Мой бедный фюрер (СИ)

- Ты неправ, Гестос. Человеку всегда есть, что терять: свободу, любовь, жизнь, наконец. Не только нищие идут за мной, есть среди моих учеников и знатные люди. Взять хотя бы казначея из Капернаума по имени Матфей. Люди верят, что, отказавшись от земных благ, они обретут истинное богатство. У меня много последователей. Количество тех, кто пришел за мной в Иерусалим, говорит само за себя. Люди верят мне, им нужна надежда на спасение, и ради этой надежды они готовы избавиться от своих пороков и провести жизнь в любви к Отцу небесному. И не оставит он любящих детей своих и да ниспошлет им спасение.

- Почему же ни один из твоих учеников не уберег тебя от посланцев синедриона? Почему никто из тех, что следовал за тобой до Иерусалима, делил с тобой кров и пищу, не встал на твою защиту?

- Это не так, Гестос. Там в саду, когда меня пришли арестовывать, со мной было трое учеников – Иаков, Петр и Иуда. Они пытались защищать меня, но я сам попросил их не мешать пришедшим, чтобы те, кого я люблю, не погибли из-за меня. Самый же преданный из них, мой брат Иуда, ослушался и бросился на нападавших. Он с детства защищал меня от обидчиков и был единственным из всей семьи, кто не отстранился и поверил мне. У Иуды при себе всегда был меч, он достал его и отсек одному из нападавших ухо. Они убили его, рассекли мечом его грудь и живот. Остальных я попросил не вмешиваться, чтобы и их не постигла та же участь.

- Как же ты позволил убить родного брата, защищавшего тебя всю свою жизнь?! Почему не вступился за него?!

- Это был его выбор, – спокойно ответил Йешу. – Человек вправе решать, за что и когда принимать смерть. Иуда отдал свою жизнь за того, кого любил, и я сегодня отдам свою жизнь за Господа.

В воздухе повисла пауза. Гестос пристально глядел на сидевшего напротив него пророка.

- Знаешь, Йешу из Нацерета, – произнес, наконец, Гестос, – твои проповеди поначалу забавляли меня, потом, признаюсь, я даже начал проникаться тем бредом, который ты нес. Но скажи мне, пророк, разве можно спокойно смотреть, как убивают родного тебе человека и при этом ничего не делать для его спасения?.. – Гестос не успел договорить, потому что лицо Йешу неожиданно скривилось в страшной гримасе, а сам он повалился на пол и начал биться в сильных конвульсиях. Изо рта его пошла пена, а глаза закатились. Йешу что-то бормотал, но это было скорее похоже на хрипение раненого зверя, чем на звуки, издаваемые человеком. Гестос не знал, что делать, он вскочил и молча смотрел на трясущегося пророка. Приступ длился минуты две, затем Йешу застыл на полу в причудливой и вместе с тем страшной позе.

- Что с тобой? Ты в порядке?

- Да, – еле слышно ответил Йешу. Он с трудом приподнялся и сел, утерев лицо подолом своего порванного хитона. – Со мной случается такое, правда, крайне редко.

- Ты болен? – спросил его Гестос, и в его голосе послышались нотки сострадания.

- Не знаю, у меня это с детства, – Йешу говорил с трудом, видимо он еще не совсем оправился от внезапного приступа. – Каждый раз, когда со мной происходит подобное, я словно засыпаю и вижу перед собой ангела небесного, и он говорит со мной. Он велит мне ходить по земле и собирать вокруг себя праведников Дома Израилева и грешников, что готовы оставить свое прошлое и покаяться перед Господом их, чтобы спастись от конца света, который очень скоро наступит на земле. Он обещает, что истинно верующие обретут вечную жизнь и милость Господа, и я буду в их числе и буду впереди них. Вот и сейчас он явился мне буквально на мгновение. Ангел сказал, что я иду правильной дорогой и что сегодня умру за отца моего и во спасение народа Израильского.

Гестос внимательно выслушал Йешу, а затем спокойно и совершенно серьезно ответил:

- Если ты говоришь правду, пророк, то тебе нечего бояться. Сегодня, когда нас приколотят к столбам, ты окажешься на небесах.

