По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла

— Куда направляешься, Тед?

— На работу, — важно отвечает Тед.

Он делает еще несколько шагов, но тут вдруг лицо его озаряется ужасной догадкой, и он восклицает:

— Черт! Я же забыл повернуться обратно!

А вот классический анекдот про «живчика», который рассказывают по всему Ланкаширу.

«Живчик» приобрел пианино. На следующий день сосед видит, что он катит купленное пианино на тележке, и интересуется:

— Что, Дэн, решил продать?

— Нет, — отвечает Дэн, — просто иду на первый урок музыки.

Ну, пожалуй, довольно. Теперь вы можете представить, с каким интересом (и дипломатичностью) завел я разговор со своим первым в жизни «живчиком». К моему удивлению, парень выглядел вполне обычным человеком, я бы даже сказал, не лишенным известного ума. Мне запомнился его синий бумазейный костюм и блуждающий взгляд. А также необычная реакция на мои осторожные расспросы. Когда я в очередной раз прошелся по поводу его профессии, парень улыбнулся и спросил:

— А вы слышали этот анекдот?

И рассказал следующую историю.

Как-то раз «живчик» купил новую клетку для кур и попросил двух своих друзей, тоже «живчиков», помочь донести покупку до дома. Идти пришлось две мили, и приятели изрядно запыхались. Когда до дома оставалось с полмили, они вдруг всполошились: а где же сам владелец клети?

— Куда подевался этот чертов Том? — спрашивали друзья на все лады. — Может, с ним что-то случилось?

И тут послышался голос изнутри клети:

— Не беспокойтесь, ребята, все в порядке. Я несу жердочки!

Если желаете заглянуть в сердце Ланкашира, то вам следует выбрать какой-нибудь вторник или пятницу и явиться в самое большое здание Манчестера. Здесь располагается Королевская биржа — крупнейшая биржа в мире. В одном ее уголке свободно разместится целиком все здание Лондонской биржи, и местные обитатели будут при этом спрашивать друг у друга: «Вы видели, какую у нас открыли новую гардеробную?»

Маленькие текстильные городки (которых вполне можно считать детищами Манчестера), а также Ливерпуль — город, годящийся на роль супруги Манчестера (прекрасная, надменная леди, о которой я расскажу как-нибудь в другой раз) — так вот, все они дважды в неделю присылают своих эмиссаров на Манчестерскую биржу. Для чего? Рассказать-послушать новые анекдоты и, если получится, выбить парочку выгодных контрактов. Вся эти люди собираются в громадном гриль-баре, обедают и отчаянно стараются не «расколоться» — приберечь свои лучшие истории до того момента, когда отправятся на биржу. И вот час пробил: приезжие поднимаются по лестнице и попадают в огромный шумный храм хлопка. Пик активности наблюдается около трех часов дня, когда на этаже собирается свыше семи тысяч участников торгов.

Если подняться на галерею для публики, то глазам вашим откроется поистине незабываемое зрелище — медленно перемещающаяся, как бы кипящая темная масса мужественности (мне очень не хотелось использовать это слово, я старался изо всех сил, но, увы, искушение все-таки оказалось сильнее). Такого вы не увидите ни в одном другом городе Англии. Более того, я почти уверен, что будь это в любой другой точке земного шара, то подобное деловое сборище не обошлось бы без женского присутствия. Мне рассказывали, будто здесь тоже есть (или, может, когда-то была) женщина-брокер. Но поскольку никто и никогда ее не видел, то я сильно сомневаюсь в правдивости этой информации. Вообще-то, женщины не такие нервные, как мы, мужчины, и они гораздо больше нас любят быть на виду, привлекать к себе внимание. Но подозреваю, что Манчестерская Королевская биржа — этот последний оплот мужского мира — напугала бы даже самую отважную представительницу прекрасного пола.

