Из современной английской новеллы

Гэвин видел, что Полли расстроена, но он знал — одного у нее не отнимешь: после того, как Полли родила двоих детей и они переселились сюда, в предместье, она научилась справляться со своими огорчениями. И сейчас она справлялась что надо: держалась спокойно, не повышала голоса. Так же спокойно, должно быть, вела она себя и тогда, когда Сью Райдер, отводя глаза, сказала ей, что они с Малькольмом решили тоже включиться в эту столь популярную в предместье игру. Полли, конечно, была удивлена и не скрыла этого, но со временем постарается примениться к обстоятельствам. К концу вечера она уже свыкнется с этой мыслью и примирится с ней, философски примет то, что ей открылось, как неизбежное следствие возрастных изменений в психологии Райдеров, однако будет отрицать, что нечто подобное может когда-либо произойти и с ней самой.

— Вероятно, — сказал Гэвин, — Сью была похожа на школьницу, принявшую решение, что надо позволить кому-нибудь поцеловать себя разок. — Ты не думаешь, Полли, что и ты в свое время выглядела в этих случаях глупо?

— То совсем другое дело, сказала Полли. А тут — вообразить только, что ее партнером может оказаться какой-нибудь вечно потный Тим Граффид! Да ни одна школьница, если она в своем уме, не подпустит к себе Тима Граффида на пушечный выстрел. Ей как-то даже не верится, что Сью и Малькольм всерьез надумали все это. И что только творится с людьми, сказала она, и Гэвин ответил, что он и сам удивлен.

Полли Диллард исполнилось тридцать шесть лет, муж был на два года ее старше. В ее коротких светлых волосах недавно появились уже седые пряди. Ее худое, продолговатое лицо нельзя было назвать миловидным, но порой оно становилось даже красивым: у нее были синие глаза, крупный рот и широкая, чуть насмешливая улыбка. Сама Полли считала, что все в ее лице как-то не прилажено одно к другому, а фигура у нее слишком плоская и груди слишком маленькие. Но к тридцати шести годам она уже привыкла ко всем этим особенностям своей внешности, а другие женщины начинали завидовать ее сложению и моложавости.

В тот вечер, когда они собирались в гости к Райдерам, она, сидя в спальне перед туалетом и кладя под глаза тени, вглядывалась в свое лицо, в котором, по ее мнению, одно не соответствовало другому, и время от времени посматривала в зеркало на мужа. Сняв свой обычный субботний костюм, Гэвин облачался в более подходящее для субботней вечеринки у Райдеров одеяние — голубой вельветовый костюм, розовую рубашку и розовых тонов галстук. Темноволосый, среднего роста, начинающий тучнеть от весьма обильных обедов и возлияний, он был все еще красив, так как предательская одутловатость пока лишь чуть-чуть начинала проступать в твердых чертах его лица. По профессии Гэвин Диллард был кинорежиссером коммерческих телевизионных фильмов, главным образом рекламирующих мыло и различные моющие средства.

Полли уже поднялась со стула и стояла перед зеркалом, когда в дверь позвонили.

— Я отворю, — сказал Гэвин и добавил, что это, верно, Эстрелла — приходящая к их детям на вечер няня.

— Эстрелла сегодня не придет. Мне пришлось позвонить в Бюро услуг. Судя по голосу, это какая-то ирландка.

— Ханна Маккарти, — объявила появившаяся в дверях круглолицая молодая особа. — А вы мистер Диллард, сэр?

Гэвин улыбнулся ей и сказал, что да, это он. Притворив за ней дверь, он помог ей снять пальто. Потом повел ее через белый просторный холл в гостиную — тоже просторную, с бледно-голубыми стенами и такими же шторами. Один уже в постели, сообщил он ей, а другой еще в ванне. Двое мальчиков, пояснил он, Пол и Дэвид. Жена познакомит ее с ними.

— Хотите чего-нибудь выпить, Ханна?

— Что ж, пожалуй, не откажусь, мистер Диллард. — И она широко улыбнулась ему. — Немножко хересу, если у вас найдется, сэр.

— Ну а как дела на старой родине, Ханна? — как бы мимоходом спросил Гэвин, протягивая ей бокал с хересом и стараясь быть любезным. Он отвернулся, чтобы налить себе джина с тоником и ломтиком лимона. — Ваше здоровье, Ханна!

