Современная индийская новелла

— Если вода поднимется еще немного, где ты тогда сядешь? — с улыбкой спросил Рангасами.

— Да хоть бы вон под тем манго. Сяду себе и буду сидеть… — Она бросила на него быстрый взгляд и засмеялась.

— И сколько же ты собираешься так сидеть? Не до самого ли таи^[76]? — спросил Рангасами.

— До самого таи? Вот еще! Чего же ради я тащилась в такую даль, где ни одной живой души не встретишь? Неужели для того, чтобы на меня набросился какой-то полоумный?

Рангасами расхохотался.

— А чего ради, спрашивается, у меня из-за этого полоумного должны болеть руки? Что же ты об этом не вспомнила?

Ажахаммаль тут же схватила его правую руку и стала внимательно ее рассматривать. Пальцы сильно покраснели. Но вот Ажахаммаль нежно погладила руки Рангасами, и ему стало казаться, что они парят в небесных высях, уносясь на своем камне, как на облаке, все дальше и дальше от земли. Они наслаждались сочными плодами манго и, онемев от счастья, молча сидели, словно раскрашенные куклы, недвижные и безгласные.

Прошло восемь дней.

Девятое августа. Бурлит Каллипатти. Куда-то исчезли все полицейские. Попрятались по углам и дрожат от страха чиновники и прочие английские лизоблюды. Долой все, что напоминает о рабстве! Долой всех, кто ему служил!

Рангасами держал речь перед крестьянами.

— Мы всегда поступали так, как велел нам Махатма Ганди. Но они посадили его в тюрьму, они хотят, чтобы мы навсегда остались рабами. Им не удастся победить нас! Победим мы! Да здравствует свобода!

И хотя те, к кому он обращался, вряд ли знали, чему учил и что говорил Ганди, весть о том, что власти бросили его за решетку, преисполнила их сердца великой ненавистью к рабству. И приступили люди к стенам простоявшей полтора века темницы; и дрогнула она под их ударами, и пошатнулась.

Но им удалось продержаться только два дня.

На третий день к Каллипатти подошел большой карательный отряд. Этих доблестных воинов готовили одерживать победы над врагом. Но теперь их вооружили до зубов, чтобы в тысячах таких деревень, как Каллипатти, они задушили стремление народа к свободе.

Вождям восстания пришлось покинуть деревню. Рангасами колебался, но Муругайан и другие крестьяне не дали ему раздумывать.

— Доберемся до леса, там и решим, что делать дальше. Но прежде надо уйти отсюда. Нельзя попадаться им в лапы.

Через полчаса после их ухода в деревню вступили солдаты. Их встречали не скрывавшие своей радости местные полицейские.

Стемнело. В лесу близ Каллипатти притаились Муругайан и Рангасами. Муругайан настаивал на том, чтобы уйти еще дальше — тогда они будут в безопасности. Но Рангасами отказался.

— Нет, я сейчас пойду в Каллипатти и заберу Ажахаммаль. Бабушке-то бояться нечего, а вот ей лучше быть подальше оттуда.

Теперь и Муругайан считал, что Ажахаммаль лучше увезти в город, где она некоторое время может пожить у родственников. Он поднялся.

— Что ж, верно. Но раз вместе ушли, давай вместе и вернемся.

Однако Рангасами заявил, что вдвоем пробраться в деревню будет трудно, один он справится лучше. И ушел.

Выйдя из лесу, Рангасами укрылся в пальмовой роще. Затем, дождавшись, когда погонят домой овец, вошел в стадо, опустился на четвереньки и так, незамеченный, проник в деревню. Ему пришлось ждать с полчаса, пока в домах зажгутся лампы. Гулко, как тяжелый молот, стучало в груди сердце. Он прокрался в сад возле дома Ажахаммаль и спрятался за кучу соломы. Из дома доносились голоса. Он прислушался. Словно чья-то тяжелая рука сжала сердце. И острая боль — будто его разрывают на части.

— Где эти мерзавцы? Где твой брат? Этот бандит Ранган, где он? Отвечай?

— Я не знаю. Брат ушел еще в полдень. Где Рангасами, спросите у его родных. Я ничего не знаю.

— Ничего не знаешь? Врешь! Лучше скажи! Все равно я заставлю тебя говорить…

Свист плети, глухой удар, отчаянный крик Ажахаммаль. Рангасами не выдержал. Он перебежал через двор и заглянул в открытое окно. Тысячи острых колючек вонзились ему в глаза — так ужасно было то, что он увидел.