Однако, глядя на шумное, многочисленное скопище мужчин, невозможно не думать о женщинах. Я представлял, как бы выглядела биржа, если все семь тысяч мужчин вдруг исчезли и уступили место своим женам и дочерям. Насколько бы она выиграла в красках и формах! Насколько благозвучнее стала бы звучать! Ничего похожего на это унылое тысячеголовое чудовище с его бесконечными черными шляпами и черными пиджаками…

Этот устрашающий монстр, подобно черной плесени, расползается по гигантской площади почти в два акра. Стоит подняться на галерею для публики, и вы сразу же слышите непрерывный, монотонный шум — этакую застывшую звуковую волну, которая повисла в воздухе и давит на уши. Поздравляю, вы сподобились услышать голос самой Хлопковой индустрии! Собравшиеся здесь тысячи мужчин ведут нескончаемые разговоры о хлопке и хлопковых отходах, о ткани в отрезах и суровье, о вискозе и набивной хлопчатобумажной ткани, об отбеливании, покраске и транспортировке, о деньгах… а также о том, что повар сказал полисмену.

Вам придется поверить мне на слово, потому что на слух в этом шуме нет ничего человеческого. Скорее уж, это похоже на шелест гигантской дубравы или на рокот прибоя — странное резонирующее возмущение воздушной среды.

Стоя на галерее, я ощущал себя богом-олимпийцем, который свысока наблюдает за копошением людишек на Земле. Затем глаз мой выделил из толпы маленького человечка, и я стал следить за его перемещениями по этажу. И хотя человек этот был не более чем молекулой в теле черного монстра, на общем основании участвующей в броуновском движении остальных молекул, тем не менее для меня он сделался важным, поскольку я уже думал о нем как о личности. Я с интересом наблюдал, как он прокладывает себе путь сквозь толпу, ненадолго притормаживая возле отдельных групп людей. Вот он останавливается, вносит свою лепту в беседу и продолжает двигаться дальше. И все это время рыщет-ищет-вынюхивает: на чем бы сделать деньги?

Так, теперь он остановился с кем-то пошутить. Этот кто-то рассказывает ему смешную историю, и наш герой смеется — на мой взгляд, чуточку слишкомгромко. Я понимаю: он заинтересован в своем собеседнике и хочет ему понравиться. В следующий миг человечек становится серьезным, задумчиво потирает маленький подбородок и с сомнением качает маленькой головой. Что такое? Неужели его хотят втянуть в сомнительную сделку? Не поддавайся, дружок! Иногда к моему подопечному подходит какой-нибудь человек (вернее сказать, море черной плесени выплескивает на него человека), оба вынимают блокноты и что-то записывают. Ура! Кажется, мы заключили контракт. Это просто замечательно!

Со временем я замечаю, что по залу бродят старики в старомодных сюртуках с бутоньерками. Судя по их важному виду, это ветераны хлопчатобумажного бизнеса. Порой мне кажется, что для этих экс-магнатов Королевская биржа играет роль спасательного круга. Древние старички, которые счастливо доживают свой век где-нибудь в Сент-Эннсе или Бакстоне, бранятся с садовником и страдают от подагры, только потому и остаются живы, что раз в неделю по привычке ездят на биржу. Здесь же можно видеть и молодое поколение ланкаширцев — это энергичные, пробивные люди, которые идут по жизни своим путем и давно уже не носят гетры. Мне рассказывали об одном южанине, который так и не сумел устроить бизнес на Севере — камнем преткновения для него стали именно белые гетры. Я вполне верю в подобную историю.

За этими размышлениями я потерял из виду своего человечка. Надеюсь, ему по-прежнему везет. Он у меня маленький неунывающий бодрячок. Я наблюдал, как он раз за разом рассказывает одну и ту же историю различным людям. Часто ему приходилось стоять и терпеливо дожидаться, когда же собеседники наконец умолкнут и обратят на него внимание. Биржа — единственное место в Манчестере, где человек не может просто вмешаться в чужую беседу. Так здесь не принято! Мне жалко, что мой человечек — а я уже начал привыкать к нему, начал верить, будто он неплохой семьянин, любит свою жену и детей — в этот самый миг ушел и затерялся в безликой толпе, составляющей тело мрачного монстра. Между тем голос Хлопка не смолкает…

Стрелки часов приближаются к трем.

Наступает критическое время. Это у нас три часа дня, а в Америке — на том конце невидимого моста, связывающего Нью-Йоркскую и Манчестерскую биржи — уже десять вечера. Тамошние хлопковые дельцы сходятся вместе, не успев стереть следы свежего грейпфрутового сока со своих бритых подбородков, и цены тут же прыгают вверх. (Как трудно было бы все это объяснить несчастному Христофору Колумбу, который надеялся обратить богатство Нового Света на благие цели нового крестового похода!)