— Ваше здоровье, сэр! Вы спрашиваете меня об Ирландии? Что ж, Ирландия не меняется.

— Вы бываете там?

— Каждые каникулы, мистер Диллард. А здесь я прохожу педагогическую практику.

— Я ездил как-то раз в Корк на кинофестиваль. Очень все здорово было, как в доброе старое время.

— В Корке мне не довелось побывать. Я родом из Листауэла. А вы сами тоже работаете в кино, сэр? Вы киноартист, мистер Диллард?

— Я, правду сказать, кинорежиссер.

В комнату вошла Полли. Я — миссис Диллард, сказала она. Улыбнулась, стараясь так же, как Гэвин, быть дружелюбной, чтобы девушка чувствовала себя свободно. Поблагодарила ее за то, что она приехала по такому срочному вызову и, вероятно, издалека. Полли надела новую, купленную только на прошлой неделе по совету Гэвина юбку, белую кружевную блузку, которую носила с незапамятных времен, и нефритовые бусы. Зеленая вельветовая юбка была подобрана в тон нефритам. Она увела новую няню, чтобы познакомить ее с детьми.

Стоя спиной к камину, Гэвин потягивал джин с тоником. Ему не показалось странным, что Полли приняла так близко к сердцу этот новый поворот в супружеских отношениях Сью и Малькольма. Райдеры были их самыми старинными и самыми близкими друзьями. Полли и Сью знали друг друга еще с детского сада сестер Саммерс в Патни, который они вместе посещали. Не будь эта дружба столь долголетней, возможно, Полли и не расстроилась бы так из-за этих перемен в семейной жизни ее подруги. Самого же Гэвина отнюдь не увлекала перспектива получить возможность позабавиться с какой-то случайно доставшейся ему женщиной, в то время как Полли с его согласия будет тискать кто-то из мужчин. И его удивило, что Райдеры решили включиться в эту игру, а еще больше удивило то, что Малькольм Райдер ни разу ни словом об этом не обмолвился. Но его душевного равновесия это не нарушило.

— Ну как? — спросила Полли, стоя на пороге в пальто. Пальто было коричневое, обшитое мехом, дорогое, и Гэвин подумал, что она красива — подтянутая, спокойная — и пальто ей идет. Когда-то, много лет назад, Полли запустила в него через всю комнату кувшином с молоком. Когда-то она часто плакала, убиваясь из-за своей худобы и плоского бюста. Сейчас это поразительно не вязалось с ее характером.

Он допил свой джин и поставил бокал на каминную полку, а рядом с бокалом Ханны поставил бутылку хереса, на случай, если она захочет выпить еще, но тут же спохватился и спрятал бутылку в сервант: они же совсем не знают этой девушки, подумалось ему, а пьяная нянька — испытание, через которое им уже пришлось однажды пройти, — куда хуже, чем отсутствие всякой няньки вообще.

— По-моему, она очень мила, — сказала Полли, когда они сели в машину. — Пообещала почитать им с часок.

— С часок? Бедная девочка!

— Она любит детей.

Ноябрьским вечером в половине девятого было уже совсем темно. Моросил дождь, пришлось включить дворники. Гэвин машинально повертел ручку радиоприемника; светящаяся шкала приемника, шуршание дворников по стеклу, волна теплого воздуха от обогревателя — все это на фоне дождя снаружи создавало в машине атмосферу уюта.

— Давай не будем там задерживаться, — сказал Гэвии.

Ей было приятно услышать от него эти слова. Все же она выразила опасение, не сочтут ли их занудами, если они откажутся остаться, но Гэвин сказал: чепуха.

Он вел машину по далеко растянувшимся улицам предместья, недавно застроенным, плохо различимым в ночи. Оранжевые огни фонарей искажали обличье домов, лишали их индивидуальности, изменяли цветовые соотношения, но ощущение пространства оставалось, и неогороженные садики перед домами создавали чувство простора. Вместительные автомобили "вольво" хорошо гармонировали с импозантными особняками. Да и "воксхолл-викторы" и громоздкие, похожие на автобусы "фольксвагены". Летним субботним утром в эти машины втискивались всей семьей, дабы отправиться к коттеджам на Уэльских холмах, или в Хэмпшире, или Хэртсе. У Диллардов был коттедж в Нью-Форесте.