Змеи и серьги (Snakes and Earrings)

– Да ладно, Ама.

И никакой он не страшненький. В смысле, да, правда, взгляд у него всегда грозный, а это местами нервирует, но в общем и целом, я бы сказала, он скорее в категорию симпатичных попадает. Хотя… с таким количеством татуировок и полной мордой пирса – нет, наверно, так сразу и не скажешь, красивый он или нет. Честно, вот не знай я его, увидь я его случайно на улице, точно подумала бы – это ж надо, хорошенький мальчик, и так себя изуродовал! Только я понимаю, как он себя ощущает. Мне ведь тоже хочется, чтоб люди сразу видели, как я из толпы выделяюсь. Иногда думаю – если солнечный свет озарит все-все в этом мире, я уж точно исхитрюсь превратиться в тень!

Минут так через десять после того, как я краску нанесла, Ама ерзать стал и спрашивать каждую минуту – ну что, все уже? Наверно, мне бы его пожалеть хоть немножко стоило, но я тогда только об одном думала – мельчайший намек на рыжину с волос его убрать. Короче, по итогам я эту краску у него на голове больше получаса держала. Сняла наконец с него пленку, волосы пальцами стала ерошить.

– Ты что делаешь? – Ама спрашивает.

– Даю доступ кислороду. Контакт с воздухом помогает краске лучше впитаться.

Проверяю, значит, краску… хорошо легла, ярко и ровно.

– Порядок, – говорю. Протягиваю ему большое полотенце.

– Ладно, – отвечает Ама и шлепает в ванную. Жду, когда он мыться закончит, а пока что снова статью ту газетную просматриваю. Внушаю, внушаю себе – нет, не мог это быть Ама, и сама себе удивляюсь – да с чего я вообще из-за этого так задергалась, он же мне даже нравится не особо!

Тут Ама выходит из ванной. Укладываю ему волосы. Он на меня в зеркало смотрит, ресницами хлопает и улыбается.

– Прекрати немедленно, – говорю. – Выглядит унизительно. – Он пожимает плечами. Оборачивается ко мне. Теперь у Амы волосы – чистейшего, шикарного пепельного цвета, даже следа рыжеватого не осталось.

– И вот еще что, Ама… с завтрашнего дня ты будешь ходить в рубашках. С рукавами.

– С чего вдруг? Жарко еще.

– Цыц ты! Тебя из-за безрукавок твоих все нормальные люди за бандита принимают.

– Ну, если так… – бурчит малость обиженный Ама.

Я любой ценой должна была его заставить татуировки эти прикрыть. Очень уж они заметные – кто знает, может, копы ничего про них не сказали по своим каким-то причинам. А может, я просто слишком бурно реагирую и уже между строк читать пытаюсь.

Без разницы. Главное – удалось-таки мне его уболтать. Выглядел он, конечно, от всех моих стремительных наездов абсолютно ошалело, зато закивал и сказал:

– Ладно, я тебе обещаю.

А потом обнял меня крепко, прижал к себе и шепчет:

– Для тебя – что захочешь, Луи.

Во-от. Тащит он, значит, меня в койку, а я все думаю – нет, ну совершенно не тянет он на убийцу! Говорю себе – все в порядке, Ама просто шут, идиот, ему только и надо – быть со мной рядом и смеяться. Легли мы в постель, он футболку на мне задрал и к соску моему присосался. Через какое-то время чувствую – все, перестал, а дышит уже глубоко, ровно… Одернула я футболку, свет выключила, легла, закрыла глаза. И тогда, в темноте, поняла вдруг, что молюсь, хотя кому – и сама толком не знаю.

Минута-другая – и я погружаюсь в сон.

На следующий день проснулась я где-то часов в двенадцать, телефон разбудил.

Это звонил менеджер хостесс-фирмы, в которой я раньше иногда подрабатывала. Приятно, конечно, сделать перерыв в такой нудной работе, но я и не заметила, как приняла, хоть и без особой радости, предложение поработать сегодня вечером. Думаю – настолько неохотно согласилась, что это прямо в голосе звучало, поэтому менеджер и решил ставку мою обычную увеличить, целых тридцать тысяч йен пообещал заплатить – совсем неплохо!

Я до этого звонка уже довольно долго за счет Амы жила, подумывала даже вовсе забыть о работе и полностью перейти к нему на содержание Но сейчас – поднимаюсь на ноги, принимаюсь приводить себя в порядок В конце концов, на тридцать тысяч йен мы на пару до чертиков нажраться сможем.

