Переулок Солнца

Словом, невеста получилась хоть куда.

Свадьбу назначили на феррагосто^[6], чтобы мясник смог использовать_на свадебное путешествие в Венецию те три праздничных дня, в течение которых магазины закрыты. Все было сделано без помпы, нс прилично. Праздничные столы были накрыты в доме невесты, но расходы взял на себя жених. Приглашался каждый, кто показывался на пороге. Учитель произнес небольшой спич, который растрогал пожилых гостей и навел скуку на молодежь. Зораида выпила и наговорила больше глупостей, чем обычно. Наконец молодые уехали.

После праздника соседки пришли помочь Нунции прибраться в комнате, перемыть чашки и стаканы, а заодно поздравить ее и посудачить о невесте. То и дело слышалось:

— Ясно, так она и сказала.

— А смелая!

— Понятно, нужно быть смелой, чтобы решиться.

Уже к вечеру, высунувшись в окошко, чтобы подышать свежим воздухом, Нунция вспомнила об Арнальдо и Блондинке. Они одни не были приглашены! Прачке стало как-то совестно. Теперь, когда ей уже не нужно было заботиться о своей дочке, она могла позволить себе быть снисходительной и великодушной к другим. В конце концов, говорила она себе, Арнальдо здесь родился и вырос и, по сути дела, никому не причинил никакого зла. А Блондинка? Что же с того, что они не обвенчаны? Это их дело. Повинуясь внезапному порыву, Нунция захватила пригоршню конфет и направилась к двери напротив.

Ей открыла Блондинка, и Нунция в первый раз за все время поздоровалась с ней. Она ожидала встретить ледяной прием, но неожиданно увидела перед собой робкое и смешное существо.

— Я решилась принести вам пару конфет… — проговорила Нунция. — Вы нас мало знаете, но от конфет молодоженов никогда не отказываются. Они, говорят, приносят счастье.

Блондинка улыбнулась и пригласила ее войти. Обе чувствовали себя не в своей тарелке, но когда Блондинка предложила чашку кофе, прачка, чтобы не показаться невежливой, согласилась. Отхлебывая кофе, она рассматривала соседку, которая вблизи в своем халатике казалась еще более хрупкой и худой.

Разговор не клеился. Обе чувствовали себя неловко, потому что никак не могли отделаться от мысли, что столько времени без всякой причины считали себя врагами. Они все время старались вспомнить, как и почему это началось.

Уже прощаясь, Нунция сказала:

— Ну вот, и осталась я одна.

Блондинка печально улыбнулась.

— А я всегда одна, — прошептала она.

У Нунции сжалось сердце. Она ушла, твердо решив зайти к Блондинке еще раз, и потом целый вечер поносила в душе соседей за их болтовню, которая не приносит ничего кроме зла. В действительности же она просто старалась заглушить в себе угрызения совести.

И где ее подцепил Арнальдо? Откуда она? Кто знает… Ночью Нунция долго ворочалась в постели, кляня жару и комаров.

Она думала о молодоженах, которые едут сейчас в Венецию. В Венеции улицы всегда под водой, и там нужно ездить в гондолах. У учителя тоже есть гондола, не настоящая, а чернильница. Вьоланте три дня пробудет в Венеции. Да, кому везет, а кому не везет… Блондинке, конечно, хуже.

С рассветом Нунция была на ногах. Теперь уже ей больше не надо будить Вьоланте. От этой мысли она почувствовала в душе какую-то пустоту. На канал ей тоже не нужно идти, потому что на феррагосто все клиенты уехали за город.

Она высунулась из окна, окинула взглядом еще закрытые окна и улыбнулась.

— Бедняжка, — пробормотала она, — Спит. Здоровье-то у нее, должно быть, не ахти какое. Может, постирать ей что-нибудь, все польза будет. Скажу ей при первом удобном случае.

Конечно, она еще постучится в дверь напротив — она это знала.

