Датчанин Ферн

Тяжелый пряный воздух с нагретых лугов проникает в комнату. Где-то вдали раздается колокольный звон. На другой стороне озера к небу вздымается тонкая струйка дыма, похожая на каплю туши, стекающей по бумаге. Над озером повстречались две чайки. Шесть уток клином проносятся в небе. Перелетные птицы на редкость стремительны. Куда только они летят?

Внизу у самого дома прохаживается доктор Эббесен. Поговорит с мужчинами, улыбнется дамам. Кивает Мартину Ферну, завидев его в окне. Сложив ладони рупором, кричит:

— Господин Ферн! Вам бы пройтись по парку!

— Да, вы правы, сегодня очень жарко! — откликается Мартин Ферн.

— Прогуляться надо! — кричит врач.

— В добрый час.

— Вам надо прогуляться… Вам! — кричит врач, тыча в меня пальцем. Он оборачивается к темноволосому юноше, который сидит на скамье, судорожно сжавшись в комок. Наконец доктор уходит в дом. А юношу вдруг начинает тошнить. Перегнувшись через перила скамьи, он сплевывает желчь. Потом, снова рухнув на скамью, застывает в прежней судорожной позе.

Под окном Мартина Ферна останавливаются пациенты: господин и дама. Нескончаемый диалог вертится вокруг несъедобной пищи, которой пичкают в санатории. Да еще к тому же в воскресенье. Знаете, это уже слишком. Мы не станем это терпеть. Жаркое пригорело. Огурцы были горькие. Рагу — одни кости. А тут еще болезнь.

Показываются другие пациенты. Полный парад недугов. Плывут соломенные шляпы с розами. Огромные дамские шляпы, приколотые длинными булавками. Плывут недуги. Идут печеночники. Сердечники. Ревматики. Желудочники. Душевнобольные. Больные с камнями в желчном пузыре. Почечники. Легочники. Оплывший от жира человек с чудовищно распухшими ногами, опираясь на две палки, прогуливается по дорожке. Шнурки на ботинках не завязаны, словно у какого-нибудь парижского бродяги. Эге, старина, а ты, видно, бывал в Париже, поддеваю я Мартина Ферна. Но он не реагирует. Парад больных продолжается. Среди них Мартин Ферн, восседающий у окна. — Что с тобой, мой друг? — Не помню. Вот это-то и есть его болезнь. Нервная система, легкие, желудок, почки — все у него в порядке. Тело не забыло своих обязанностей. — Я чувствую себя отлично! — заявляю я, но он не желает слушать. Говорит, что болен.

Что вообще я знаю о Мартине Ферне?

Мужчина во цвете лет. Может, даже стареющий. Впрочем, не мне об этом судить. Как вообще живется людям сорока с лишним лет? Я знаю, как бывает в молодости. Ты ощущаешь избыток сил, ты можешь бегать без устали, мчаться на велосипеде. Чувства в тебе бурлят. Ты ждешь свою девушку. Первая сигарета, первый хмель, первая ночь, проведенная с женщиной. Каждое событие запоминается навсегда. Но все это уже далеко.

Меня обступили болезни. Парк так и кишит заразой, сонмами бацилл.

Внезапно Мартин Ферн издает оглушительный вопль, и гуляющие в парке испуганно застывают на месте.

Снова присаживаюсь к письменному столу. Только что зазвонил внутренний телефон, и недоумевающий доктор Эббесен осведомился о моем здоровье. Я заверил его, что чувствую себя отлично. Короткая пауза. Тогда, смущенно откашлявшись, доктор Эббесен разъяснил: если, сидя у окна, человек вдруг начинает вопить, это вполне может быть расценено как приступ безумия. Я обещаю, что впредь Мартин Ферн будет непременно закрывать окно, когда на него снова найдет охота вопить.

Итак, сижу за письменным столом. Я взял новый лист бумаги, в руках у меня авторучка. Что бы мне написать? Что мне очень грустно оттого, что я потерял Мартина Ферна? Не стоит. Все ново для меня в этом мире. Я ни о чем не смогу рассказать. Да и с чего начать и чем кончить?

Но чистый лист бумаги передо мной, и я заполняю его черточками. А одну черту я тяну не отрывая, то вправо, то влево. Бесконечный кружной путь.

Я с гордостью протягиваю свой труд доктору Эббесену, когда чуть погодя он приглашает меня в кабинет.

— Хотите взглянуть на мою работу? — спрашиваю я.

