Переулок Солнца

Мясник узнал девушку по гулким и уверенным шагам и инстинктивно прислушался, стараясь по звуку шагов определить ее вес, как делал со скотом.

«Семьдесят пять кило», — подумал он.

Потом, взглянув на нее, добавил:

«Знатная девка, и без капризов».

Он начал чувствовать себя польщенным, слыша, как его подбадривают, и однажды, увидев Вьоланте в переулке, извинился и остановил ее.

Не прошло и двух минут, как уже весь переулок облетела новость: Вьоланте вошла к Густо.

Лудильщик, который прибежал взглянуть на это своими глазами, зло захохотал и начал кричать, что, мол, денежки все двери откроют. Да, Вьоланте ему давно нравилась, но теперь он понял, что она ни капли не лучше, чем остальные: вошла в дом к мужчине! Э! Да разве это мужчина? Бугай! При этих словах он плюнул и отправился в свою конуру, распевая во все горло.

Безансона улыбнулась, когда увидела, что парочка приближается к ней. Густо захотел купить девушке мятной карамели.

— Право же, — проговорила Вьоланте, — я бы предпочла смородинную.

— Черт возьми! В таком случае дайте смородинную! — закричал мясник и, заплатив Безансоне, веселый и самоуверенный, проследовал с девушкой дальше, не слыша, как старуха, пересчитывая мелочь, со вздохом заметила:

— У этого не очень разживешься…

7

Как развивались события дальше, ни Густо, ни Вьоланте, главные герои этой истории (хотя на самом деле героями ее были все), не смогли бы рассказать.

Верно было только одно: все вдруг заговорили о свадьбе. Нунция приняла это известие с чувством облегчения. Ведь, в конце-то концов, речь шла о том, чтобы ее дочь надежно устроилась. И если Вьоланте довольна, то все в порядке. Однако иной раз у нее появлялись сомнения. Возможно ли, чтобы дочке, привыкшей иметь дело с людьми «благородными», был по душе такой человек, как Густо, который ничем не выделялся, кроме сальных острот да воловьей силы.

Но девушка казалась довольной. А Густо между тем увлекся по-настоящему, и Вьоланте щеголяла теперь подарками своего суженого: золотым браслетом, колечком и брошкой.

Вьоланте, как и прежде, останавливалась у лотка Безансоны, чтобы купить конфет, и старуха, которая помнила, каким был мясник прежде, не уставала отмечать происшедшие с ним перемены. Кивая на подарки Густо, она подмигивала девушке и говорила:

— Дело-то на лад идет, а? Оно видно. Смотри только, не упусти его…

В ответ Вьолантё лишь тихо улыбалась и со спокойным безразличием сосала свой рибес^[5].

Но Нунция хотела быть уверенной. Положа руку на сердце, она могла сказать себе, что никогда не заставляла и даже не склоняла дочь к этому… Но будет ли Вьоланте счастлива? Хватит ли для ее счастья одного достатка? Покойный Фаусто сказал бы, что да. А вот Нунция сомневалась. Всю жизнь она не вылезала из нищеты, но у нее, по крайней мере, был муж, которого она выбрала, потому что он ей нравился. Пусть ее жизнь была полна лишений и изнурительного труда, но этого права, права выбирать, у нее все-таки не отнимали!

Как-то вечером она обратилась с вопросом к учителю:

— Что вы думаете об этой свадьбе?

— Ну что же, неплохо устроится… — ответил тот.

— Оставьте вы это «устроится»! — воскликнула прачка. — Это все мы знаем. Но ведь в постель-то с Густо должна ложиться Вьоланте, а не те, кто твердит: «неплохо устроится!»

— Дорогая Нунция, — проговорил учитель, — не такие сейчас времена. Теперь молодежь может нас с вами поучить, как жить на свете. Пусть ее, Нунция, как хочет… Нужда-то — ой, как мы ее знаем! — нужда многое испортить может, и любовь тоже. Нищета — это же скотство, что хочешь испоганит, даже достоинство человеческое. Пусть делает как знает. Мы-то об этом думали по-другому, может, ошибались… Да, кончилось время «жасмина и звезд»!

Это были слова старой песни, и Нунция, воскрешая в душе забытый мотив, с которым было связано столько воспоминаний юности, почувствовала, как слезы застилают ей глаза.

