Мой бедный фюрер (СИ)

Дисмас все это время стоял молча, опустив голову. Казалось, он потерял дар речи и уже ничто на свете не заставит его открыть рта.

- Почему второй молчит? – спросил Пилат, указав на Дисмаса. – Ты что, язык проглотил?

Дисмас поднял на Пилата уставшие глаза, в которых читались безнадежность и полная отрешенность от всего.

- Мне нечего сказать, – ответил он.

- Тогда говори ты за него, – обратился прокуратор к Гестосу. – Он тоже лавочник из Яффы?

- Да, – уверенным тоном ответил Гестос.

- Тогда объясни мне, почему на лице у лавочника широкий шрам от ножа? Да и вообще, вы больше напоминаете мне бродяг или разбойников, чем лавочников. Ваша одежда, хотя и не выглядит дешевой, явно вам не по размеру, не говоря уже о том, что у второго она разорвана на груди. Уверен, что вы сняли ее с каких-нибудь бедолаг, на которых напали. Что вы делали вчера вечером?

- Мы прогуливались перед сном, – спокойно объяснил Гестос. – Неожиданно на нас напали солдаты. Они почему-то повалили нас на землю. Что было дальше, я не помню. Вероятно, меня чем-то ударили по голове, и я потерял сознание. – Гестос говорил это с такой неподдельной правдивостью, что, казалось, на мгновение прокуратор даже поверил его словам.

Понтий Пилат пристально посмотрел на Гестоса, а потом перевел взгляд на стоящего с опущенной головой Дисмаса.

- При задержании, у вас нашли ножи и дубинки. Вы всегда берете с собой на прогулку оружие?

- Иногда приходится носить его с собой, чтобы защищаться от разбойников, коих множество бродит в позднее время по улицам Иерусалима, – объяснил Гестос.

- Тогда почему у вас не было с собой ни гроша? Что же вы собирались защищать?

- Главное богатство – это жизнь, – невозмутимо ответил Гестос, – ее-то мы и защищали. А деньги мы оставили у приятеля, что любезно приютил нас с другом в своем доме на время праздника.

- И как же зовут этого приятеля?

- Его имя, – Гестос задумался на секунду, – Иаков.

- Ты складно говоришь, иудей, но отпираться и врать бессмысленно. Человек, на которого вы попытались вчера напасть, уже дал свидетельские показания. Мало того, мои люди задержали вас на месте преступления. Все это дает мне право вынести вам приговор и осудить за разбойничество. – Сказав это, прокуратор повернулся к секретарю.

- Гармизий, запиши, что во вторник двенадцатого числа месяца нисана прокуратор Иудеи, Понтий Пилат, рассмотрев дело о разбойниках Аврааме и Симоне и выслушав показания всех сторон, утвердил смертный приговор.

Пилат жестом приказал солдатам увести осужденных. Гестос попытался что-то объяснить прокуратору, но тот как будто не слышал его слов, он смотрел поверх арестантов, надменно задрав голову. Конвоиры заломили Гестосу руки, и тот молча зашагал прочь, повинуясь действиям легионеров.

Когда заключенных привели обратно в камеру и бросили на каменный пол, силы окончательно покинули их. Гестос понимал, что никакой надежды на спасение у него не осталось. Он не хотел больше бороться за свою жизнь, потому что знал – все решено. Его казнят, и он никогда уже не увидит своего отца, не упадет перед ним на колени и не попросит прощения за все страдания, что принес этому святому человеку.

Кандалы звенели и мешали нормально двигаться, а в животе страшно урчало, но судя по всему, кормить их никто не собирался. Дисмас совершенно осунулся, он сидел в углу, подогнув колени и уткнув в них лицо. Тяжелые кандалы на руках и ногах Дисмаса делали его вид особенно жалким. Гестос несколько раз пытался заговорить с другом, но Дисмас не отвечал, а лишь изредка постанывал и, судя по тихим всхлипываниям, плакал. Оставив всякую надежду привести товарища в чувства, Гестос соорудил из разбросанной по полу соломы небольшую лежанку и, устроившись поудобнее, ушел в себя. Сначала время тянулось невыносимо долго, но день и ночь, вместе с тем, пролетели незаметно. Дисмас никак не проявлял себя, он спал тихо и безмятежно. Заставив себя не думать о неизбежной смерти, Гестос мысленно возвратился в родной дом. В его жизни, кроме детских лет и, пожалуй, событий, связанных с Марией, нечего было вспоминать. Он был еще так молод, но уже внутренне опустошен. Гестос не раз проклинал себя за то, что бросил учебу и связался с Дисмасом. Он презирал в себе слабость, из-за которой не смог вовремя отказаться от распутства и выпивки.

