Юг без признаков севера

Констанс сидела, не шевелясь. Она пропускала волосы Джорджа сквозь пальцы, гладила его, успокаивала. Вскоре он заснул. Она подождала еще немного. Затем приподняла его голову, положила на подушку, подняла ему ноги и уложила их на кровать. Встала, подошла к бутылке, плеснула в стакан хорошую меру виски, добавила чуточку воды и залпом выпила. Она дошла до двери трейлера, потянула на себя, вышла наружу, прикрыла. Прошла через задний двор, открыла калитку в ограде, прошла по переулку под заполуночной луной. Небо очистилось от облаков.

Прежнее небо, полное звезд, было на месте. Она вышла на бульвар и зашагала на восток, дошла до входа в «Синее Зеркало». Вошла, оглянулась Уолтер сидел один и пьяный на другом конце стойки. Она подошла и села рядом с ним.

— Соскучился, малыш? — спросила она.

Уолтер поднял голову. Он ее узнал. Ничего не ответил. Он посмотрел на бармена, и бармен направился к ним. Все они хорошо знали друг друга.

Класс

Я не уверен, где было это место. Где-то к северо-востоку от Калифорнии.

Хемингуэй только что закончил роман, вернулся из Европы или откуда-то еще и теперь был на ринге, с кем-то дрался. Вокруг толпились газетчики, критики, писатели — вся эта братия, — и какие-то дамочки сидели возле ринга. Я уселся в последний ряд. Народ на Хэма, в основном, не смотрел. Они болтали друг с другом и смеялись.

Солнце стояло высоко. День был в разгаре. Я наблюдал за Эрни. Он своего противника делал, играл с ним. Наносил удары по корпусу и обводил его, как захочется. Затем свалил вообще. Тогда на него обратили внимание. Противник Хэма поднялся на счет 8. Хэм двинулся на него, но остановился. Вытащил изо рта загубник, рассмеялся и отмахнулся от соперника. Слишком легкая жертва. Эрни ушел в свой угол. Закинул назад голову, и кто-то брызнул ему в рот воды.

Я встал с места и медленно пошел по проходу между сидений. Дотянулся до ринга и слегка пихнул Хэма в бок.

— Мистер Хемингуэй?

— Да, в чем дело?

— Я бы хотел выйти против вас.

— Боксерский опыт есть?

— Нет.

— Иди и заработай.

— Я хочу надрать вам задницу.

Эрни расхохотался. Секунданту в углу он сказал:

— Выдай парнишке трусы и перчатки.

Парень соскочил с ринга, и я пошел за ним по проходу в раздевалку.

— Ты спятил, пацан? — спросил меня он.

— Не знаю. Нет, наверное.

— Вот. Померяй трусы.

— Нормально.

— Ого… Слишком здоровые.

— На хуй. Сойдут.

— Ладно, давай кисти перемотаю.

— Никаких перемоток.

— Никаких перемоток?

— Никаких перемоток.

— А загубник?

— Никакого загубника.

— Ты в этих башмаках драться выйдешь?

— Я выйду драться в этих башмаках.

Я зажег сигару и вышел в зал следом за ним. Я шел по проходу и курил сигару.

Хемингуэй снова взобрался на ринг, и на него надели перчатки. В моем углу никого не было. Наконец, кто-то вылез и тоже натянул на меня перчатки. Нас вызвали на центр ринга давать инструкции.

— Так, когда войдете в клинч, — начал рефери, — я…

— Я не вхожу в клинч, — сообщил я судье.

Инструктаж продолжался.

— Ладно, теперь по своим углам. После гонга выходите и деритесь. Пусть победит лучший. А вам, — обратился ко мне рефери, — лучше сигару изо рта вынуть.

Когда ударил гонг, я вышел на середину с сигарой. Набрав полный рот дыма, я выпустил его в лицо Эрнесту Хемингуэю. Толпа заржала.

Хэм двинулся на меня, сделав хук и целясь в корпус, и оба раза промазал. Ноги у меня двигались быстро. Я станцевал маленькую джигу, пошел на него — пух пух пух пух пух — пять быстрых ударов Папе по носу. Я взглянул на девчонку в переднем ряду, очень хорошенькую, и тут Хэм засадил мне справа, размазав сигару мне по физиономии. Она обожгла мне рот и щеку, я смахнул горячий пепел. Выплюнул сигарный окурок и сделал хук, целясь Эрни в живот. Он провел апперкот правой, а левой поймал меня в ухо. Увернулся от моей правой и серией ударов загнал меня на канаты. С ударом гонга он смачно завалил меня правой в подбородок. Я поднялся и побрел в свой угол.