Там, в комнате, усатый полицейский, которого Рангасами отколотил на берегу канала, бил плетью Ажахаммаль. Каждый удар оставлял кровавый след на прекрасном, как цветущая лиана, теле девушки. В комнате был еще бородатый солдат-северянин с винтовкой в руках. На боку у него висела сабля. Его немигающие глаза плотоядно разглядывали Ажахаммаль.

Полицейский наконец решил дать себе передышку и перестал избивать Ажахаммаль. Отшвырнул плеть. Затем вновь повернулся к девушке.

— Ах ты плутовка! Да еще какая! Я тебя давненько приметил, — он злобно захохотал.

Мороз прошел по коже Рангасами.

— Не говоришь, ну и ладно! Что толку тогда тебя бить? Но ты сама виновата! Заставила страдать это прекрасное тело! Ах, преступница! — с этими словами он схватил ее руку и крепко сжал. Она попыталась вырваться, укусить сдавившие ее пальцы. Но он сжал сильнее.

— Одурачить меня хочешь? — его дыхание обожгло ее лицо. — Сегодня не выйдет. Твой дружок далеко, он мне не помешает.

Он вновь засмеялся, хищно оскалив зубы. Затем что-то сказал солдату на его языке. Тот ухмыльнулся: «Ачча!»^[77] — кивнул и вышел, притворив за собой дверь.

Бьется в железной хватке насильника Ажахаммаль… У окна замер Рангасами…

— Ну что, теперь скажешь? — полицейский повалил Ажахаммаль на пол. Тщетно рвалась из его рук девушка. Отчаянно закричала.

Рангасами беззвучно скользнул в дом — повезло, дверь не заперта! Затаив дыхание, он проскочил в кладовку. Схватил стоявший в углу лом. Сейчас надо закрыть на засов дверь комнаты, где остался солдат. Есть! Теперь — вперед! Ненависть удесятерила его силы. Тяжелый лом показался ему легче пушинки. И он бросился на полицейского.

Одного удара было достаточно. С проломленным черепом негодяй рухнул на обагрившийся кровью пол.

— Рангу! — простонала Ажахаммаль, пытаясь подняться. Он наклонился, чтобы ей помочь, но, не успев выпрямиться, упал лицом вниз. Пуля попала ему в спину и прошла навылет.

Ажахаммаль, хватаясь за все, на что натыкались ее руки, встала. Приподняв Рангасами, она, задыхаясь, оттащила его в сторону и без сил привалилась к стене. Из раны Рангасами текла кровь. Медленно, медленно открылись его глаза. Смутно забрезжило перед ним прекрасное лицо Ажахаммаль и исчезло. Слезы Ажахаммаль струились по щекам Рангасами.

Запертый в соседней комнате солдат что-то кричал и палил без разбора во все, что видел перед собой. Дверь, стены, крыша были изрешечены пулями. Пули полетели и в солому, наваленную во дворе.

Счастье и горе, ужас и скорбь — все пережила в эти минуты Ажахаммаль. Она посмотрела в окно. Во дворе пылала солома. Ажахаммаль перевела взгляд на потолок — крыша тоже горела. Девушка беспомощно огляделась вокруг — она была в кольце огня. Кольцо это быстро сжималось — она уже чувствовала жаркое дыхание пламени. И тут радостная улыбка расцвела на ее лице.

Она приподняла голову Рангасами и долго смотрела в его невидящие глаза. И встретились их взгляды, слились воедино души. Теперь она была в нем, и он был в ней. И спокойно ждали они.

Все ближе и ближе подползает не знающее жалости золотистое пламя.

Дождем сыплются искры сверху.

Жадно вытянул огонь свой длинный язык.

Ажахаммаль закрыла собой тело возлюбленного. Она не плакала, не кричала, не пыталась убежать. Молчала она и тогда, когда загорелась ее одежда. Потом огонь перекинулся на Рангасами, но этого Ажахаммаль уже не видела. Не захотела увидеть.

Так погибли влюбленные. И ярко пылал костер их любви — маленькая искорка в пламени сражения за свободу, полыхавшем над Индией.

Перевод Л. Рожанского

Дандапани Джеякандан

Педаль

Трринк-тиррипк, трринк-тирринк… Размеренно движется печатная форма.