Испанский сон

— У меня много дел.

— А давай съездим еще в одно место.

Недоверие в глазах Леши усилилось.

— Ты же сам выбрал меня, — хмыкнула Марина. — Если я надумала тебя сдать, зачем бы я предупреждала? Я бы тебя даже из машины не выпустила… отвезла бы куда положено вместе с твоим тротилом.

— Не знаю, — сказал Леша.

Теперь твоя очередь сопротивляться, азартно подумала Марина. Но куда тебе… Сейчас я тебя добью.

— Между прочим, — обронила она, — я отвела бы тебя в настоящие секретные московские катакомбы. Ты, кажется, нуждался в помощи? Так вот, я помогла бы тебе… просто ты еще не знаешь, как.

Ему очень хочется спросить — как, подумала она. Но он не спросит.

— Хорошо, — кивнул Леша. — Тогда давай быстрей.

— Боишься, чтобы я не передумала?

— Просто хочу быстрей.

И правильно хочешь, думала Марина по дороге в Лефортово, в течение которой они не обменялись ни словом. И в самом Лефортове, где она вначале даже не вышла из машины, будучи уже уверенной, что он не сбежит. Но когда он появился опять из какой-то кирпичной щели, испачканный, запыленный, подошел к передней дверце «сеата» и сделал движение, чтобы ее открыть, неведомая сила вытолкнула ее прочь из салона, наполнив стыдом за то, что она позволила ему таскать, пылиться и пачкаться. Она посмотрела на него. Он стоял против солнца, и светлый ореол вокруг его фигуры вначале показался Марине оптической иллюзией; присмотревшись внимательней, она поняла, что оптика здесь не при чем. Тогда, едва удерживая себя от внезапных слез и от желания склониться в низком поклоне, она лишь открыла перед мальчиком дверцу, подождала, когда он сядет, захлопнула за ним дверцу и затем уж села на свое место сама, и снова все стало милым, понятным и радостным.

Она специально не повела его через Романов переулок, где ходы больше напоминали какой-нибудь американский институт. Желая удивить его воображение, а может, просто продлить свое пребывание с ним, она повела его со станции метро «Боровицкая» — теми самыми ходами, какими когда-то вели ее саму; они шли вначале вдвоем, и она искоса любовалась его изумленной физиономией, и как его изумление росло пропорционально пройденному пути и численности охраны. Она уже давно получила высокий ранг вместе с правом ходить многими ходами, как и являться в штаб без звонка и без приглашения; вот только на мальчика ее права не распространялись, поэтому пришлось ему, обалдевшему от виденного, посидеть в комендатуре штаба, пока князь Георгий не освободился для нее.

— В чем дело опять? — буркнул он вместо приветствия. — Ты знаешь, как я отношусь к таким визитам.

— Да? — лукаво спросила Марина. — А если произошло нечто экстраординарное?

— Судя по твоему благополучному виду, — проворчал князь, — ничего такого не могло произойти; должно быть, для тебя это слишком мудреное слово.

— Ваше сиятельство, — сказала Марина, — вы вправе меня отругать; только как бы вам не было совестно ровно через пять минут… впрочем, — заметила она как бы про себя, — поскольку мне полагается премия, то чем больше вы будете меня ругать, тем премия будет ценнее.

— Какая еще премия? — рявкнул князь. — За что?

— За то, что я решила одну из двух стоявших передо мною задач, — торжественно и с расстановкой произнесла Марина, — таким образом, половина моей миссии выполнена. Запомните этот день, ваше сиятельство, и возрадуйтесь! ибо я привела вам царя.

— Сьёкье, милая Сьёкье.

— Милый Вальд!

— Я — просто.

— Вижу… то есть слышу.

— Сьёкье… кстати, какое у норвежцев уменьшительное от твоего имени?

— Ты забыл. Это не норвежское имя.

— Ах, да. А как тебя называли в детстве?

— Тебе будет трудновато произнести.

— Ну… для идиота.

— Для идиота — говори «Сьё».

— О’кей. А норвежский язык трудный?

— Для меня почему-то нет… а вообще ты хорошо подумай, Вальд! Ведь у нас целых два языка.

— Я знаю, что в Швеции еще говорят по-фински… а у вас? по-шведски, что ли?

