Дело о ртутной бомбе

ем ты подумал. "Даже здесь он не хочет оставить меня в покое".

– Правильно, – сказал Митя. Понюхал и отодвинул суп. Посмотрел на котлету и тоже отодвинул – на край тарелки. Начал нехотя цеплять вилкой пюре.

– А ты держишься молодцом, – заметил Максим Даниилович.

– Как же мне еще держаться, если не виноват?

– А вот здесь ты заблуждаешься…

– В чем? Что не виноват?

– В том, что придаешь этому факту значение. Какая разница: виноват или нет?

– Как это? – первый раз по-настоящему растерялся Митя. Уронил с вилки пюре на брюки.

Молодой доброжелательный географ, которого любили ученики (и главное – ученицы), объяснил почти ласково:

– Пойми: с одной стороны – ты, с другой – весь школьный механизм. Это с и с т е м а. Системе сейчас безразлично, виноват т ы или кто-то иной. Для администрации главное – что? Найти виноватого поскорее. Чтобы спустить дело на тормозах, дать тебе выговор и отчитаться в районо, что вопрос исчерпан. Чтобы высокое начальство не сделало крупных выводов. А то, глядишь, и зарплату начнем получать через пень-колоду, после самых заштатных школ. Кому это надо?.. И, кстати, ты правильно говоришь: "Вы меня обвиняете, потому что я тут недавно". В самом деле, ты удобная фигура. И никуда не денешься.

– Но если я правда не виноват!

– Я понимаю тебя… Но ты виноват в другом. Ты пытаешься противостоять системе. А это бессмысленно. И она этого не прощает… Ты, наверно, слышал про репрессии в тридцатых годах?

– Ну…

– Думаешь, все эти следователи, судьи в трибуналах и тройках и прочие деятели НКВД не понимали, что приговаривают невиновных? Прекрасно понимали. Но они действовали внутри тогдашней системы. Какой именно – другой вопрос. Кстати, любая система лучше всеобщего разброда и анархии, но это отдельный разговор… Тогдашняя система диктовала именно такое поведение. И вот что интересно: понимали это и обвиняемые. И тоже вели себя соответственно. Недаром тысячами признавались в том, чего никогда не делали…

– Вы хотите, чтобы опять стало так же? – тихо спросил Митя. Его прадед, инженер Федор Федорович Зайцев (интеллигент во втором поколении) в тридцать девятом году сгинул на Колыме. Осталась фотокарточка, где он держит на руках мальчика в матроске и бескозырке с надписью "Красин" – Митиного дедушку.

– Я ничего не хочу, милый ты мой, – проникновенно объяснил Максим Даниилович. – Пойми только: времена те ушли не совсем…

– На моего прадедушку написал донос товарищ по работе, – сумрачно вспомнил Митя. – Интересно, какой гад наклепал на меня?

– Едва ли ты это когда-нибудь узнаешь. Системе это не интересно, ей важен результат. А логичнее всего тебе было бы сказать: "Ладно, наплевать, я признаюсь". Для общей стабильности лицейского бытия.

– А как же справедливость?

– Справедливость – это понятие из житейской логики. А есть еще логика политическая. Они разные по своей природе. Обе правильные, но разные. Как эвклидова и неэвклидова геометрии. Слышал про такую, про неэвклидову? Это когда искривляются пространства…

Митя