Приключения Весли Джексона

- Мы можем спать сколько угодно, потому что поедем вечерним поездом. Будем завтракать, когда все люди обедают.

Мы завтракали только в час дня. Каждый получил по толстому бифштексу с жареной картошкой и луком, который Джо называл "лионез", потом кипящий кофе и яблочный пирог. Это был, пожалуй, самый вкусный завтрак, какой я когда-нибудь едал. Джо велел официанту подать большой пирог целиком, прямо в форме, так что каждому из нас досталось по два больших куска. Кофе могло хватить на целый взвод здоровых парней, но мы долго сидели за столом, ели, болтали и выпили весь кофейник до дна.

- Такой вот завтрак дают человеку, перед тем как посадить на электрический стул, - сказал Джо.

Ну, мы с Виктором были целиком поглощены едой и не обратили внимания на слова Джо, и только много времени спустя я вспомнил эту фразу и понял, что он имел в виду. А тогда мы просто ели пирог, пили кофе и благодарили бога за рождество Христово, которое весь христианский мир должен был скоро праздновать.

После завтрака я заглянул в чикагскую телефонную книжку и нашел в ней человека по имени и фамилии Весли Джексон, но никому об этом не сказал. Я думал, что найду отцовское имя тоже. Я решил заранее, что если найду, то позвоню этому человеку по телефону, кто бы он ни был, и поговорю с ним. Но отцовского имени в книжке не оказалось. Там, конечно, было много Джексонов два или три Эндрю Джексона, по одному по крайней мере из таких обычных имен, как Джозеф, Эдуард, Вильям и так далее, - но ни одного Бернарда. Бернард (Б.П.И.) Джексон. Пометка "Б.П.И." делается в армии для того, чтобы было понятно, что ваше полное имя состоит только из крестного имени и фамилии. "Б.П.И." означает "Без Промежуточного Инициала". У отца нет промежуточного инициала, и у меня тоже. Так вот, я продолжал листать чикагскую телефонную книжку, и так интересно было думать обо всех этих людях с именами и телефонами.

Имена похожи на поэму, и, может быть, стихи Джемса Джонса, которые так любит Джо Фоксхол, действительно самые лучшие в мире, но поэзия имен, по-моему, ничуть не хуже.

Мы побрились, приняли душ, надели свежее белье и наши солдатские ботинки, которые Виктор велел почистить прислуге (а обычно мы их чистили сами), и нашу солдатскую форму, которую Виктор велел как следует отутюжить.

Если б еще не было войны, мы бы чувствовали себя совсем здорово. Мы ведь знали твердо, что никого не обманываем; для нас это было только маленькое развлечение, оно нам досталось благодаря тому, что у нас были деньги и что Джо Фоксхол не был тупым занудой, каких много в армии, и не заставил нас ехать с утренним поездом. Ну хорошо, приехали бы мы в Нью-Йорк чуточку раньше только для того, чтобы несколько дней проболтаться без всякого толка, пока кто-то там сообразит, что с нами делать дальше! Мы знали, что это только игра в шикарную жизнь, которая не может продолжаться долго, и знали, что никого не обманываем.

В поезде мы и на этот раз устроились вполне прилично. Отдельное купе Джо заказал заранее, мы опять бросили жребий, и все сложилось как нельзя лучше, так как на этот раз Джо досталась нижняя койка, мне - верхняя, а Виктору - скамейка.

Эта поездка в Нью-Йорк через всю страну с Джо Фоксхолом и Виктором Тоска была одним из самых чудесных событий в моей жизни.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Весли получает воспаление легких вместо рождественского подарка, обретает в госпитале брата и узнает от Виктора, что собой представляет военный гарнизон в Нью-Йорке

Рождество всегда вызывает в душе какую-то печаль, так что уж говорить о рождестве в Нью-Йорке, в трех тысячах миль от дома. Когда я выходил прогуляться по улицам, я даже по запаху ощущал, как далеко я от Сан-Франциско. Слишком далеко, чтобы очутиться там вот так, сразу, а я об этом только и мечтал - это была тоска по дому. На рождество человек тоскует по родному дому, даже когда ему случается по временам там бывать, а здесь, в Нью-Йорке, меня отделяла от дома вся огромная страна.

Улицы были покрыты снегом и полны красивых незнакомых девушек. Одна за другой проходили они мимо меня, чтобы больше никогда со мною не встретиться. Мне было тоскливо, холодно, одиноко - и ни одной девушки, которую я мог бы поцеловать рождественским утром.

Наверно, поэтому я и схватил воспаление легких.

Меня отвезли в санитарной машине в военный госпиталь на Комендантском острове в нью-йоркской гавани и уложили в постель в огромной палате, полной больных, страдающих людей.

Не стало рождества для Весли Джексона! Такое уж мое счастье - заболеть пневмонией, когда я так мечтал погулять по улицам, петь "Безмолвную ночь", целовать всех встречных девушек. Такова уж моя злосчастная доля - слечь в постель, когда все кругом полно любви и песен.

Не очень-то много было песен и любви в этом госпитале. "О младенец Христос!", это был сущий ад. Когда в кино вы смотрите картину о военном госпитале и видите красивую сестру милосердия, полную нежной заботы и сострадания, - так и знайте, вас обманули. Сиделки совсем не красивы и отнюдь не полны нежной заботы и сострадания. Большую часть времени о вас заботятся не сиделки, а другие солдаты. Ох уж эти мне сестры, бог им простит! Это не женщины, а какие-то полицейские.

Женщина из Красного Креста с мокрым от холода носом и с усами подошла к моей кровати и разбудила, чтобы спросить, не хочу ли я конфетки с рождественской елки. Я не мог удержаться и ответил:

- Нет, не надо. Дайте мне хоть умереть спокойно.

Если хотите знать, кто в этом госпитале ухаживал за больными, я вам скажу. За больными ухаживали больные же. Легкобольные - за тяжелобольными. Они не давали им лекарств, но именно они приносили исцеление. Они садились около кровати и дежурили. Сидели молча. Сидят себе спокойно и молчат, а когда тяжелобольной очнется, он видит - сидит возле него кто-то, он даже не знает, кто-такой, но знает - это брат. Я все это знаю хорошо, потому что, когда я очнулся, мой брат милосердный сидел возле меня. Это был один японский парнишка, который служил в американской армии. Он мне тогда не улыбнулся и ничего не сказал. Просто сидел рядом: он уже выздоравливал и ждал, чтобы и мне стало лучше.