Подошел мужик с ведерком.

— Мистер Хемингуэй хочет узнать, не желаете ли вы еще один раунд? спросил он.

— Передайте мистеру Хемингуэю, что ему повезло. Мне дым попал в глаза. Пусть даст мне еще один раунд, и я докончу работу.

Мужик с ведерком отошел, и я увидел, как Хемингуэй засмеялся.

Прозвенел гонг, и я выскочил. Мои удары стали попадать в цель, не слишком жестко, но в хороших комбинациях. Эрни отступил, стал пропускать удары. Впервые в жизни я заметил сомнение у него в глазах.

Кто этот мальчишка? — думал он. Я сократил интервалы между ударами, заработал жестче. Каждый мой удар приземлялся хорошо. В голову и в корпус. Напополам. Я боксировал, как Сахарок Рэй, и бил, как Демпси.

Я прижал Хемингуэя к канатам. Упасть он не мог. Каждый раз, когда он валился вперед, я поправлял его новым ударом. Сплошное убийство. Смерть после полудня.

Я отступил, и мистер Эрнест Хемингуэй рухнул в отключке.

Я расшнуровал перчатки зубами, стянул их и соскочил с ринга. Прошел в свою раздевалку — то есть, в раздевалку Хемингуэя — и залез под душ. Выпил бутылку пива, закурил сигару и сел на краешек массажного стола. Эрни внесли и водрузили на другой стол. Он еще не пришел в себя. Я сидел голышом и смотрел, как они хлопочут над Эрни. В комнату набились и тетки, но я не обращал на них внимания.

Потом ко мне подошел какой-то парень.

— Кто вы такой? — спросил он. — Как вас зовут?

— Генри Чинаски.

— Не слыхал, — сказал он.

— Услышишь, — ответил я.

Подошел весь остальной народ. Эрни бросили одного. Бедный Эрни. Все столпились вокруг меня. И женщины тоже. Все просто пожирали меня глазами, если не считать одного места. По-настоящему классная чувиха просто впилась в меня взглядом.

Похожа на светскую бабу, богатую, образованную и прочее — хорошее тело, хорошая мордашка, хорошая одежда и все остальное.

— Чем вы занимаетесь? — спросил меня кто-то.

— Ебусь и пью.

— Нет-нет, я имею в виду род занятий.

— Мою посуду.

— Моете посуду?

— Ага.

— А хобби у вас есть?

— Ну, не знаю, можно ли это назвать хобби. Я пишу.

— Вы пишете?

— Угу.

— Что?

— Рассказы. Довольно неплохие.

— А вас печатают?

— Нет.

— Почему?

— Не посылаю.

— А где ваши рассказы?

— Вон там. — Я показал на драный картонный чемодан.

— Послушайте, я — критик газеты Нью-Йорк Таймс. Вы не возражаете, если я захвачу ваши рассказы домой и прочту их? Я все верну.

— Я-то не возражаю, чувак, только я не знаю, где я буду.

Классная светская чувиха выступила вперед:

— Он будет со мной. — И продолжила: — Давай, Генри, влатывайся. Ехать долго, а нам надо много чего… обсудить.

Я оделся, и тут Эрни пришел в сознание.

— Что произошло, к чертям собачьим? — спросил он.

— Вы встретились с достойным противником, мистер Хемингуэй, — сообщил ему кто-то.

Я закончил одеваться и подошел к его столу.

— Вы хороший человек, Папа. Всех победить все равно невозможно. — Я пожал ему руку. — Смотрите не выпустите себе мозги.

Я ушел с классной чувихой, и мы сели в открытую желтую машину длиной в полквартала. Она вела машину, отжав рукоятку газа до самого полу, а в повороты вписывалась скользя, скрежеща и безо всякого выражения на лице. Это был класс.

Если она любила так же, как ездила, ночка меня ожидала просто дьявольская.

Жила она в холмах, сама по себе. Дверь открыл привратник.

— Джордж, — сказала она ему, — возьми на ночь выходной. Хотя нет возьми всю неделю отгулов.

Мы вошли: на стуле сидел крупный парень со стаканом в руке.

— Томми, — сказала она, — потеряйся.

Мы прошли в дом.

— Кто это был? — спросил я.

— Томас Вулф, — ответила она. — Зануда.

Она задержалась в кухне, взяла квинту бурбона и два стакана. Затем сказала: