Змеи и серьги (Snakes and Earrings)

Берусь уже за сумку – домой надо идти, и тут Шиба-сан внезапно оборачивается в мою сторону. Я нетерпеливо притормаживаю.

– Ну, что еще?

– Иногда мне кажется: наверно, я – сын Божий, – говорит он, не меняя выражения лица.

– Сын Божий? Неплохое название для дешевого ужастика бы вышло, не думаешь?

– Нет. Ты врубись. Чтоб обречь людей на жизнь, Бог просто должен быть садистом!

– Я так понимаю, по твоему мнению, Мария мазохисткой была?

– Ага. Наверно, так и было, – бормочет Шиба-сан и снова к подставке своей отворачивается. Подхватываю сумку. Выскакиваю из-за прилавка.

– Пожрать перед уходом не хочешь?

– Нет. Ама уже вот-вот домой явится.

– Ладно. Тогда увидимся. – Он грубовато треплет меня по волосам. Беру его правую руку. Глажу Кирина.

– Я тебе самый крутой дизайн сделаю, – говорит он.

Я смеюсь. Машу ему рукой и выбегаю на улицу. Там уже солнце садится, а воздух – такой свежий, что я едва не задыхаюсь. Еду на метро домой, к Аме. В торговом районе, через который от метро проходить надо, – слишком много семей с детишками. Так много, что от гула бесконечных голосов прямо блевануть хочется. Один мелкий врезается в меня, а мамаша делает вид, что не видит. В упор смотрю на бебика, он наконец поднимает глаза, замечает меня. Встречаемся взглядом – клянусь, он уже зареветь собирается, так что я просто грожу ему пальцем и иду дальше. Не хочу, не желаю жить в таком вот мире. Хочу жить налегке. Хочу, чтоб после меня на этой темной, унылой земле ничего, кроме пепла, не осталось!

Как только захожу в Амину квартиру – первым делом кидаю свои шмотки в стиральную машину и врубаю. В «Желании» вечно благовониями несет, стоит мне туда сходить, – и вся одежда ароматом этим насквозь пропитана. Потом лезу в ванну. Яростно моюсь с головы до ног. Выхожу. Вытираюсь. Натягиваю джинсы, влезаю в одну из Аминых футболок. Малость подмазываюсь, привожу в порядок волосы, иду повесить сушиться платье. Только-только сажусь передохнуть – ключ в замке поворачивается. Входит Ама.

– Привет.

– Привет.

Облегченно замечаю его широкую улыбку.

– Целый день спать хочу, прямо сил нет, – говорит Ама, потягиваясь.

Ясно, он усталым себя чувствует, и не сильно удивительно, ежели учесть, как мы вчера считай до рассвета пили и трепались. Я – и то вымоталась, ведь как Аму утром проводила – больше уснуть не смогла, тогда и подумала позвонить Шибе-сан. День прошел, как часовой завод идет, предсказуемый, точно сам ход времени. Если что за этот день со мной и случилось необычного – так только то, что я Кирина увидела. Теперь просто дождаться не могу, когда он наконец кожу мою украсит! И плевать мне, что Аму зовут Амадеус и что Шиба-сан – сын Божий, а я единственная из всех ни черта особенного собой не представляю – тоже плевать. Я только одного хочу – стать частицей подземного мира, где не светит солнце, нет песенок о любви и никогда, никогда не слышно детского смеха…

Мы с Амой пообедали в пабе, вернулись домой, позанимались сексом. Почти сразу же Ама заснул как отключился, пушкой не разбудить. Я открыла банку пива. Сидела, потягивала, глядела ему спящему в лицо. Спрашивала себя – неужели он убьет меня, как того ублюдка, если узнает, что я трахалась с Шибой-сан? А потом вдруг подумала: что ж, если уж придется выбирать, так пусть меня лучше сын Божий убьет, чем Амадеус…

хотя не слишком я верю, что этот самый сын Божий вообще способен кого-нибудь убить. Я перевела взгляд на руку Амы – как свисала она с кровати, как играли блики света на серебряных перстнях… Попыталась отогнать от себя эту мысль. Включила телевизор. Лениво полазила с канала на канал, везде – или попсовые шоу дебильные, или документальные фильмы мрачные. Долго не выдержала, выключила. У Амы в квартире из журналов – только мужские модные, а как с его компьютером обращаться, я не знаю, я, к слову сказать, вообще в компах – ни в зуб ногой. Осмотрелась в комнате. Поцокала языком – поразмыслила, чем бы заняться. Подобрала газету. Оказалось – дешевенький таблоид, но такие, если честно, для меня и составляют основной источник информации. Проверила, нет ли сегодня хороших программ для полуночников. Стала листать – страницу за страницей, от конца к началу. Единственное, что вынесла из чтения, – в Японии сейчас каждый день людей убивают, а экономический спад ощущается даже в секс-индустрии. И вот листаю, значит, газетку, и внезапно в глаза бросается заголовок:

Двадцатидевятилетнего гангстера забили насмерть в Синдзкжу!

