Они были не одни

Таков был Каплан-бей Душман, сын Зюлюфтар-бея Душмана, связанный узами родства со многими другими беями, по линии то ли матери, то ли жены, то ли бабушки и дедушки! Большая у него родня — ничего не скажешь.

С тех пор как бей возвратился в Албанию, еще ни разу крестьяне не осмеливались ему противоречить, а тем более отказываться от уплаты оброка. Если бей уезжал за границу, деньги с крестьян его поместий собирал кто-нибудь из родственников и высылал ему туда, где он находился.

Какой же дьявол мутит теперь его крестьян? Сейчас ему нужно найти такого кьяхи, который мог бы сломить дух непокорности в этих бунтовщиках. Он не имел оснований быть недовольным своими кьяхи, но для этого нужен человек еще более жестокий, более суровый — такой, чтобы крестьяне трепетали от страха, только заслышав его голос. Один из близких друзей бея порекомендовал ему на эту должность некоего Кара Мустафу, уроженца Мокры.

Кара Мустафа — молодец, которого боялась вся округа настолько, что ему никогда не приходилось дважды повторять своих приказаний. На него можно было положиться.

— Вот такой человек мне и нужен! Я слышал о нем и от Малик-бея и от Кьязим-бея! — ударив кулаком по столу, воскликнул Каплан-бей, когда приятели, сидя с ним в кафе, посоветовали нанять Кара Мустафу.

И в Мокре, и во всей округе Корчи имя Кара Мустафы вселяло в крестьян страх. За дерзкое слово он собственноручно убил двух человек. Случалось, что он попадал в тюрьму, но удивительно быстро оттуда выбирался, и его снова можно было увидеть разгуливающим на свободе — Кара Мустафа сразу же устраивался либо сейменом, либо управителем поместья у какого-нибудь бея. В последнее время он обосновался в своем родном селе Мокре. Но и здесь пошел по своей проторенной дорожке: убил за смелые и прямые слова одного крестьянина, по имени Аслан Чена, — человека, которого все в селе любили и уважали. Года два назад Чена как-то сказал ему:

— Послушай, Кара Мустафа! Образумься, перестань притеснять народ, ведь ты губишь и женщин и малых детей!..

Но Кара Мустафа не такой человек, чтобы выслушивать нравоучения от какого-то Чены! И он тогда же пригрозил, что тот дорого заплатит за свои дерзкие речи. Когда Мустафа вернулся в село, бедный Чена поплатился за них головой.

Жандармы арестовали убийцу и препроводили в Корчу, в тюрьму. Вот уже два месяца, как он там сидит. Но Кара Мустафа понадобился Каплан-бею, чтобы держать в повиновении непокорных крестьян Дритаса, стало быть, Кара Мустафу надо освободить из заключения. Подумаешь, велика важность, что он убил у себя в Мокре какого-то дерзкого мужика! Разве мало их там осталось?

Каплан-бей написал в Тирану, и через несколько дней Кара Мустафа оказался на свободе, даже и не представ перед судом. Каплан-бей продержал его две недели при себе в Корче: хотел хорошенько втолковать ему, в чем будет состоять его новая работа, а заодно убедиться, можно ли вполне доверять этому человеку.

Все это время Кара Мустафа ходил по пятам за своим хозяином, насторожив, как заправская гончая, уши, изучая повадки и склонности своего господина, чтобы лучше ему угождать.

Хотя Каплан-бею уже под шестьдесят, но на вид ему нельзя было дать больше сорока пяти — настолько хорошо он сохранился. Раза три-четыре в неделю вечером он исчезал из своего дворца и отправлялся в южную часть города, где снимал дом. Часто он оставался там до утра и всю ночь предавался разврату с женщинами, которых при посредстве старых своден ему поставляли друзья. Ключи от этого таинственного дома хранились у толстой смуглой старухи — доверенной Каплан-бея. Говорили, что она бывшая кормилица бея и дом этот нанят для нее. Когда бей на лето перебирался из Тираны в Корчу, по ночам этот дом жил веселой, бурной жизнью. Здесь собирались близкие друзья бея: почтенные депутаты, беи, богатые купцы, иногда даже префект и комендант города. Они пьянствовали и играли в карты; к этому занятию обычно приступали ранним вечером и заканчивали его лишь наутро. Раза два в неделю здесь устраивались развлечения иного рода: в них принимали участие женщины, которых привозили с собой друзья бея. Ничего приятнее таких встреч нельзя было себе представить! Однако в этих увеселениях участвовали не женщины легкого поведения, которые предаются разврату ради денег, — такие попадали сюда лишь изредка. Нет, женщины приезжали, чтобы доставить себе удовольствие: пить, смеяться, развратничать; это были дамы из общества. Здесь они назначали свидания своим любовникам и, возвращаясь домой, часто увозили с собой ценные подарки своих щедрых поклонников: то золотое ожерелье, то браслет с драгоценными камнями.

