Мой бедный фюрер (СИ)

Саша ГринькоМой бедный фюрер

повесть

Совпадение имен героев этой книги с реально существовавшими или существующими людьми является нелепым стечением обстоятельств или указывает на особенности бытия загробного мира.

- Что со мной?

- Ничего страшного… Вы умерли…

- Но этого не может быть, ведь я…

- Бессмертны?

- Да. Или все это было зря?

- Не волнуйтесь. Вы, действительно, бессмертны… Теперь уже действительно…

Когда белый туман рассеялся, человек в сером строгом костюме поднялся с колен и неуверенно шагнул вперед. Его движения были скованными, а ноги постоянно подворачивались, словно он был облачен в длинную узкую юбку и женские туфли на высоком каблуке. Казалось, человек не видел, куда идет, и шел скорее интуитивно. Так ходят люди, играющие в жмурки. Помните, когда в детстве вам туго завязывали глаза маминым шарфом, а затем, кружа по или против часовой стрелки, отпускали в темное и, как казалось, пустое пространство?..

Человек в сером строгом костюме остановился и посмотрел вверх, где висел желтый диск солнца. Его свет был настолько ярким и чистым, что слепил глаза, вызывая слезы. Неожиданно солнце начало увеличиваться в размерах: было непонятно, то ли оно растет, то ли приближается. Светило резко погасло и превратилось в огромный круг драгоценно-желтого цвета. Когда круг развернулся, стало видно, что это была гигантская золотая тарелка. Она висела в трех метрах над головой человека в сером строгом костюме. В борту тарелки открылась небольшая дверца, из-за которой выглянул мужчина средних лет с коротко стриженой бородой и кудрявыми волосами до плеч. Дополнял портрет неизвестного невероятно длинный крючковатый нос, напоминающий орлиный клюв. Одет мужчина был в синюю простыню, в каких обычно ходят буддийские монахи или банщики.

Из проема вывалилась веревочная лестница, и неизвестный взмахом руки пригласил человека в сером строгом костюме подняться внутрь. Не заставляя себя уговаривать, тот неуклюже вскарабкался по лестнице.

- Вы хотите о чем-то попросить?

- Да. Больше не называйте меня человеком в сером строгом костюме, пожалуйста. Мне неприятно.

- А как же прикажете вас называть?

- Адольф.

- Ну что ж, хорошо, мой фюрер.

Внутри тарелка оказалась весьма уютной. На полу, поверх паркета, лежал персидский ковер. В центре располагался стеклянный журнальный столик, рядом с ним стояли два мягких кресла причудливой формы, но, судя по всему, очень удобные. В дальнем углу потрескивал углями камин. На стенах из красного кирпича висели черно-белые фотографии в рамках из серого металла.

- Прошу вас, присаживайтесь, – человек в синей простыне указал на одно из кресел. – Чувствуйте себя как дома, если, конечно, дома вы чувствовали себя уютно и спокойно.

- Благодарю вас, мне вполне спокойно, – Адольф подошел к креслу и медленно погрузился в него, словно в теплую ванну. Оно действительно оказалось очень удобным, и Адольф почувствовал, как его веки мгновенно налились тяжестью. Человек в простыне сел в кресло напротив:

- Хотите что-нибудь выпить?

- Нет, спасибо, я не чувствую жажды. Почему-то мне сейчас ничего не хочется, только молча смотреть на пылающий в камине огонь.

- Это вполне естественно. Так чувствуют себя все, кто сюда приходит.

- Почему?

- Мертвому огонь способен заменить любые потребности. Никогда не задумывались, почему в старину умерших сжигали на костре?

- Традиция… наверное.

- Скорее, хорошо развитая интуиция предков.

Языки пламени рисовали тенями на кирпичных стенах причудливые и бессмысленные узоры, и в этих узорах была такая вечная безмятежность, что Адольфу хотелось, не отрываясь, смотреть на них, медленно проваливаясь в бесконечную пустоту.

- Вы обрели покой, вы рады?

- Не знаю. Скорее рад, чем нет – я, признаться, ожидал несколько иного приема.

- И чего вы ждали?

Адольф на секунду задумался:

- Я готовился к вечным мукам.

Человек в простыне улыбнулся:

- От вечных мук не застрахован ни святой, ни грешник. И, кстати, еще неизвестно, что лучше – ежечасно испытывать душевную и физическую боль или медленно терять остатки рассудка, глядя на вечный танец огня.

