Из современной английской новеллы

Гэвин поставил машину на Сэндиуэй-Кресепт, за квартал от Райдеров, так как перед их домом было уже полно машин. Он с превеликим удовольствием предпочел бы отправиться поужинать к Тонино с Малькольмом и Сью — макароны по-итальянски, пепероната и графинчик кьянти-кристина — словом, провести тихий, непритязательный вечерок, который воскресил бы в их памяти другие тихие, непритязательные вечера. Десять лет назад они постоянно ужинали вчетвером в траттории Тонино на Греческой улице, и филиал, который Тонино открыл в их предместье, ничем не отличался от старой траттории — вплоть до окантованных цветных фотографий на стенах.

— Входите же! — шумно приветствовала гостей Сью, стоя в дверях дома номер 4 на Сэндиуэй-Кресент. Вечеринка разрумянила ей щеки, огромные карие глаза возбужденно блестели. Большие глаза были единственной несоразмерностью в ее внешности — миниатюрная, темноволосая, она была прелестна, как бутон розы.

— Джина? — крикнул им Малькольм из глубины переполненного гостями холла. — А тебе, Полли? Хереса? Бургундского?

Гэвин чмокнул ямочку на щеке, которую подставила ему Сью. На ней было длинное красное платье, красные туфли и красная лента в волосах; туалет этот очень ей шел.

— Да, пожалуйста, лучше вина, Малькольм, — сказала Полли и, подойдя ближе, тоже подставила щеку, дабы получить от Малькольма такой же поцелуй, каким ее муж одарил Сью.

— Ты выглядишь чертовски лакомо, моя дорогая, — сказал Малькольм. Этот комплимент она привыкла слышать от него на протяжении семнадцати лет.

Малькольм был мужчина весьма внушительных размеров, а рядом со своей миниатюрной женой казался еще необъятней. Над мощным торсом, который когда-то во время схваток в регби заставлял с собой считаться всех игроков, весело покачивалась похожая на розовую губку голова. Он был одного возраста с Гэвином, но почти совершенно лыс, если не считать пушистого венчика, кое-где обрамлявшего розовую губку.

— Ты тоже выглядишь шикарно, — сказала Полли, что, быть может, и соответствовало истине, а быть может, и нет, так как, стоя столь близко к нему, она не могла хорошенько его рассмотреть из-за его необъятных размеров, а находясь в отдалении, не удосужилась поглядеть. На нем был костюм из чего-то серого, рубашка в голубую полоску и галстук регбийского клуба "Арлекины". Обычно он всегда выглядел шикарно. Возможно, так было и сейчас.

— Настроение у меня первый сорт, Полл, — сказал он. — Наша маленькая вечеринка удалась на славу.

В сущности, вечеринка была не такая уж маленькая. Пять, а то и шесть десятков гостей заполнили дом Райдеров — просторный, хорошо распланированный, в общем очень похожий на дом Диллардов. Почти во всех комнатах нижнего этажа и в холле стены были кофейного цвета: смелый эксперимент Сью и, по ее мнению, весьма удачный. Поскольку предстояли танцы, вся наиболее громоздкая мебель была вынесена из кофейной гостиной и пол освобожден от ковров. Из магнитофона лились звуки музыки, но пока никто не танцевал. Гости стояли небольшими группами, курили, пили, болтали. Захмелевших еще не было видно.

Собралась обычная компания: Стабсы, Борджесы, Педлары, Томпсоны, Стивенсоны, Сильвия и Джек Микок, Филип и Джун Мьюлели, Оливер и Олив Грэмсмит, Тим и Мэри-Энн Граффид и десятки других. Не все гости были жителями предместья, а по возрасту кое-кто был постарше, а кое-кто и помоложе Райдеров и Диллардов. Но наряду с этими различиями было нечто общее, характерное для всего сборища: все присутствующие здесь мужчины преуспели в жизни или находились на пути к преуспеянию, а все женщины умели выглядеть соответственно положению своих мужей.

В десять часов принялись за еду: ломтики копченой лососины, свернутые трубочкой, с воткнутыми в них коктейльными палочками, слоеный пирог, беф-строганов с рисом, всевозможные салаты, сыры: стильтон, бри и порт-салют, — и меренги. И вино в изобилии — бургундское красное и бургундское белое. Откупоренные бутылки стояли везде, где находилось для них место.

