Чувство древнее, как мир

Считается, что Троянская война, безусловно историческое событие, случилась из-за того, что Парис похитил жену спартанского царя Менелая Елену Прекрасную. Вряд ли, конечно, это было действительной причиной. Но вот одна женщина действительно стала причиной того, что Польша, после своего исчезновения в 1795 году с географической карты, через несколько лет вновь появилась, хотя и ненадолго. Имя этой женщины Мария Валевская.

* * *

Марыся Лончиньская родилась 7 декабря 1786 года в небольшом польском местечке Керзоня неподалеку от Ловича. Это где-то между Варшавой и Лодзью, самое "сердце" Польши. Поэт сказал бы, что это не случайно. Иногда поэтам виднее... Отец Марыси, шляхтич старинного рода, рано умер, оставив ее мать, пани Эву, с целой оравой детишек на руках. Их было семеро. Трое мальчиков и четверо девочек. Жила семья, однако, безбедно. Было огромное имение со множеством слуг, крепостные. Старшие сыновья подрастали, помогали матери вести немаленькое хозяйство, а девочек по навеки заведенному порядку следовало поскорее и повыгоднее выдать замуж. Да они и сами, подрастая, были не прочь избавиться от строгой опеки матери и братьев. Чаровница, соблазнительница великого Наполеона, считавшего себя выше многих правил и законов, в том числе и религиозных, вышла из благонравной католической семьи.

Пока же сестер учили французскому и немецкому языкам, музыке и танцам, как и полагалось в высшем обществе. Музыку девицам Лончиньским преподавал Николай Шопен, будущий отец будущего великого музыканта Фридерика Шопена. Когда Марысе исполнилось пятнадцать лет, ее отправили для дальнейшего образования и укрепления благонравия в монастырь.

Известно, о чем шепчутся девочки в таком возрасте перед сном: о кандидатах в женихи, о планах создания семьи, о кумирах. Об одном человеке тогда уже не только шептались девицы и дамы, о нем говорили в светских салонах и генеральских штабах, в королевских покоях и портовых кабачках. Говорила вся Европа и весь мир. А этот человек - Наполеон Бонапарт - еще не одержал всех своих побед. Для одних он был новым Цезарем и Александром Македонским. Для других - Корсиканским чудовищем.

Французская революция переварила в своем кипящем котле монархию, республику, директорию, сотни тысяч жертв и теперь выплеснулась наружу. Непобедимый Наполеон, уже без пяти минут император, крушил старые феодальные монархии и устанавливал новые, "прогрессивно-буржуазные", перекраивал карту Европы по-своему, решал судьбы народов. Даже когда этот исторический феномен, супервыскочка, супербаловень истории, был на пике могущества, русские и испанцы вели с ним отчаянную борьбу, а поляки и итальянцы отчаянно сражались на его стороне. Этому были объективные причины, и все-таки многое остается феноменальным.

В монастыре Мария Лончиньская впервые осознает свою принадлежность к родине. Молодых воспитанниц, как и всех поляков, волновала судьба Польши. Потому что ее, как государства, уже не существовало. Лович стал прусским Ловецем. В 1795 году Польша исчезла с географической карты, она была поделена между Россией, Пруссией и Австрией. Восстание Тадеуша Костюшко, последняя надежда на сохранение суверенитета, было подавлено. Но с началом наполеоновских войн у поляков зародилась надежда на возрождение государственности. Ведь Наполеон громил Австрию, Россию и Пруссию. Быть бонапартистом в польских землях стало модно. Бонапартисткой сделалась и юная Лончиньская. Знала бы она, как далеко заведет ее это убеждение... В своих более поздних дневниках она писала, что "в моем сердце жили только две страсти: вера и отчизна... Это было единственное, что двигало мною в жизни".

Легко поверить, что в этих словах правда, а не только кокетство. Но и невозможно предположить, что набор страстей в ее сердце только этими двумя и ограничивался. У женщины любовь всегда на первом месте. А особенно у такой.

Марыся прожила в монастыре всего год. Стоило ей вернуться в родной дом, как, несмотря на юный возраст, шестнадцать лет, на ее руку нашлось немало претендентов.

Вряд ли справедливо утверждать, что есть народы физически красивые и не очень. Все слишком субъективно. Дело, видимо, в процентном соотношении. Наверное, благодаря им красота полячек успела войти в легенды. Александр Сергеевич Пушкин в поэме "Будрыс и его сыновья" писал:

Нет на свете царицы краше польской девицы.

Весела - что котенок у печки

И как роза румяна, а бела, что сметана;

Очи светятся будто две свечки!

Это приблизительный, но верный портрет молодой Марии. А с такой внешностью и сердце самой девицы очень быстро открылось любви. Один юноша пленил воображение молодой Лончиньской, едва она вновь оказалась в Ловиче. Он был богат, красив, у него было все, чтобы понравиться молоденькой невинной девице. Был лишь один недостаток - русский, офицер, сын генерала, рассекшего родину гордой полячки. Это было единственное и основное препятствие для сердца, готового дарить любовь и наслаждаться вызываемыми чувствами.

Конечно, это был не единственный поклонник Марыси. Потому что девушка была ангельски хороша. Известная мемуаристка Анна Потоцкая так описывает ее внешность более позднего периода: "Очаровательная, она являла тип красоты с картин Греза. У нее были чудесные глаза, рот, зубы. Улыбка ее была такой свежей, взгляд таким мягким, лицо создавало столь привлекательное целое, что недостатки, которые мешали назвать ее черты классическими, ускользали от внимания".

Вдобавок к красоте Лончиньской достался живой темперамент, с которым неспешная провинциальная жизнь показалась ей удручающе скучной. Ее ровесницы быстро мирились с обычным итогом девичьих мечтаний. Тайные свидания в соловьиные вечера - это хорошо, но надо выходить замуж. И не за красавца гусара, а за того, кто годится тебе в отцы, если не в деды.

Марыся попыталась с этим бороться. Она попросила у матушки разрешения навестить подругу Эльжуню, жившую тогда в Париже. Эльжуня, Эльжбета Соболевская - внебрачная дочь последнего польского короля Станислава-Августа Понятовского. Пусть где-то в Европе полыхает война, Париж остается Парижем. Там же и всеобщий кумир Наполеон. Это совсем другая жизнь в сравнении с замужеством в польской глуши. Однако мать отнеслась к просьбе дочери с явным неодобрением: