Змеи и серьги (Snakes and Earrings)

– И чё – Луи себе вот точно такой же делать собирается?

– Точно. У нас языки парные будут. Луи, а может, тебе еще и на брови с губами пирс набить? Мы тогда вообще одинаковые будем.

– Ни в коем разе. Я только язык раздвоенный хочу и тату сделать.

– Да ладно, начала ее уж совсем в настоящую панкушку превращать, – говорит Маки. – Мы с Луи торжественно поклялись, что навеки останемся девочка-ми-мажорками.

– Не было такого. И, кстати, я НИКОГДА МАЖОРКОЙ НЕ БЫЛА!

– Ага, как же! – Ама и Маки говорят это абсолютно в один голос. – Да ты самая стопроцентная мажорка!

А потом они – уж не знаю, с чего, – уставившись на меня, принимаются орать:

– Один – ноль в нашу пользу! Один – ноль в нашу пользу!

Наша милая троица вышла в прекрасную ночь, нажравшись до усрачки и в полном пофигизме насчет того, сколь громко мы орали и хихикали, пока шли до метро по улицам, на которых, слава Богу, никаких паршивых зазывал уже не осталось. Ну, в смысле – почти не осталось. Появляется пара каких-то «быков» и начинает Аме рожи строить. Ничуть меня это не удивляет. Такие мужики вечно в драку его втравить пытаются – по любому поводу, какой из пальца можно высосать. Заорут вдруг: «Ты чё уставился?!» Или столкнутся с ним специально, а потом оборачиваются и рычат; «Смотри, бля, куда прешься!» Но Ама только посмеется, как дурачок, и извинится. Да он только на вид крутой… ну, это я так думала.

Один из мужиков, с головы до ног упакованный от Версаче, подходит прямо ко мне и говорит:

– Эй, детка! Это твой хахаль?

От Амы и Маки толку не было никакого – Маки за нас пряталась и даже глаза на него поднять боялась, а Ама только поглядел мрачно – так что я просто попыталась этого мужика обойти, и все. Но он делает шаг, дорогу мне загораживает и снова:

– Не, он – не твой хахаль!

– Это почему же? – спрашиваю я с каменным лицом. – Не хватает воображения представить, как мы с ним трахаемся?

Он за плечи так меня приобнял и говорит:

– Ты права. Это я представить себе не могу.

А потом руку уже ниже плеча моего опустил и по груди меня погладил. Пытаюсь вспомнить, какого цвета на мне лифчик надет, тут слышу внезапно что-то типа глухого стука, раз – и мужика этого нет. Не поняла, что происходит, стала оглядываться… Вижу, он на земле валяется, а рядом Ама с горящими глазами стоит. Ама его ударил, поняла я.

– Какого хуя ты творишь?! – прямо на бегу заорал второй мужик и рванулся к Аме.

Ама вместо ответа прямо в приближающуюся морду кулак впечатал, а после уселся верхом на того, что в «Версаче», который все еще пластом лежал. Двинул ему по башке, и еще двинул, и еще, и еще… Кровь уже ручьем полилась, а Ама все не останавливался. Мужик уже в глухой отключке лежит, а Ама все избивает его безжалостно. Маки, как кровь увидела, визжать начала. В этот самый момент я и вспомнила, какие пудовые перстни носит Ама на правой руке – на среднем пальце и на указательном. От жуткого звука металла, ударяющего о кости, у меня мурашки по телу побежали.

– Ама, кончай. Хватит уже, – говорю. А он, похоже, даже меня не слышит -

все лупит и лупит кулаком в залитое кровью, неподвижное лицо мужика в «Версаче». Второй на ноги вскочил и бежать кинулся. Я сразу поняла – он полицию вызовет.

– Хватит, я сказала! – хватаю Аму за левое плечо и чувствую, как дергается другая его рука, когда кулак опять впечатывается в лицо того мужика. Пытаюсь не смотреть, отворачиваюсь – сразу вижу, как рядом Маки наизнанку выворачивает. – АМА!!! – кричу в голос… чувствую, как расслабляются его мышцы и вздыхаю с облегчением, потому что думаю – закончилось наконец-то.

Но нет, далеко еще не закончилось. Ама засунул этому мужику пальцы в рот! И шарит там – так, будто ищет что-то!

– Да какого хуя ты делаешь?! – Стукаю его по башке, тяну что есть сил за футболку. И тут слыщу – сирены воют.