Перед глазами так и всплыло лицо того вчерашнего мужика. Нет, ну, никак не могло ему быть двадцать девять, на вид – больше было! А если нет? А если он, как я и Ама, просто старше своих лет выглядел?.. Наверно, в ту ночь еще одна, похожая драка случилась. В конце концов, Синдзюку – огромный район… Глубоко вздыхаю. Читаю статью дальше.

Жертва скончалась еще до прибытия в госпиталь. Полицейские говорят, что убийца пока не найден. По словам свидетеля, это рыжеволосый мужчина худощавого сложения и примерно 175- 180 см роста.

Вглядываюсь в Аму. Сравниваю его с описанием в статье. Отбрасываю газету. Стоп. Если подозреваемый из статьи – и вправду Ама, разве не должен бы был свидетель обязательно упомянуть татуировки и сплошь пропирсованное лицо? Говорю себе – конечно, должен был! Просто это – какой-то парень, немножко смахивающий на Аму, вот и все. Мужик, которого Ама избил, еще живой был, я точно помню. Но по-любому лучше не рисковать… хватаю сумку и рысцой бегу в ближайший недорогой магазин. Покупаю там осветлитель для волос и пепельную краску. Прихожу домой. Ама по-прежнему сонно посапывает, так что трясу его за плечо.

– Эй! Ты чего? Ты чё творишь? – вскидывается он.

Шлепаю его по затылку. Заставляю сесть перед зеркалом.

– Чего? Ты чё делать-то хочешь?

– И ты еще смеешь спрашивать, что я делать хочу? Волосы тебе перекрашивать будем! Все, с этим твоим отвратным рыжим цветом мы покончили.

Ама послушно раздевается до трусов – в точности как велено.

– Рыжий хайр и смуглая кожа вообще не сочетаются, неужели тебе раньше никто не говорил? Совсем у тебя вкуса нет или как? – гримасничаю, стираю с лица брызги осветлителя, который растворяю. Ама улыбается. Говорит:

– Добрая ты. Ладно, постараюсь исправиться по части стиля… конечно, только если ты поможешь.

Значит, Ама мою идею воспринял позитивно… это радует. Думаю – какой же он оптимист в душе!

– Ладно, без разницы, – говорю. Разделяю расческой его волосы на пряди и принимаюсь кисточкой наносить осветлитель. Половины тюбика пока хватит… конечно, только волосы перекрасить – это не сильно поможет, но, думаю, сейчас придется менять хоть то, что можно. Сбрызнули мы Аме волосы закрепителем, феном высушили – все, они из рыжих в блондинистые превратились. Вспоминаю – мне как-то раз парикмахер сказал: если цвет волос радикально меняешь – вот как с рыжего на пепельный, – надо предыдущий цвет очень-очень тщательно вытравлять. Так что смешиваю вторую половину тюбика – и все по-новой, от начала до конца, пока волосы Амы совершенно не побелели. Я их заново посушила феном, пока жесткими не стали, и только потом пепельную краску нанесла. Ама, наверно, и вправду сильно спать хотел – все время носом клевал. Поневоле признаюсь – немножко жалко мне его было, но, черт, это для его же блага! Отмучилась наконец я с краской, голову его пленкой целлофановой обернула… а он улыбается и смотрит на меня этак рассеянно.

– Спасибо, Луи, – говорит.

Пару секунд сомневаюсь – может, все-таки стоит ему ту статью показать? Решаю – нет, не стоит. Иду в ванную – руки мыть.

– Как думаешь, теперь я хоть за сколько-нибудь симпатичного парня сойду?

– А я никогда и не говорила, что ты страшненький, – отвечаю, высовываясь из ванной.

Ама смеется:

– Знаешь, ты только скажи – я ради тебя хоть наголо обреюсь. Захочешь, чтоб я тебе соответствовал, – я по-мажорски выпендрюсь. Да ты хоть кожу меня заставь осветлить, если тебе смуглая не нравится, – я без слова сделаю!