Сага о Йёсте Берлинге (другой перевод)

В первый день ярмарки по всему Брубю и на широкой ярмарочной площади царит невообразимая суматоха! Воздвигаются дощатые павильоны, в которых городские торговцы раскладывают свой товар, а прибывшие на ярмарку далекарлийцы [31] и жители Вестерётланда стоят со своими товарами за длинными прилавками, над которыми колышутся белые парусиновые навесы. Кого только здесь нет: канатные плясуны, шарманщики, слепые скрипачи, гадалки, торговцы сластями и кабатчики. За прилавками стоят торговцы посудой, глиняной и деревянной. Лук и хрен, яблоки и груши предлагают огородники и садовники из больших имений. Прямо на земле расставлена масса посуды из красновато-коричневой меди, добела вылуженной изнутри.

Но по ярмарке в этом году заметно, что и в Свартшё, и в Бру, и в Лёввике, да и в остальных приходах, расположенных по берегам Лёвена, царит нужда: торговля в ларьках и на лотках идет плохо. Наибольшее оживление царит на скотном рынке, ибо многие крестьяне вынуждены продавать коров и лошадей, чтобы самим как-нибудь перебиться зиму.

Весело на ярмарке в Брубю. Были бы только деньги на пару стаканчиков, и тогда можно не тужить. Но опьяняет и веселит не только водка: стоит обитателям лесного захолустья очутиться на ярмарочной площади, среди сутолоки, гомона, крика и хохота шумной толпы, как головы у них начинают кружиться и они словно хмелеют от ярмарочной суеты.

На ярмарке, конечно, прежде всего покупают и продают, но разве одно лишь это привлекает сюда столько народу. Нет, самое интересное, это зазвать к своему возу побольше родственников и друзей и угостить их такими вкусными вещами, как жареные бараньи потроха или гусь, и поднести им водки, а то упросить девушку принять в подарок молитвенник или шелковый платок или пройтись по ярмарке, выбирая ярмарочные гостинцы для малышей, оставшихся дома.

Все, кто только не остался дома, чтобы присматривать за хозяйством, собрались на ярмарке в Брубю. Здесь и кавалеры из Экебю, и крестьяне из Нюгорда, и барышники из Норвегии, и финны из северных лесов, и цыгане.

Временами это волнующееся море людей начинает кружиться, словно водоворот. Никто не знает, что происходит в самом центре этого вихря, пока несколько полицейских не проберутся через толпу, чтобы прекратить драку или поднять опрокинутый воз. А в следующий момент — глядь, уж новая толпа собралась вокруг торговца, затеявшего перебранку с бойкой на язык девкой.

Но вот около полудня началось большое побоище. Некоторым крестьянам вдруг взбрело в голову, что вестерётландцы пользуются слишком коротким альном, и поэтому вокруг их лотков то и дело возникают споры и крики, которые кончаются потасовкой. У людей, которые чуть не целый год не видели вокруг себя ничего, кроме нужды и горя, так и чешутся руки выместить на ком-нибудь свою злобу, все равно на ком и за что. А стоит только драке начаться, как все силачи и задиры сбегаются со всех сторон. Кавалеры пробираются вперед, чтобы своими силами установить мир и порядок, а далекарлийцы спешат на помощь вестерётландцам.

Силач Монс из Форша уже тут как тут и старается вовсю. Он пьян и зол. Вот он повалил одного вестерётландца и начал его колотить, но на крики вестерётландца сбегаются его земляки и пытаются отбить товарища у силача Монса. Тогда силач Монс сбрасывает тюки товаров с лотков, хватает сколоченный из толстых досок лоток шириной в альн, а длиной в восемь альнов и начинает размахивать им, как дубиной.

Этот силач Монс способен на все. Это он однажды, находясь под арестом в Филипстаде, вышиб стену арестантской; ему ничего не стоит взвалить на плечи большую лодку из озера и пронести ее изрядное расстояние. Можно себе представить, что делается вокруг, когда он начинает размахивать тяжелым лотком и все окружающие, в том числе вестерётландцы, бросаются от него врассыпную. Однако силач Монс бежит вслед за ними, угрожая тяжелым лотком. Он не разбирает, где враги и где друзья. Просто ему в руки попало оружие и он должен кого-нибудь бить.

