Дело о ртутной бомбе

анка, вы его сломаете!.."

Елька обычно помалкивал. Только один раз спросил:

– А это что за бородатый дяденька среди картин?

– Это папа… Он художник. Он сейчас живет в Петербурге.

Елька виновато засопел. Митя – заодно с ним. Больше не спрашивали, и так все ясно…

Был среди снимков портрет, который то и дело притягивал Митин ревнивый взгляд. Белокурый, с растрепанными волосами, мальчишка его, Митиных, лет. Улыбчивый такой, с искорками в глазах.

Один раз, когда не было Ельки, Митя сказал самым небрежным тоном:

– Хороший снимок. Это кто?

– Это Стасик, мой брат.

– Брат? А… он где?

– Далеко. Это ведь давний портрет. Не я снимала, а мама, десять лет назад.

Было в голосе Жаннет то же спокойствие, что и тогда, в разговоре про отца. И Митя опять примолк.

Между делом подошло первое сентября. Просто свинство, как быстро кончается август! В первый учебный день вышел номер "Гусиного пера" – со снимком и короткой заметкой о "картофельной операции". Митя опасался шумных дразнилок, но на фото почти не обратили внимания (так, по крайней мере, тогда Мите казалось). Несколько раз подтрунили в классе – и дело с концом. Наверно, потому, что на первом плане был не Зайцев, а какой-то незнакомый пацан-акробат.

Митя и Жаннет учились теперь оба в первую смену, а четвероклассник Елька в своей шестьдесят четвертой школе – во вторую. Он прибегал к Жаннет прямо с уроков. Первые несколько дней стояла летняя жара, и Елька появлялся все в той же корабельно-штурвальной одежонке, только с обшарпанным рюкзачком за плечами. Скинет его у порога, а сам – на шкаф, на привычное место. Был он беззаботный и радостный: видимо, время печальных воспоминаний и страхов кончилось.

Потом наступило зябкое ненастье. А Елька явился в прежнем виде, только поверх рубашонки – редкая, как авоська, вязаная безрукавка. Сперва решили, что это он так, по "летней инерции". Митя лишь сказал:

– Схватишь опять какую-нибудь чахотку, дурья голова.

– Не-а…

А следующим вечером Елька прибежал опять такой же. Жаннет испуганно заругалась на него:

– Тебе что, лето на дворе?! Пень еловый!

– Я поспорил с пацанами в классе, что буду закаляться до октября, – а сам со шкафа тянул к горячему увеличителю покрытые гусиной кожей ноги.

– Ты уже дозакалялся один раз, – напомнил Митя. И вдруг догадался! Спросил прямо:

– У тебя, что ли, нет ничего теплого?

– Ну… есть. Только изодранное. И тесное… Мама Таня скоро получит зарплату и купит костюм, она уже присмотрела…

Митя торопливо заворошил в голове: что у него есть для Ельки – такое, из чего вырос, а износить не успел. А Жаннет вышла из чулана и вернулась с вельветовыми брюками и пестрым свитером.

– Ну-ка, Ельник-березник, слазь. Надевай… Кому говорят!

– Да не надо… Она правда скоро купит…

– Ты мне порассуждай! Сейчас получишь ниже поясницы!

Елька влез в свитер. Тот был в самый раз. А про брюки Елька сказал с сомнением:

– Девчоночьи…

– Балда! Не знаешь, чем девчоночьи отличаются от мальчишечьих? Посмотри