- Мне по душе второй вариант.

- Я так и думал. Однако вас ждет нечто иное.

- И что же?

- Узнаете. Всему свое время.

Золотая тарелка была комфортабельным транспортным средством, «Чашей выбора», как объяснил Георгий – обладатель синего одеяния. Когда она приземлилась, оба пассажира спустились по веревочной лестнице вниз и двинулись в сторону высокой треугольной башни из такого же желтого, как и «Чаша выбора», металла. Поднявшись на лифте, спутники прошли несколько метров по коридору и остановились у массивной деревянной двери с металлическими клепками и ручкой в виде бараньей головы.

- Ну что ж, Адольф, на этом наши пути расходятся, – улыбнувшись, сказал Георгий. – Вот ваша дверь.

- И что меня ждет за этой дверью?

- Ни что, а кто. Прощайте. – Георгий развернулся и зашагал прочь, оставив после себя лишь сгорбившийся под собственной тяжестью знак вопроса.

Адольф нерешительно толкнул дверь…

Кабинет, расположенный за дверью, был достаточно светлым. В окружении высоких, уходящих в потолок полок с выдвижными шкафчиками, стоял громоздкий письменный стол из красного дерева. За столом сидел Сталин. Во рту он держал трубку и время от времени глубоко и вдумчиво затягивался. В руке у него была шариковая ручка, которой он старательно записывал что-то в лежащей на столе тетрадке.

- Как ви думаэтэ, вилька и тарэлька пишутся с мягким знаком? – с сильным грузинским акцентом спросил Иосиф Виссарионович, не отрывая глаз от тетради.

- Честно говоря, не знаю, – ответил Адольф, несколько удивившись такому вопросу. – Я не силен в русской грамматике.

Сталин поднял голову и, внимательно посмотрев на Адольфа, заговорщицки ему подмигнул:

- Да, я если признаться, тожи нэ очен… Как добрались? Фсо харашо?

- Спасибо. Добрался с комфортом.

- Жуков нэ приставал са сваэй филасофиэй?

- Кто, простите?

- Маршал.

- Не думал, что он именно так выглядит.

- Здэсь фсе виглядят так, как они сэбя ощущают… Я би с вами поболтал, канэшно, но врэмини сафсэм нэт. Руский язык учу. Пока усвоил толка ЖЫ и ШЫ, и нэкоторые бэзударные согласние. Ви сейчас с товарищем Хрущевым пайдети в ващю комнату пака. Он вам фсо пакажит и раскажит. Встрэтимся пожи. – Сталин отложил ручку и снял трубку массивного черного телефона, стоящего на столе:

- Хрущева ка мнэ! – крикнул он.

Через несколько секунд дверь за спиной Адольфа открылась, и в кабинет зашел невысокий коренастый мужчина лет сорока пяти, в черной кожаной куртке и спортивных штанах с лампасами. С его шеи свисала толстая золотая цепь с мощным крестом, а голову покрывала кожаная кепка. На синих от наколок пальцах красовались два увесистых перстня.

- Звал, командир? – обратился вошедший к Сталину.

- Никитос, правади, пажялуста, товарища в ево комнату, пускай отдахнет с дароги.

Хрущев смерил Адольфа взглядом и указал на выход.

Они шли по длинному коридору, по обеим сторонам которого располагались двери различного цвета и размера. Одни из них в ширину не превышали тридцати сантиметров, другие были очень широкие, третьи и вовсе не походили на двери – это были узенькие полоски, уходившие высоко в потолок.

Пройдя молча, как показалось, минут десять, Хрущев неожиданно заговорил:

- Так это ты, стало быть, Гитлер?

- Да, а что? – Адольф подумал, что с Хрущевым можно найти общий язык, и решил вести себя максимально непринужденно.

- Так, интересуюсь просто. Ты у некоторых наших пацанов в авторитете, а вот другим совсем не нравишься.

- А я не пиво с похмела, чтобы всем нравиться, – весело ответил Адольф.

- Тонко подмечено, в натуре, – рассмеялся Хрущев. – Ты, я смотрю, остряк, здесь таких любят. Только не переборщи с остротами, а то на перо посадят, не успеешь опомниться. Здесь свои правила, так что не выпендривайся. Понял?