— Сердце, маэстро, сердце, — промолвила она. — Может, оно у них и есть, у молодых-то, только они его не показывают. Взять вот мою дочь. Не видела я, чтобы, ее что-нибудь растрогало, или взволновало. Верите ли, я даже представить себе не могу ее влюбленной. Мы были не такие! — добавила она, дружески похлопав учителя по спине.

— О тэмпора, о морэс! — воскликнул старик, и Нунция, пораженная непонятной фразой, тотчас же вспомнила о расстоянии, которое их разделяло, и поспешила убрать руку.

Учителя в переулке любили. Бедность породнила его с простыми тружениками, а образованность делала его полезным. Когда требовалось что-нибудь написать, все обращались к нему, расплачиваясь неизменным:

— Если бы не вы…

Но для учителя это было вполне достаточным вознаграждением: бедняга был рад, что он еще кому-то нужен.

Предстоящая свадьба Вьоланте еще больше сдружила старого учителя и Нунцию. Они советовались, вместе старались разобраться в чувствах девушки, но каждый раз оба испытывали разочарование, потому что положительно ничего не могли найти, кроме холодного договора между двумя будущими супругами, убежденными во взаимной выгоде предполагаемого союза.

Однажды Нунция поведала учителю еще об одной своей заботе. У Вьоланте не было приданого. Густо, правда, заявил, что это не должно ее беспокоить, что обо всем позаботится он, но Нунция была другого мнения, Когда ее муж лежал на смертном одре, она поклялась ему, что у их дочери всегда будет самое необходимое, и до сих пор эту свою клятву выполняла. А сейчас, по мнению Нунции, нужнее всего для Вьоланте было приданое. Выдать дочь без приданого? Слава богу, она-то знает, к чему это приводит! Ведь случись между молодоженами какая-нибудь размолвка, пусть даже самая пустая, и муж тотчас упрекнет Вьоланте: «Я тебя голую взял…»

Нет, пока она жива, этого не должно случиться. Но у Нунции не было денег. Что же ей посоветует маэстро? Ведь он такой образованный, не может ли он научить ее, как взять заем в банке?

Учитель объяснил, что банки дают заем только тем, у кого есть деньги, а у кого их нет — тому отказывают. Долго пришлось ему убеждать прачку в существовании такой нелепости, пока она, наконец, поверила.

Пенсионер предложил ей другой выход. Он признался, что у него есть кое-какие сбережения. Ценой огромных лишений ему удалось скопить немного денег, которых, однако, должно хватить на то, чтобы после его смерти было оплачено место на кладбище и устроены похороны первого класса. Ради этих похорон он всю жизнь отказывал себе в самом необходимом, но зато теперь был спокоен. Он проговорил это удовлетворенно и с блаженной улыбкой взглянул на озабоченную прачку. Так вот, он может одолжить Нунции эти деньги, чтобы она справила дочери приданое. А отдаст их Нунция потом, когда сможет, и даже по частям, как ей будет удобно. Только ей придется согласиться на одно условие. Если учитель умрет раньше, чем будет возвращен долг, Нунция должна взять на себя и похороны и могилу. Договор

был заключен с полнейшей серьезностью, и учитель своим мелким дрожащим почерком написал нужный документ, в котором скрупулезно перечислялись самые унылые подробности. Нунция подписалась.

Однако ночью она проснулась с мыслью, от которой у нее заколотилось сердце. А вдруг она умрет раньше его? Кто же тогда позаботится о похоронах пенсионера? Еле дождавшись рассвета, прачка побежала к старому другу и выложила ему свои опасения.

— Слава богу; что вам пришло, это в голову, — улыбнулся учитель.

Обязательство было переписано, в него включили новый пункт, гласивший, что долг переходит по наследству. На этот раз вслед за Нунцией поставила свою подпись и Вьоланте. Она же подала мысль заверить документ у нотариуса, а чтобы заплатить ему, пришлось отправить в ломбард гранатовое ожерелье Нунции.

Так у Вьоланте появилось приданое.

Зораида пометила и старательно отгладила каждую вещь, а Нунция, чтобы все было полностью, подарила свое одеяло, снабженное новым верхом и подкладкой.