Когда Каплан-бею надоедала шумная компания веселящихся друзей, он уединялся в отдельной комнате со своей избранницей и проводил там ночь.

Как-то раз бей услаждал себя обществом молодой цыганки, пленившей его не только своей красотой, но и замечательным пением. Он пил и закусывал, а эта плутовка, как любил называть ее бей, сидя у него на коленях и лаская его, напевала свои таборные песни. Она удивительно хорошо пела… В такие минуты Каплан-бей терял голову и превращался в ее раба: он вытаскивал из кармана все деньги, что при нем были, и бросал к ее ногам, а затем хватал эти маленькие босые ноги с блестящими раскрашенными ноготками и принимался страстно их целовать, шепча при этом имя, которое не было именем этой цыганки: «О Дольма Бахче, Дольма Бахче!..»

Раньше бею в этом доме прислуживал его старый сеймен Дервиш Лаке. Теперь же на эти две недели он взял сюда нового кьяхи, чтобы испытать его верность и расторопность. И Кара Мустафа старался изо всех сил, бодрствуя ночи напролет. Правда, закусок и раки у него было вволю. К полуночи в превосходном настроении он обычно отправлялся на кухню, к старой кормилице бея. Заигрывал с ней, даже лез целоваться, — все только для того, чтобы получить угощение, а она покрикивала и просила не мешать стряпать.

Первая жена бея умерла несколько лет назад. Вторая жена, госпожа Тидже, хотя ей уже было за сорок, превосходно сохранилась: полная, краснощекая, с большими черными глазами, окаймленными густыми бровями, с пышными волосами, иногда завитыми по последней моде, иногда скромно зачесанными назад. Как ни старался новый кьяхи, но ему никак не удавалось ни хорошенько рассмотреть, ни поговорить со своей госпожой. У нее была своя служанка Мереме, красивая девушка лет четырнадцати, сирота. Она поступила в услужение, чтобы прокормить своих двух маленьких братьев. В доме бея, кроме нее, было немало женской прислуги: повариха, судомойка, прачка, поломойка… Сеймены же либо слонялись без дела по двору, либо сидели в предназначенной для них комнате нижнего этажа. Кара Мустафа был человеком любопытным и повсюду совал свой нос, но ничего интересного так и не обнаружил.

Бывали дни, когда и госпожа Тидже исчезала из дворца. Куда она отправлялась, одному аллаху известно. Бей и его супруга не отдавали друг другу отчета в своих действиях, и каждый жил в свое удовольствие. Тем не менее иногда между ними вспыхивали ссоры, и шум поднимался такой, что становилось страшно: можно было подумать, что там, в верхних комнатах, грызутся собаки. И всякий раз в этих распрях первым складывал оружие Каплан-бей.

От первой жены у бея осталось двое детей: сын и дочь. Сын, Сефедин-бей, прославился на всю Корчу и ее округу своими дикими выходками. Ни за что ни про что он мог хватить кулаком первого встречного, войти в чужой дом и перевернуть там все вверх дном. Его боялись, как говорится, даже младенцы во чреве матери. Но все его проделки оставались безнаказанными. В описываемое нами время он отправился со своим сейменом в отцовское поместье в Малике, чтобы посмотреть, как там идет работа, а главное — поиздеваться над крестьянами.

Дочка бея, Сания, целые дни проводила в обществе своих подруг и светских молодых людей; любила наряжаться, постоянно меняла туалеты, завивалась у модного парикмахера. Все эти подробности о семействе бея Кара Мустафа узнал от Зельки — поварихи, с которой сразу же установил самые тесные дружеские отношения, главным образом ради того, чтобы получать куски пожирнее да повкуснее.