Танцы начались, как только кто-то из гостей покончил с едой. Под звуки "Люби любовь" Полли танцевала с каким-то незнакомым мужчиной, который сказал ей, что он земельный агент и у него контора на Джермин-стрит. Он, пожалуй, прижимал ее к себе слишком крепко для человека, имени которого она не знала. Он был старше Полли — она решила, что ему лет пятьдесят, — и ниже ее ростом. У него были рыжие усы, рыжие волосы и круглый, как шар, живот, непрестанно дававший чувствовать о своем присутствии. Так же, как и его колени.

В комнате, где стояла еда, Гэвин сидел на полу с Сильвией и Джеком Микоками и какой-то женщиной в оранжевом брючном костюме, с оранжевыми губами.

— Ралфи не придет, — говорила эта женщина, помахивая в воздухе вилкой с кусочком еды. — Он обозлился на меня вчера вечером.

Гэвин ел руками пирог с цыплятами и грибами, порядком уже остывший. Джек Микок сказал, что нет такой силы на свете, которая заставила бы его отказаться от вечеринки у Райдеров. Да и вообще от любой вечеринки, кто бы ее ни устраивал, добавил он, хохотнув. При условии, если там будет еда и выпивка, уточнила его жена. Ну, понятное дело, сказал Джек Микок.

— Он не придет, потому что ему показалось, что я слишком многое себе позволяла на кухне у Олив Грэмсмит, — пояснила оранжевая дама. — Две недели назад, о боже правый!

Гэвин прикинул в уме, что он уже выпил четыре бокала джина с тоником. Потом сделал поправку, припомнив еще один бокал, который выпил дома с няней. Теперь он выпил вина. Я еще не пьян, сказал он себе, еще не хватил через край. Впрочем, край был уже где-то рядом.

— Если вам хочется с кем-то целоваться, целуйтесь на здоровье, — продолжала оранжевая. — Какое, черт подери, имел он право вламываться на кухню к Грэмсмитам? А вас я там что-то не видела, — добавила она, внимательнее вглядевшись в Гэвина. — Вас там, верно, не было?

— Мы не смогли прийти.

— А вот вы были там, — сказала она Микокам. — Везде, куда ни глянь.

— Мы, конечно, были, — сказал Джек Микок, хохотнув с полным ртом и просыпая рис на кофейный ковер.

— Хэлло, — произнесла хозяйка и опустилась на ковер рядом с Гэвином, держа в руке тарелочку с сыром.

— Неужели вы и вправду уже двенадцать лет замужем? — говорил земельный агент Полли. — По виду никак не скажешь.

— Мне тридцать шесть лет.

— А чем занимается ваш супруг? Он тоже здесь?

— Он кинорежиссер. Рекламные фильмы для телевидения. Да, он тоже здесь.

— А это моя половина. — Он мотнул головой в сторону женщины в чем-то тускло-зеленом, не принимавшей участия в танцах. — У нее сейчас плохой период, — сказал он. — Депрессия.

Они танцевали ча-ча-ча под песенку Саймона и Гарфункеля "Солярий".

— Вам хорошо? — осведомился земельный агент, и Полли сказала: да, не совсем понимая, что он имеет в виду. Он притиснул ее к камину и взял с полки бокал с белым бургундским, который она там оставила. Он протянул ей бокал, а когда она отхлебнула вина, выпил сам из этого же бокала. Они снова стали танцевать, и он еще крепче прижал ее к себе и прилип щекой к ее щеке; его усы царапали ей кожу. Женщина в тускло-зеленом следила за ними мертвым взглядом.

Полли все это было не внове — примерно то же самое происходило и на других вечеринках у них в предместье. Она ускользнула от земельного агента, и ее тут же перехватил Тим Граффид, от которого уже начинало разить потом. Затем она танцевала еще с каким-то незнакомым мужчиной, а после этого с Малькольмом Райдером.

— Ты выглядишь чертовски лакомо сегодня, — шепнул он, слюнявя ей ухо теплой мякотью своих губ. — Жуть как лакомо, детка.

— Ешь мой сыр, — говорила в другой комнате Сью, пододвигая тарелочку с бри Гэвину.

— Я хочу выпить вина, — сказала оранжевая, и Джек Микок поднялся с ковра. Мы все хотим еще вина, заявил он. Оранжевая сообщила, что завтра ей придется опохмелиться, и Сильвия Микок, мужеподобного вида дама, объявила, что она никогда не опохмеляется, хотя и пьет сорок восемь лет кряду.