1919

Камера-обскура (38)

подписано заштемпелевано выдано на руки весь Тур пропах липами в цвету жарко китель прилипает к телу воротник натирает шею

еще четыре дня тому назад дезертир прополз под товарными вагонами на станции Сен-Пьер-де-Кор ждал в станционном буфете когда военный полицейский отвернется чтобы выскользнуть с папиросой во рту потом в крошечном номере гостиницы переправил дату на старом командировочном удостоверении, а сегодня отпуск подписанный заштемпелеванный выданный на руки сыплет искры в моем кармане точно римская свеча

я прохожу мимо канцелярии Интендантского управления Эй рядовой застегните мундир и бегом по затененной липами улице в баню там есть дворик с цветами зеленая горячая вода хлещет из медных лебединых голов в цинковую ванну я раздеваюсь донага намыливаюсь с ног до головы кислым розовым мылом скольжу в теплую темно-зеленую ванну сквозь белую занавеску окна палец полуденного солнца удлиняется на потолке полотенце сухое и теплое пахнет паром из чемодана достаю штатский костюм одолженный мне одним знакомым парнем рядовой из последнего взвода Санитарного корпуса Дяди Сэма (номер… никак не мог запомнить номер все равно я уронил его в Луару) с журчанием и шипением стекает по фановой трубе и щедро дав на чай и перемигнувшись с толстой женщиной собирающей полотенца

я выхожу в липовое благоухание июльского послеобеда и захожу в кафе с маленькими столиками на открытом воздухе где только господа офицеры имеют право греть свои защитного цвета задницы и в ожидании парижского поезда заказываю коньяк лицам в военной форме подача запрещается и уверенно сажусь на железный стул никому не известный штатский.

Новости дня XXXIII

Эвелин Хэтчинс

Эвелин переехала в маленькую квартирку на Рю де Бюсси, на которой каждый день устраивался уличный базар. В доказательство того, что между ними ничего, в сущности, не произошло, Элинор подарила ей несколько раскрашенных итальянских панелей, чтобы оживить ими темную гостиную. В начале ноября возникли слухи о перемирии, а потом в один прекрасный день майор Вуд влетел в комнату, где работали Элинор и Эвелин, вытащил их из-за стола и расцеловал обеих и заорал: «Наконец-то свершилось!» Эвелин не успела опомниться, как повисла на шее майора Мурхауза и поцеловала его прямо в губы. Управление Красного Креста превратилось в студенческое общежитие в ночь выигрыша футбольного первенства: ПЕРЕМИРИЕ.

У всех каким-то образом оказались бутылки коньяка, и все запели «Долгий путь туда ведет» и «La Madel-lon pour nous n'est pas sévère». [207]

Она, и Элинор, и Джи Даблъю, и майор Вуд сели в такси и поехали в «Кафе де-ла-Пе».

Почему-то они все время вылезали из такси, и на их место садились другие люди. Они хотели попасть в «Кафе де-ла-Пе», но, как только усаживались в такси, толпа останавливала их и шофер куда-то исчезал. Когда они наконец добрались до кафе, все столы оказались занятыми и во все двери вливались толпы поющих и танцующих людей. Тут были греки, польские легионеры, русские, сербы, албанцы в белых юбочках, шотландец с волынкой и множество девиц в эльзасских костюмах. Они никак не могли найти столика, и это их раздражало. Элинор предложила пойти куда-нибудь в другое место. Джи Даблъю был рассеян и все рвался к телефону.

Один только майор Вуд, очевидно, получил удовольствие. Он был сед, носил маленькие седоватые усы и все время повторял: «Сегодня все позволено». Он и Эвелин поднялись наверх посмотреть, нет ли свободного места, и налетели на двух австралийцев, сидевших на бильярдном столе в окружении дюжины шампанского. Через несколько минут они уже пили шампанское с австралийцами. Им не удалось достать никакой закуски, хотя Элинор пожаловалась, что умирает от голода, и, когда Джи Даблъю попробовал проникнуть в телефонную будку, он обнаружил там сплетенных в объятии итальянского офицера и какую-то девицу. Австралийцы были пьяны в лоск, и один из них утверждал, что это перемирие, по всей вероятности, не что иное, как новое гнусное измышление в целях пропаганды, поэтому Элинор предложила попробовать поехать к ней и там закусить. Джи Даблъю сказал: да, они могут остановиться у Биржи, и он оттуда отправит кое-какие телеграммы. Ему необходимо снестись со своим маклером. Австралийцам не понравилось, что компания уходит, и они стали хамить.