Барабаны пустыни

Старики говорят: ячменное зернышко в животе лучше куска мяса во сне. Кто знает?.. Человек слаб. За примерами ходить далеко не приходится.

Так думал Дамуми, когда лежал на скале, когда опирался на шест, когда держался за джутовую веревку. Как трудно до берега добраться — Тамима прижалась к нему, обхватила его ногами, руками шею сдавила: вот-вот задушит.

И вот они оба на берегу. Женщины кинулись к Тамиме, обнимают ее, плачут от радости. Шейх Мухаммаду пробрался к Дамуми. В глазах его светились восхищение и любовь.

— Слава тебе… Слава тебе, господи…

Промокший Дамуми едва держался на ногах. На щеке у него запеклась кровь, руки были изранены. Шейх едва успел подхватить Дамуми, который, даже теряя сознание, сжимал в руке шест.

В палатке шейха всю ночь Дамуми шептал имя Тамимы. На вторую ночь он стал бредить: говорил много, но понять нельзя было ни единого слова.

На заре следующего дня у него пошла кровь горлом…

Рождение

Спустя девять месяцев после смерти Дамуми Тамима родила двойню. Одному дала имя Танис, другому — Ванис. Так звали героев одной волшебной легенды, что рассказал ей однажды холодной зимней ночью Дамуми, когда поток воды с гор свел их вместе в сердце долины.

Люди о Дамуми к тому времени и думать забыли. Если и вспоминали, то лишь в связи с событиями той черной ночи. А когда родились близнецы, о нем заговорили вновь.

После родов у всех в деревне на языке было имя Тамимы и ее позор. Захра выгнала Тамиму из дома и перед всеми женщинами Наджа отреклась от нее.

Ахмаду, собиравшийся помолвиться с Тамимой, грозился убить ее, и тогда она спряталась в палатке шейха Мухаммаду. В конце концов мужчины решили держать совет. Для этого воздвигли специальную палатку. И когда был готов зеленый китайский чай, шейх Мухаммаду взял слово:

— Кто из вас без греха, пусть бросит в нее камень! — сказал он.

Ни один не отважился осудить женщину. Мудрость они всегда уважали, особенно когда она опиралась на Коран. Что они еще уважали? Шейх Мухаммаду вытащил из связки дров сухую ветку, усеянную шипами, начертил широкий круг на влажной земле, истыкал его колючками. Поднял голову и спокойно сказал:

— Ее отказались выдать за рожденного в браке по закону аллаха и пророка его!

Шейх и Ахмаду встретились взглядом, и Ахмаду дерзко возразил:

— Это не оправдывает его греха, он изнасиловал ее!

— Он ее не насиловал. — Шейх сказал это твердо, опять поковырял землю колючей веткой, зашевелил губами… — А она могла умереть, — закончил он.

Ахмаду взорвался, пытаясь найти поддержку у других мужчин:

— Пускай бы умерла! Не опозорила бы всех нас!

Шейх вскинул голову.

— Он жизнью своей заплатил, чтобы спасти ее. Не забывайте!

Он обращался ко всем собравшимся, но возражал ему один Ахмаду, который не унимался:

— Шейх Мухаммаду, не защищай прелюбодеев!

Шейх не ответил на оскорбление. Он молча рисовал в кругу и вокруг него разные фигуры, потом бросил ветку в угли и залпом выпил густой горячий чай. Никто не произнес ни слова. Человек, приготовлявший чай, присел на корточки, стал ворошить угли.

Молчали долго.

Конец

Утром следующего дня шейх Мухаммаду привел верблюда Дамуми, укрепил на нем седло для Тамимы, привязал мехи с водой и съестные припасы для долгого путешествия.

Тамима отправилась в путь с детьми — Танисом и Ванисом. Шейх Мухаммаду сопровождал их в течение целого дня. Никто не обернулся им вслед.

Знает ли кто-нибудь, что случилось потом с Тамимой? Заблудилась в пустыне? Разорвали ее гиены и волки? Спасли пастухи с другой стоянки? Умерла с голоду? Жива она или нет — никто не знает.

С тех пор не говорят о ней в Надже. Может, просто остерегаются? Каждый про себя помнит. Все ее помнят! Особенно те, кто не осмелился вслух выразить ей свое сочувствие. Эх, люди!..

Старый шейх, вернувшись тогда с долгих проводов, совершил традиционное омовение и отбил два лишних поклона — вне всяких традиций и правил… Что это было — два поклона по умершему или во имя аллаха? Во всяком случае, еще одна «внеочередная» молитва!