Я поглядела вверх, на Маки, – и ору ей, чтоб сваливала побыстрее. А она белая была, как привидение, а все-таки умудрилась выговорить:

– Надо нам втроем еще как-нибудь встретиться, точно… – Рукой коротко махнула и исчезла.

– Крутая девчонка эта Маки. Пьяная – а бегает все равно со скоростью света… Оборачиваюсь к Аме. Он с трудом на ноги подымается и смотрит на меня невидящим взглядом.

– Да приди в себя! Понимаешь или нет? Здесь сейчас копы будут! Нам валить надо!

Двинула ему в плечо – а он как-то жалко улыбается. А потом схватил меня за руку – и мы рванули, он – впереди и меня за собой тащит, а я воздух ртом ловлю.

Долго бежали, я уже думала – все, не могу больше, увидели узенький какой-то переулок, по нему промчались и прямо на землю рухнули.

– Это еще что за хуйня была?! – Я сама раздраженному своему тону удивилась.

Ама присел рядом со мной на корточки, руку протянул, кулак окровавленный передо мной разжал – и показывает у себя на ладони две красные штуки, каждая – в сантиметр длиной. Зубы того мужика – я как-то мгновенно это поняла. Ощущение было – словно по спине кубиком льда провели.

– А это тебе. Маленькие трофеи от мстителя, – сказал Ама, улыбаясь гордо и с совершенно детской невинностью.

– И какого черта мне с этим делать?! – рычу, но он все равно берет мою руку и кидает оба зуба мне на ладонь, а сам неотрывно в глаза мне смотрит. И говорит:

– Нет, возьми. Это символ того, как я тебя люблю.

Я ушам собственным не поверила. Я не представляла себе, что сказать. Просто открыла рот и позволила словам самим из него вылететь:

– И никакой это не символ любви… Ну, по крайней мере – не у нас в Японии.

А потом он свернулся в клубочек и прижался ко мне, и я гладила его по волосам, пока мы с ним оба не успокоились.

Добрели мы до какого-то парка, нашли там фонтанчик питьевой, Ама руки помыл и футболку простирнул. Успели еще на последний поезд до его дома. Как только зашли в квартиру, я Аму сразу в ванную затолкала. Осталась одна, вытащила зубы из косметички, покатала их на ладони… Смыла с них кровь в кухонной раковине, засунула опять в косметичку. Думаю – как дошла до жизни такой? Как влипла в эту ситуацию – с психом, который всерьез считает, что мы – вместе? А что, если я уйти от него надумаю? Он меня убить попытается? Тут Ама выходит из ванной. Садится рядом, смотрит так, словно мысли мои прочесть старается. Сижу молча, ни единого слова. Наконец слышу – он говорит:

– Прости, – тихо так, почти шепотом. – Я просто контролировать себя не могу, – говорит. – Понимаешь, вообще-то я по характеру добрый, но когда перехожу черту – все, уже только до упора, до конца. Пока он не сдохнет, понимаешь?

Так он это сказал – я невольно подумала, что он уже кого-то убивал.

– Ама, врубись, ты совершеннолетний. В смысле – по закону. Если убьешь кого-нибудь – железно сядешь.

– Да нет, если честно, я еще не совершеннолетний, – отвечает, нахально глядя в глаза. Все, чувствую, лопнуло мое терпение. Интересно, и чего я вообще парюсь, беспокоюсь за него!

– Не будь ты дебилом!

– Нет же, это правда! – кричит.

– Когда мы познакомились, ты говорил – тебе двадцать четыре!

– Говорил! Но я ведь просто подумал, что это тебе примерно столько! Не хотел, чтоб ты мальчишкой сопливым меня считала!.. Ладно, как-то я на тебя это все тупо вываливаю. Наверно, надо было посерьезней изложить, точно? Да, а тебе-то на самом деле сколько лет?

– А вот хамские вопросы задавать нечего!.. Я, между прочим, тоже еще несовершеннолетняя!

– Прикалываешься, да?! – У Амы глаза из орбит выкатились. – Правда, что ли?! Вот здорово-то!

Улыбается до ушей. Обнимает меня.

– Просто мы с тобой оба старше своих лет выглядим, вот и все, – говорю.

Отпихиваю его. Начинаю понимать, как же, по сути, мало мы друг о дружке знаем. Ни о родителях, ни о том, кому сколько лет. И ведь не то чтобы мы эти темы сознательно старались не обсуждать, ничего подобного. К случаю не выходило как-то. Даже теперь, зная уже, что ни одному из нас и двадцати нет, и то не напрягаемся узнать – кому все же сколько…