8

Церковь Святой Ромуальды прилепилась на углу Переулка Солнца, улицы делла Биша и пустыря. Она совсем закрыта соседними крышами, и заметить ее можно, только подойдя чуть ли не к самой паперти. Гнусавый звон колокола этой нищей, с обрубленной колокольней церквушки так же мало почитается прихожанами, как и святая, которая этой церкви покровительствует. Священников сюда посылают не иначе, как за провинности, и все они, как правило, влачат здесь жалкое существование.

Происходит это не столько потому, что прихожане недостаточно усердно посещают свой храм, сколько из-за мизерности их приношений. Если кто-нибудь в надежде удостоиться особой благосклонности Святой Ромуальды жертвовал ей серебряную подвеску, то жители квартала сейчас же сбегались поглазеть на этот дар и оценить его; впрочем, даже такое приношение не облегчало участи голодного священника. Последний вынужден был каждый день лезть из кожи вон, чтобы убедить свою паству поддержать обнищавший приход. Однако после того как умственные способности служителя бога оказывались истощенными до предела, а карманы прихожан вывернутыми наизнанку, церковь не становилась богаче больше чем на четыре сольди.

Как бы то ни было, а в празднике аддоббо^[7] участвуют все, хотя, по правде говоря, виноват здесь не столько религиозный, сколько спортивный пыл прихожан, стремящихся завоевать пальму первенства в соревнованиях. Этими соревнованиями встречают аддоббо даже в самых бедных кварталах. Они организуются по очереди различными приходами, а раз в несколько лет устраиваются как праздник целого предместья.

В приходе Святой Ромуальды праздник аддоббо начинался сразу после феррагосто и должен был продолжаться целую неделю.

В Переулке Солнца из окна к окну уже протянулись бечевки с цветными бумажными флажками и фонариками. Ребята Йоле даже приделали к оконным рамам настоящие лампочки, но зажигать их Йоле разрешала только тогда, когда хотела похвастать перед гостями, потому что Ренато — святая простота! — присоединил лампочки к собственному счетчику.

Каждый старался выставить на своем окне все, что только можно было найти в доме красивого или «имеющего вид», будь то покрывало, цветная скатерть или занавеска. Выставлялись герани и гвоздики в горшках, обернутых цветной бумагой, которая должна была скрыть истинный вид этих сосудов.

Нунция экспонировала на своем окне старый верх стеганого одеяла, вывесив край, который меньше всего вылинял, и прицепив к нему блестящую бахрому, которая болталась перед самыми окнами Саверио. Правда, на ночь она предусмотрительно поднимала ее, справедливо опасаясь мышиных зубов.

Праздничная атмосфера сообщала всем приподнятое настроение, однако в эти дни прихожане гораздо чаще посещали кабачки и бары, чем церковь, поэтому встревоженный священник ломал голову над тем, как заманить в храм свою паству.

Возвращение молодых из свадебного путешествия совпало с кульминационным моментом подготовки к празднику, поэтому оно прошло довольно незаметно, и молодую супругу не осаждала толпа любопытных соседок. Просто в один прекрасный день все увидели Вьоланте спокойно сидящей за кассой с таким видом, будто она всю жизнь только этим и занималась. По ее адресу было отпущено несколько шутливых фраз, и на этом дело закончилось.

Другие события приковали к себе внимание жителей квартала.

Священника, наконец, осенила действительно гениальная идея. По правде говоря, никто бы не решился утверждать, что эта идея принадлежит только ему, но даже если она и была подсказана другими, все равно священнику досталась главная заслуга претворения ее в жизнь. В воскресный день предполагалось провести спортивное соревнование между завсегдатаями кабачка Маргериты и клиентами Ремо. «Маргерита» помещалась в Переулке Солнца, «Ремо» — на улице делла Биша. Конкуренции между этими двумя, заведениями никогда не было — уж очень они отличались друг от друга как посетителями, так и кухней.

«Маргерита» открывалась на заре, и в ней собирались все прачки округи, перед тем как вереницей потянуться к каналу. В этот кабачок приходили извозчики и грузчики, здесь обычно собирались старики, Он закрывался рано, потому что на следующий день и посетителям и самой хозяйке нужно было вставать чем свет. Темные стены заведения Маргериты освещались тусклыми лампочками, под цвет стенам была также и стойка, покрытая красной мраморной доской.