- Ты можешь оказаться там вместе со мной, – ответил Йешу, и его разбитые губы вновь натянулись в добрую, но, из-за засохшей крови и размазанной вокруг рта грязи, жуткую улыбку. – Стоит только покаяться и принять то, что я проповедую. Как видишь, для вечной жизни нужно не так уж и много.

- Я не уверен, что достоин вечной жизни, – улыбнулся в ответ Гестос. – Я сын геенны и, боюсь, мне уже поздно исправляться. Твои слова дурманят разум, словно омег⁴, но я не склонен изменять себе, даже перед смертью. Я прожил паршивую жизнь, но в ней было много того, о чем я не жалею.

- Ты не ищешь легких путей, Гестос.

- Пожалуй. И все же пусть каждый останется при своем.

Вскоре за ними пришли. Легионеры вывели заключенных на улицу и повели по дороге, ведущей из города. Тут же подтянулось десятка три солдат с копьями и щитами. Они окружили приговоренных по бокам и сзади, образовав между заключенными и немногочисленными зеваками плотную перегородку в виде буквы П. Другие легионеры растянулись вдоль дороги, организовав оцепление. Впереди колонны шел человек с табличкой, где были выбиты имена заключенных и преступления, за которые их приговорили к смерти. За ним верхом на коне ехал кентурион и еще двое всадников с копьями. Замыкала процессию тележка, груженная тремя полутораметровыми досками, ведрами, ворохом веревок и инструментами. На улице было не очень многолюдно, многие готовились к началу праздника и занимались своими делами. Попадавшиеся на пути процессии зеваки читали слова на табличке и внимательно разглядывали приговоренных. Некоторые из них кричали, проклиная преступников, но большинство следило за происходящим молча.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, отчего на улице было невыносимо жарко. Гестоса, Дисмаса и Йешу вывели из города к подножию холма, что звался в народе Слоновьим черепом. Поднявшись на вершину, несколько солдат подбежали к повозке и, достав из нее все необходимое, начали укреплять веревками доски к лежащим на земле длинным, в шесть локтей, столбам. Остальные солдаты оцепили место казни плотным кольцом. Десятка три зевак приблизились почти вплотную к холму, чтобы поближе посмотреть, как будут расправляться с несчастными, но легионеры отогнали их подальше, и те, повинуясь, отошли, наблюдая за процессом издалека.

С заключенных сняли кандалы и сорвали одежду, оставив лишь набедренные повязки. Двое солдат подвели Гестоса к столбу и уложили на спину. Сердце его сильно забилось, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Гестоса бил озноб. Солдаты навалились на него, придавив ноги и расставив руки так, чтобы они плотно прижимались к перекладине. Затем к ним подошел еще один легионер, державший в руках гвозди и большой молоток. Увидев это, Гестос начал извиваться. Он попытался вылезти, но опытные солдаты намертво зафиксировали разбойника, не давая ни малейшего шанса вырваться из их крепких рук. Гестос ощутил, как в его левое запястье вогнали первый гвоздь. Он испытал сильную боль в руке, отдавшуюся во всем теле. Второй гвоздь вбили в правое запястье. Солдаты слезли с Гестоса, и он почувствовал, как его вместе со столбом начали поднимать вверх. Боль была невыносимой. Поскольку кроме прибитых рук и небольшой подставки под ногами, его ничего не удерживало на столбе, Гестос повис на приколоченных конечностях, отчего все тело пронзило острой болью. Не в силах больше это терпеть, Гестос закричал. Чтобы хоть как-то ослабить давление на руки он попытался опереться на подставку, но был прибит настолько высоко, что приходилось вытягивать пальцы ног, чтобы достать до нее. Долго стоять в таком положении Гестос не мог – уставали ноги, поэтому он резко опускался и повисал на руках, отчего каждый раз испытывал ужасную боль, от которой чуть не терял сознание. Столб немного оттащили в сторону и, вставив в заранее выкопанную лунку, укрепили, утрамбовав вокруг землю. Когда Гестос вновь попытался приподняться на носочках, он увидел, как прибивают Дисмаса. Тот, как и Гестос, пытался вырваться, но у него получалось лишь безвольно дергаться под насевшими солдатами и во все горло проклинать своих палачей. Спустя несколько минут столб с Дисмасом поставили рядом.