Я в хостесс-девушки примерно месяцев шесть назад подалась – уж очень это просто было, прямо смешно. Что там делать – зарегистрируйся в агентстве, и почасовая оплата тебе гарантирована. Десять тысяч йен – а надо только выпивку подливать да в основном хорошо выглядеть пару часиков, пока вечеринка в отеле длится. Повезло мне, наверно, родиться с лицом, которое люди считают привлекательным.

Встретилась с менеджером и остальными в вестибюле отеля. Опоздала чуть-чуть, менеджер, думаю, уже малость нервничать начал, но когда меня увидел – посветлел лицом, заулыбался и говорит:

– Очень рад, что вы смогли приехать.

В раздевалке нам, девушкам, всем до единой выдали напрокат кимоно. Я, прежде чем самой одеться, тем девчонкам помогла, которые правильно надевать кимоно не умели. Я, когда только-только начинала, тоже не знала, что с этими кимоно как, но смотрела на других – и выучилась потихоньку, теперь – легче легкого. Мне кимоно досталось ярко-алое, да еще пришлось парик нацепить с длинными, прямыми темно-каштановыми волосами, я его с собой привезла. Понимаете, нельзя работать хостесс-девушкой на респектабельной вечеринке, если у тебя волосы в золотистый цвет вытравлены, но и перекрашиваться заново ради одного вечера тоже как-то в лом.

Засовываю под парик последние выбивающиеся локончики… тут ко мне менеджер подходит и начинает:

– Мисс Накадзава…

До сих пор помню, как мне тогда смешно стало: меня ведь никто по фамилии уже чер-те сколько времени не называл.

– Э-э-э… ваши серьги… – говорит менеджер извиняющимся тоном.

– Ой, точно, – вспоминаю, хватаясь за свои серьги. Почти забыла! Нет, если на тебе обычные сережки надеты – не важно, дело твое, но шоп «невидимки» и впрямь не очень-то с кимоно сочетаются… а еще меньше они сочетаются с респектабельной корпоративной вечеринкой, что нет, то нет. Приходится вытаскивать все свои пять гаек и запихивать их в косметичку. Запихиваю – и опять краем глаза замечаю те два зуба. Снова задумываюсь – Ама, тот гангстер… Интересно, а полиция заметила, что на месте преступления двух зубов не хватает?

– Мисс Накадзава?

Снова мой менеджер. Начинаю малость раздражаться. Оборачиваюсь. Говорю:

– Да?

Уж и не знаю, что он мне вообще сказать собирался, но когда я к нему повернулась, физиономия у него сделалась изумленная. Спрашивает:

– Это у вас что – пирсинг?

Он язык мой в виду имеет, яснее ясного.

– Да, именно так.

– Ну а СНЯТЬ его вы можете?

– Видите ли, дело в том, что я его только что сделала. Так что мне, по правде, будет не очень удобно его снимать.

– А-а, – тянет он, морщится и думает, что бы такое ответить. Но придумать не успевает. Я прерываю:

– Не беспокойтесь, все будет замечательно. Ведь я же не собираюсь рот до ушей разевать или что-то в этом роде, – а вдобавок к этому – льстивая, ласковая улыбка.

– О, ну тогда – ладно, – мямлит он, лицо наконец светлеет – это я улыбнулась еще ярче. Он за мою улыбку ноги мне целовать готов, прочие девушки в курсе. Должно быть, не последняя причина, почему многие из них не больно-то меня любят.

Выходим в банкетный зал с подносами. Разносим напитки, преподносим улыбки. Самая обычная, унылая корпоративная вечеринка-фуршет. Чуть погодя мы с Юри, одной из немногих девчонок, с которыми у меня кое-как складывается, выскальзываем в подсобку. Делаем вид, что пустые бутылки разбираем, а сами пиво дуем и пирс мой в языке вдохновенно обсуждаем.

– Прямо не верю – ты дырку себе в языке пробила?!

Реакция – почти в точности как у Маки.

– Это все из-за парня, да? – Юри хихикает, стреляет глазками в мизинец, предполагаемого парня изображающий.

– Может, и так. Только мне сначала язык понравился, а уж только потом – парень.

Довольно скоро разговор переходит с языков на секс, так что, когда менеджер заявился – назад в зал нас звать, – мы уже обе изрядно развеселились. Выпиваем по последнему глоточку пива, быстренько пшикаем себе в рот освежающими спреями и возвращаемся на вечеринку.