Утром за дверью послышались шаги, а затем жуткий скрежет открывающегося замка. Дверь отворилась, и двое стражников завели в камеру человека, закованного по рукам и ногам. Это был небольшого роста, некрасивый, полный, с длинными, по плечи, волосами и жиденькой бородкой мужчина. Его лицо было в кровоподтеках, местами порванная одежда свисала лохмотьями. Гестос не сразу узнал в мужчине пророка, попытка ограбить которого закончилась для них с Дисмасом столь неудачно.

Дисмас, подняв голову, тоже посмотрел на приведенного. Его будто пронзило током. Он узнал Йешу. Дисмас вскочил с пола и быстро подошел к нему.

- Неужели я сплю?! – воскликнул Дисмас. – Или это подарок всевышнего за мои страдания?!

Йешу стоял, молча смотря на восторженного разбойника.

- Так значит, ты и есть спаситель народа израильского? Ну что ж, приятно видеть тебя здесь. Чего же ты молчишь? Почему не приветствуешь заключенных по твоей вине людей?

- Приветствую тебя, – спокойно ответил Йешу, – но разве я виновник твоих бед? Разве я надел на тебя эти цепи и привел сюда? Или я пытался ограбить тебя позавчера у зарослей мирта?

Дисмас зло посмотрел на Йешу, и его ладонь сжалась в кулак.

- Я слышал, что ты проповедуешь добро. Ты, если я не ошибаюсь, призываешь своих учеников достойно переносить боль и унижение. Ну что ж, посмотрим, как ты сам вынесешь подобное. Я вижу по твоему лицу и одежде, что кто-то опередил меня, но почему-то мне от этого не легче. – Сказав это, Дисмас с размаха ударил Йешу в лицо. Из носа хлынула кровь, и Йешу невольно опустился на колени.

- Довольно, Дисмас! Оставь его, – крикнул Гестос, – он ничего тебе не сделал.

Дисмас обернулся к Гестосу и удивленно посмотрел на приятеля:

- Почему ты защищаешь этого пса? Мы здесь по его вине и я хочу, чтобы он за все ответил.

Гестос поднялся с вороха соломы и вплотную подошел к Дисмасу. В его глазах вспыхнула ярость, казалось, он был готов разорвать друга на куски, если тот не оставит беднягу в покое.

- Нет, Дисмас, – закричал он, – ты виноват в том, что мы попали в тюрьму! Если бы не твои бредовые идеи ограбить Иудейского царя, мы бы сейчас были на свободе, а не гнили здесь!

- А гнить нам долго и не придется, – ответил Дисмас, – завтра нас приколотят к столбам, и мы медленно будем подыхать под палящим солнцем.

- Мы все здесь в одинаковом положении, – Гестос кивнул на безмолвно сидевшего пророка, закрывшего окровавленное лицо руками. – Он тоже разделит нашу участь, хотя, может быть, меньше всего заслуживает этого.

- Мне плевать на него, – ответил Дисмас. – Единственное, что меня сейчас волнует, – это моя собственная жизнь, и если уж меня ждет скорая смерть, то я хочу спросить по полной с того, кто виновен в моих бедах! Ты можешь защищать этого пса, сколько угодно, но я все равно расквитаюсь с ним!

- Единственный, кто заслуживает здесь смерти, – это ты! – крикнул Гестос. – И если ты еще хоть раз тронешь этого бедного человека, я клянусь, Дисмас, что смерть придет к тебе гораздо раньше!

Дисмас попытался было грубо ответить Гестосу, но видя, что тот настроен решительно, отошел в угол и лег на свою кучу соломы. Однажды он уже серьезно ссорился с Гестосом, и это закончилось для него не самым лучшим образом. И хотя Дисмас неплохо владел мечом, он был ниже и физически слабее Гестоса, а потому в рукопашной схватке явно уступал ему.

Гестос подошел к сидевшему на полу Йешу и присел рядом.

- Как твое имя, пророк?

Убрав руки от лица и посмотрев на Гестоса, он ответил:

- Мое имя – Йешу, родом я из Нацерета.

- А я – Гестос. Это римляне избили тебя?