Дело о ртутной бомбе

Митя. Натурально зевнул, его и правда клонило в сон.

Максим Даниилович встал.

– Ну что же, пошли, отрок… – Наверно, в давние-давние времена классный наставник таким тоном приглашал упрямца в комнату, где скамейка и березовые прутья.

Но Митя зевнул еще раз и пошел без дрожи. Только опять проклюнулось сквозь усталость любопытство: "А все-таки чем это кончится?" А еще опасливое: "Вдруг внутри что-то лопнет и разревусь?" Но до этого было, кажется, далеко.

В кабинете директора все оказалось по-прежнему. Наверно, педсовет не вставал из-за стола и даже не менял поз.

Жаннет быстро глянула на Митю, незаметно повернула к нему свой блокнот. Митя видел его листы, а те, кто за столом, – не видели. На белом развороте было крупно написано: "Они позвонили отцу. Скоро придет".

"Ну и слава Богу! А то сколько еще продержусь?"

Он кивнул Жаннет ресницами: все в порядке, мол. И услышал Киру Евгеньевну:

– Что скажете, Зайцев? Надумали что-нибудь?

– Что? – сказал Зайцев.

– Я спрашиваю: набрались ли вы мужества, чтобы сказать все как есть.

"Когда скажу, вот огорчитесь-то…"

– Мы ждем, Зайцев!

– Чего?

– Да он просто издевается! – взвизгнула "музыкантша" Яна Леонтьевна.

– Похоже на то, – согласилась не сей раз директриса.

Митя глотнул слюну. Искоса глянул на Жаннет, но она возилась с футляром своего "Зенита". Тогда Митя сказал:

– Кто над кем издевается? Максим Данилович… Дани,илович… сейчас уговаривал: виноват или нет, а все равно признавайся, это система такая.

– Ты, сударь мой, совершенно не так меня понял!

"Еще и вертится! А такой хороший на уроках. "Друзья мои, нет ничего увлекательней науки географии. Это наука наук. В ней никогда не угаснет романтика открытий!" И отглаженный, как мужская модель на показе костюмов…"

Опять вступила Галина Валерьевна:

– Виноват ты или нет, вопрос не стоит. Мы это знаем и так. Важно, чтобы ты признался сам. Так же, как признался твой дружок из шестьдесят четвертой школы.

– Господи, да в чем он признался-то?

– В том, что знал о твоих планах! В том, что участвовал в них! В том, что помогал тебе! Кажется, даже ходил с тобой к телефонной будке!.. Впрочем, это не важно. Главное, что он "раскололся", как принято сейчас говорить! Мы позвонили в ту школу, там его взяли в оборот, и он честненько выложил все!

"Врут?"

– Они что, пытали его?

– Не говори глупостей! Просто оказалось, что у него есть остатки совести!

"А если бы и пытали! После такого папаши он привык ко всему…"

И Митя потерял интерес. Чуть не зевнул опять.

И вошла мама.

2

Митя не сразу понял, что мама. Просто увидел шевеление педсовета, ощутил движение воздуха от двери. И тогда глянул налево.

Мама стояла в темном дверном проеме. Она была в легком желтом плаще, и свет из окна – хотя и не солнечный, но яркий – охватывал ее, как золотистое осеннее деревце. Мамины американские очки хрустально блестели. Мама надевала их не каждый день, а только при важных случаях. Была мама стройная и маленькая, как