундрик, который как-то оказался в рост с сидящими танкистами, был удостоен горячих объятий и почётного звания «братан».

– Товарищ прапорщик, разрешите обратиться! – раздалось посреди шумного братания. Голос принадлежал не весть откуда появившемуся солдату, к кирзовым сапогам которого были прикреплены роликовые коньки. Получив разрешение, он сообщил: – Земноводным приказано срочно явиться в штаб.

– – –

На металлической табличке, висящей на двери, чёрным по золотому было написано: «Командир полка п-ник Писсарюк Э.Х.».

– Сюда с животными нельзя! – засуетилась девушка-ординарец со стразиками вместо звёздочек на лейтенантских погонах, когда три «земноводных», Катастрофа и Лопихундрик появились на пороге приёмной.

– Мяу, – сказал Лопихундрик хриплым басом.

– Ой, какая кошечка интересная! Она персидская, да?

– Да. В смысле, мяв, – подтвердил Лопихундрик.

– Вы проходите в кабинет, проходите! Вас там ждут, – сразу подобрела девушка.

Говорят: глаза – зеркало души. Зеркалом души полковника Писсарюк был нос. Величественный, как испанский гранд, он господствовал над остальными чертами лица. Небольшие карие глаза под кустистыми бровями, ярко напомаженный рот и даже пышная причёска в стиле «диско 70-х» всего лишь служили подтверждением его превосходства. Да что лицо! Нос главенствовал над всей монументальной фигурой его обладательницы. Конкурировать с ним за взгляды окружающих мог разве что обширный вырез форменного джемпера. Там, в безбрежной пучине полковничьих грудей крошечной искоркой сверкал золотой кулон в виде автоматного патрона с бриллиантом на кончике пули.

Несмотря на комплекцию, полковник Писаррюк двигалась на удивление грациозно. При виде посетителей она выпорхнула из-за письменного стола, заняв собой добрую половину служебного кабинета. Взорам присутствующих явилось широчайшее основание её фигуры, туго обтянутое форменной юбкой. Основание располагалось на двух столбах, способных выдержать нагрузку моста, перекинутого через реку средней полноводности. Столбы упирались в земную твердь посредством туфель-лодочек камуфляжной расцветки, пятидюймовые каблуки которых тускло блестели вороненой сталью.

– Товарищ полковник! Разрешите доложить! – обратился к «любимому командиру» прапорщик Пися. – Десантно-испытательная группа с полигона вернулась.

– Ах вы лягушечки мои! Жабочки вы мои ненаглядные! – ответила на приветствие полковник. – Ну и как прошли испытания?

– Испытания плавсредства типа «пачка» прошли успешно. Особо отличился младший сержант Пуся.

– Какой же ты Пуся молодец! Пуся-пуся-пусичка! – командир полка ухватила младшего сержанта за щёку и принялась её трясти. – Пусёо-о-оночек ты мой маленький!

– То-то-ва-ва-рищ полковник… Эсмеральда Хулиевна!.. – Пусе стоило большого труда вырваться из нежного захвата, от которого на его щеке осталось пунцовое пятно. «Любимый командир» попыталась восстановить status quo, но подчинённый успел отпрыгнуть за пределы досягаемости.

– Младший сержант Пуся, смирно! – рявкнула она. Её нос побагровел.

Пуся, поняв, что грубо нарушил субординацию, вытянулся в струнку.

– Ну-ка приведи рожу в соответствие с уставом!

На Пусином лице тут же возникло свирепое выражение.