В его глазах вспыхивает любопытство.

Мы сидим вдвоем в его светлом, просторном кабинете. Ничто здесь не наводит на мысль о лечебнице. Нет сверкающей аппаратуры. Нет приборов для измерения давления, пробирок, шприцев. Только вот разве белый халат на моем собеседнике. Зато на мне — один из самых что ни на есть щегольских пиджаков Ферна. А также нарядная желтая рубашка с отложным воротником. И еще светло-серые брюки с безупречной складкой. Все это создает чрезвычайно элегантный ансамбль. Ох и пижон же этот Мартин Ферн!

С минуту доктор рассматривает мой рисунок.

— Да, — говорит он, — очень мило!

— Но ведь вы держите лист вверх ногами!

— Ах, простите!

Он переворачивает лист. Еще с минуту разглядывает его. Затем приветливо оборачивается ко мне. Бумагу он откладывает в сторону.

— Ну, господин Ферн, что вам удалось вспомнить?

— А ничего!

— Так. Ну, а хоть что-нибудь вы помните?

— Вчера, после обеда, в половине третьего я вдруг очнулся в комнате на втором этаже этого дома! Это единственное, что я помню.

Доктор кивает. Посматривает на меня. Все для него важно. Поведение Мартина Ферна, выражение его лица, интонации. В моем распоряжении огромный аксессуар средств. Вот только не знаю, для чего они мне нужны.

— Рассказать вам, кто вы такой?

— Не знаю, стоит ли…

— Вас это совсем не интересует?

— Нет, почему же! Я уже знаю, что мое имя — Мартин Ферн и что мне сорок лет! Вероятно, этого хватит.

— М-мда!

С удовлетворением отмечаю, что он складывает ладони и глубокомысленно кивает. В точности как я ожидал.

— Доктор, — трагически восклицаю я, — неужели я негодяй?

— Перестаньте паясничать, господин Ферн.

— Доктор, умоляю, одно только слово: да или нет?

— Послушайте, господин Ферн, в какой-то мере я вас понимаю, но…

Мартин Ферн исступленно ломает руки.

— Я все вынесу, доктор, — хнычу я, — все, кроме страшной правды.

Он закрывает глаза. Между его бровями ложится строгая вертикальная складка. Рот у него маленький, чувственный, детский. Наверно, он очень обидчив.

— Вам следовало бы отнестись к этому серьезно, господин Ферн!

— Но я серьезен, как могила, уверяю вас! Подавлен раскаянием, дрожу от страха! Интересно, какое преступление я совершил.

— Собственно говоря, вы не совершили никакого преступления, господин Ферн!

— Так! — говорю я. — Сейчас вы откроете мне страшную правду! Имейте в виду, доктор, что всю ответственность за последствия несете вы.

— Спокойнее, господин Ферн! Не будем спешить! Все придет в свое время. А покамест я расскажу вам не больше того, что вы сами хотите узнать… Ознакомлю вас лишь с двумя-тремя фактами… Итак, место действия — Грибсков. Начало марта. Мартин Ферн едет в своей машине.

— Какой марки машина, доктор? Нет, не говорите, я хочу угадать!

Закрываю глаза и напрягаю мозг.

— «Роллс-ройс!» — объявляю я с торжеством в голосе.

Доктор предостерегающе поднимает руку.

— Господин Ферн…

— Мы говорили о марке машины!..

— Марка не имеет значения!..

— Что вы, доктор, для меня имеет! Позвольте, я вторично попробую угадать!

Доктор заглядывает в какие-то бумаги.

— Автомобиль марки «мерседес», господин Ферн!

— Так я и думал. Молодчина Ферн! А какая модель?

— Вот уж не знаю! — с раздражением отвечает доктор.

— Наверно, 219!

— Не знаю. Поговорим о деле…

А дело касается этого злополучного Мартина Ферна — он, видите ли, ехал через Грибсков. В районе Маарума. В своем «мерседесе» неизвестной модели. Была у него с собой бутылка виски.

— Подумать только!

— Да что уж там, — отмахивается доктор, — послушайте, что было дальше.

Была гололедица. Днем лед растаял, но к вечеру снова подморозило. А Мартин Ферн, значит, едет себе на своей машине. Попробуем представить себе этого Мартина Ферна в его «мерседесе». Что случилось на самом деле, никто не знает. Но пока он, значит, едет по скользкой от гололедицы дороге. Едет.

— Ту-ту! Ту-ту! Ту-ту!