Народ в ужасе обращается в бегство. Мужчины и женщины кричат и мечутся по площади. Но далеко ли могут убежать женщины, да еще с детьми на руках, если путь им преграждают лотки и телеги, быки и коровы, испуганные шумом и криками.

В углу между лотками застряла группа женщин, и великан набрасывается на них. Он, наверное, думает, что среди них спрятался вестерётландец. Он замахивается лотком и с силой опускает его. Бледные, трепещущие от ужаса женщины съеживаются в ожидании смертельного удара.

Но когда лоток со свистом опускается, чьи-то поднятые руки принимают на себя всю силу удара. Лишь один человек в этой толпе не стал прятаться, он не съежился от страха, подобно всем остальным, а сам подставил себя под удар, чтобы спасти остальных. Женщины и дети остались невредимы. Один человек сломил неистовую силу удара, но зато сам он лежит теперь на земле без сознания.

Силач Монс не пытается повторить свой удар, он стоит неподвижно: взор этого человека, устремленный на Монса в момент удара, словно парализует его. Он дает связать себя и увести, не оказывая никакого сопротивления.

По всей ярмарке молниеносно распространяется слух, что силач Монс убил капитана Леннарта. Все узнают о том, что божий странник, заступник людей, погиб, спасая беззащитных детей и женщин.

На широкой площади, где жизнь только что била ключом, становится тихо: торговля приостанавливается, прекращается перебранка, не толпятся больше у погребков любители выпить, канатные плясуны тщетно зазывают публику в свои балаганы.

Защитник народа погиб — это большое горе. В глубоком молчанье толпится народ у того места, где он упал. Он лежит без сознания на земле, на его теле не видно никаких ран, — по-видимому силач Монс проломил ему голову.

Несколько человек осторожно поднимают его и кладут на брошенный великаном лоток. При этом они замечают, что капитан Леннарт еще жив.

— Куда нам его отнести? — спрашивают они друг друга.

— Домой! — отвечает из толпы грубый голос.

О да, несите его домой, добрые люди! Поднимите его на плечи и несите домой! Он был игрушкой в божьих руках, пушинкой, гонимой его дуновением. Несите же его домой, люди добрые!

Раненая голова его покоилась и на жестких тюремных нарах и на соломе в сараях. Пусть же преклонит он теперь свою голову дома, на мягкой подушке! Он незаслуженно принял на себя позор и мучения, его прогнали от дверей собственного дома. Он был бесприютным скитальцем, идущим по божьему пути, но землей обетованной был для него всегда его родной дом, которого лишил его господь. Может быть, двери родного дома теперь раскроются перед капитаном Леннартом, погибшим ради спасения беззащитных детей и женщин.

Не проходимцем и каторжником в сопровождении подгулявших собутыльников переступит он теперь порог своего дома — нет: его принесут охваченные скорбью люди, в чьих хижинах он жил, стараясь облегчить их страдания. Так несите же его домой, добрые люди!

И вот шестеро крестьян поднимают на плечи лоток, на котором лежит капитан Леннарт. И всюду, где бы они ни шли, люди расступаются и замолкают; мужчины снимают шляпу, женщины благоговейно склоняют голову. Многие плачут, а некоторые вспоминают о том, какой хороший это был человек — такой добрый, веселый и набожный, всегда готовый помочь в беде добрым словом или советом. И как только кто-нибудь из несущих капитана Леннарта устает, тотчас подходит другой и молча подставляет свое плечо под лоток.

Но вот капитана Леннарта проносят мимо того места, где стоят кавалеры.

— Пойдем-ка вместе с ними и посмотрим, чтобы его непременно донесли до дома, — говорит Бейренкройц и присоединяется к шествию, которое движется в Хельёсэтер. Остальные кавалеры следуют его примеру.

Ярмарочная площадь пустеет: люди идут в Хельёсэтер. Каждый хочет удостовериться, что капитана благополучно донесут до дому. Теперь не до покупок, забыты ярмарочные подарки для малышей, оставшихся дома, молитвенник так и не куплен, шелковые платки, так радующие взоры девушек, пусть лежат себе на прилавке. Все хотят проводить капитана Леннарта до дома.