— Ты не понял: норвежских языка два. Ну, как тебе объяснить… две разные формы.

— М-да. И ты на обоих говоришь?

— Приходится…

— Расскажи мне про свою страну.

Сьёкье задумалась.

— Что тебе сказать? Норвегия — это государство на севере Европы.

— Ага!

— По территории… по территории примерно как штат Нью-Мексико.

— Вот оно что.

— Притом 70% этой площади не заселено… как, впрочем, и в штате Нью-Мексико.

— Ты смотри, какие похожие! А численность населения — тоже одна и та же?

— Ну да, еще чего! В Норвегии гораздо больше. Правда, я не знаю точно, сколько в Нью-Мексико, но вряд ли тут живет хотя бы два миллиона.

— А в Норвегии?

— Целых четыре; даже немного больше.

— Ух ты. Как в половине Москвы.

— Что ты хочешь этим сказать? — оскорбленно осведомилась Сьёкье.

— Только то, — испугался Вальд, — что мне досталось редкое, бесценное сокровище.

Сьёкье хмыкнула.

— Досталось, — передразнила она.

— А что… мы же жених и невеста, нет?

— Мы… да.

— Почему бы, кстати, не назначить день свадьбы?

Сьёкье помолчала.

— Вальд!

— А?

— По-моему, ты плохо представляешь себе фьорд.

— Так ты расскажи.

— Я рассказала бы… но это невозможно.

— Ну, хотя бы пару слов.

— Не знаю. Я просто хотела сказать… как бы тебе после Москвы не стало там скучно.

— Хм. А если будет скучно, поедем жить в город?

— В какой?

— В любой.

— Да. Только недалеко, чтобы часто возвращаться.

— А что, там так много городов?

— Если недалеко, то не меньше двух.

— А как называются?

— Хаммерфест и Тромсё.

— Вот видишь, сколько вариантов.

— Да… я вижу, нужно поговорить обо многом.

— Мы и говорим.

— Лучше бы не по телефону. Лучше бы в воде, а на худой конец в уютной мягкой постели.

— Не провоцируй меня.

— А что ты сделаешь? А ты самоудовлетворяешься без меня? Ты же сейчас вроде без женщин.

— Прекрати.

— Но это необходимо! Мне не нужен муж-импотент.

— Сьё… расскажи лучше еще про Норвегию.

— Хм… Тебя интересует длина береговой полосы?

— Конечно! Еще спрашиваешь.

— Двадцать тысяч километров.

— Сколько?

— Двадцать тысяч.

— Сьёкье, — сказал Вальд, хихикая, — я понимаю, что ты истинная патриотка, но у патриотизма тоже должны быть пределы. Двадцать тысяч километров — это больше радиуса Земли; собственно, это половина земного экватора.

— Именно так; теперь тебе, может, немножко больше понятно, что такое фьорд.

— М-да. А сколько всего фьордов?

— Классификации разные; лично я бы не стала считать. Это все равно что считать звезды.

— Сьё, я все больше хочу на фьорд.

— Я тоже.

— В следующий раз назначаем день свадьбы.

— Хорошо.

— Я целую тебя.

— Я тоже. Вальд?

— Ась?

— А как будет уменьшительное от Вальда?

— Тебе не повезло, девочка; это уже уменьшительное.

— А тогда как полное?

— Вальдемар.

— Ух ты!

— Мне тоже нравится. Так я целую тебя еще раз.

— Я тоже, Вальдемар, Вальд. Ведь у тебя вечер?

— И поздний притом.

— Ты дома?

— Я в уютной постельке… вот только без тебя.

— Да. Спокойной ночи.

— Я люблю тебя, Сьё.

— Я тебя тоже. Я буду ждать звонка.

Любимая! Если бы Вы не начали некоторое время назад столь стремительно расширять границы нашего мира, вряд ли я решился бы написать Вам о своих сегодняшних новостях. Но они для меня удивительны. Так как Вы уже ввели к нам не только наших маленьких, но и некоторых больших, позволю-ка себе и я то же. Надеюсь, Вы отнесетесь к этому со столь же спокойным и полным пониманием, какое проявил и я в отношении Вашей звездочки, девочки Маши; а сейчас речь пойдет о моей жене.