Перевод И. Ермакова.

© Перевод на русский язык «Восточный альманах», 1982.

Похороны

По гостиной стелется запах смерти… Январь, месяц жестокости и указов, водопадов крови.

Один из тех, кто пришел сюда выразить свое соболезнование Абу Шагуру, сказал, раздувая огонь под свист и вой песчаной бури:

— Король издал указ о разжаловании нескольких офицеров!

Начальник уезда наблюдал за песчаным смерчем… Потом склонился над огнем, поправил чайник на горящих угольях и откинулся к стене, как другие. На глазах его выступили слезы. Он вытер их рукавом рубахи, заметил уныло:

— Я слышал это вчера… по радио.

Дядя Абу Шагур промолчал… Начальник уезда понимающе кивнул и вдруг стал обмахиваться веером из разноцветных страусовых перьев.

Звук, похожий на сдавленный стон, донесся снаружи. Первые капли наперегонки побежали по оконным стеклам… И полилась, распространяя запах женских слез, влага небесная! Абу Шагур сплюнул. Начальник уезда кашлянул. Дверь гостиной соболезнующе заскрипела. Их молчание доживало последние секунды. На пороге стояло Неожиданное…

Выражение лица Абу Шагура стало сумрачным. Начальнику уезда было не по себе. Остальные, сидевшие на полу в комнате для гостей, укрылись под спасительным покрывалом молчания.

Саид Саадалла взял руку Абу Шагура, склонился над ней, словно целуя. Пробормотал несколько невнятных слов и отступил на пару шагов. На губах Абу Шагура мелькнуло подобие улыбки. Будто вспомнив что-то, он проговорил:

— Долгой жизни тебе, сын Саадаллы?

Улыбка сбежала с его лица, и по морщинистой щеке покатилась слеза. В ледяной тишине следил Саид Саадалла, как смотрит на него украдкой начальник уезда — странным, оцепенелым взглядом, с плохо скрытым подозрением. Взглядом, каким влюбленный в красавицу смотрит на своего соперника.

Король — великий святой, род свой ведущий от пророка. Он правит по милости всевышнего. Он приказывает открыть огонь лишь из меры предосторожности перед хаосом. Он издает исправительные указы по мере необходимости и милует, когда пожелает. Начальников уездов и именитых людей он посылает для соболезнования и поддержания духа. Иса ослушался заветов господа и заслужил проклятие, потому что призывал на демонстрациях к свержению великого святого… В фильме о Томасе Беккете — на экранах он шел незадолго до демонстрации — король Генри поступил подобным образом. Он приказал своим людям предательски убить своего друга детства священника Томаса Беккета за то, что тот публично отрекся от совершаемых королем преступлений. После этого король издал указ арестовать убийц и наказать их. А потом призвал священнослужителей и собственноручно вручил им плети, чтобы те дали ему сотню ударов. Такое наказание — перед господом — избрал он для себя за убийство своего друга, с которым вместе вырос… Поистине трагическое положение!

Выпили кровь Исы до последней капли, чтобы предотвратить волну беспорядков, и кровь многих других пролили с той же целью. Остальных они разогнали дубинками. А вечером по радио зачитывали священные манифесты, разного рода предупреждения… И вот — рухнуло министерство!

Тело Исы, повалившись на мостовую, раздавило целое министерство! А ты, Саид Саадалла? Ты спрятался в лесной хижине, как трусливая мышь! Грызешь корку хлеба и сухие финики, пьешь сырую воду… Феллах ли застучит своей мотыгой, разрыхляя землю, машина ли зашумит, как слон пробираясь по лесной дороге, — ты обливаешься потом, затаив дыхание. Иса последовал за своими предками, его невеста овдовела до брачной ночи… А ты сам? Твой отец погиб до того, как ты начал понимать смысл смерти, а мать умерла от рака, когда тебе не было еще шестнадцати лет. И бродяжничать тебе всю свою остальную жизнь! Чего ты боишься, Саид Саадалла? Слишком дорогой ценой за эти крики против короля ты теперь расплачиваешься. Иса умер единожды, а ты при каждом лесном шорохе каждый день умираешь десятки раз! Охваченный страхом, выскальзываешь ты из хижины поутру, как последний преступник выползает из своего подземелья. Как летучая мышь, с наступлением ночи выскальзываешь… Кто осмеливается кричать против короля, бросая вызов идущим по улице войскам, тот неизбежно должен бояться. Благословение аллаха на тебе, о Иса! Как я завидую твоей судьбе!..