Чувство древнее, как мир

А дальше все пошло, покатилось, как катится под гору набирающий скорость камень. События, события, слишком большие и частые перемены для того еще неторопливого, еще средневекового времени, но естественные для буйного темперамента Марии Стюарт.

- Прекрасная госпожа, прошу вашего разрешения откланяться. Уже очень поздно, - заявил Дарнлей во время затянувшейся куртуазной вечеринки с вином, музыкой и танцами где-то на вторую неделю знакомства с Марией Стюарт.

- Не разрешаю, - ответила королева. - Сэр, я прошу вас сначала проводить меня.

Секретарь королевы, а заодно и музыкант, и даже поверенный в сердечных делах Давид Риччо, опускает флейту и улыбается, кивая головой.

Спокойная прогулка в сторону спальни длится недолго. Вскоре королева, забыв про все величие и все приличия, вешается на шею провожатому:

- Генри, прошу тебя, будь моим!

И через несколько минут ошеломленный юноша видит, что нагая женщина прекраснее нагого мужчины. Более того, сначала от испуга, а потом с искренними чувствами он навсегда влюбляется в Марию Стюарт, болезненно привязывается к ней.

Уже в апреле 1565 года происходит тайная помолвка Марии и Генри, организованная Давидом Риччо и проведенная католическим священником. Дарнлей делает выбор в пользу католичества.

Эта тайна очень скоро стала известна Джеймсу Меррею. Он понял, что, выйдя замуж, его сестра повысит свой статус. Кроме того, она взрослеет, мудреет и теперь может покуситься на его власть. Он был невысокого мнения о Дарнлее, но понял, что и он, получив шотландскую корону, способен покуситься на его власть. А благодаря Риччо и иностранной помощи в Шотландии может усилиться папизм. Это Меррея никак не устраивало. Против был и верный государственный канцлер Мейтленд. Но особенно против, разумеется, Елизавета. Она просто в ярости, хотя Мария почти буквально выполнила ее условия, собирается замуж за своего, британца. Ярость Елизаветы и политическая, и женская. Ее "сестрица" выходит уже второй раз, а она... Только влюбленная Мария Стюарт не сводит глаз с жениха, а потому не видит, что рискует остаться без союзников.

29 июля 1565 года в Холируде происходит не такая пышная, как когда-то в Париже, но веселая свадьба. Омраченная только тем, что Джеймс Меррей демонстративно не осчастливил ее своим присутствием.

Вследствие того, что был занят - тайно готовил бунт против своей королевы. Почти одновременно со свадьбой Гамильтон, Аран, Харрис, Керколди и другие лорды объявляют бунт против открытой поддержки королевой католической церкви, против Дарнлея, объявленного королем Шотландии Генрихом, против чего угодно, что придумает Меррей и поддержит средствами и войсками английская королева. Джон Нокс уже в открытую клеймит "католическую вавилонскую блудницу".

И тут шотландская королева показывает свою рыцарскую смелость и решимость. Чуть ли не на другой день после свадьбы она организует свое небольшое наемное войско, призывает сохранивших верность баронов, облачает мужа в золоченые доспехи и мчится навстречу бунтовщикам.

Лорды растерялись. Многие из них, не ожидавшие такой резвости от Марии Стюарт, поспешили явиться с повинной. Меррей был с виду не виноват, но Мария успела хорошо изучить властолюбие своего единокровного брата. Поэтому Меррей поспешил укрыться в Англии. Он вообще обладал замечательной способностью во время сложных событий исчезать из страны, оставаясь невиновным. В Букингемском дворце Елизавета устроила ему публичный прием, где вынудила-таки Меррея признаться в организации заговора по недоразумению, а сама возмутилась неверности шотландцев своей государыне. Елизавета всегда была ни при чем.

* * *

Во время своего медового месяца, длившегося месяца три, Мария была счастлива. Дарила мужу лошадей, драгоценное оружие, поместья. Правда, с главным подарком - шотландской короной - они не совсем поняли друг друга. Королева могла какое-то время примириться с властью не претендовавшего на ее прерогативы, но опытного в государственных делах Меррея, но с властью девятнадцатилетнего юнца - никогда. А Генри Дарнлей сразу же решил, что он король. Что он вправе не только посещать парламент, государственный совет и кабинет министров, но и покрикивать на верных королеве людей, вмешиваться в решения. Но самое обидное - ему показалось, что он может покрикивать на свою жену.

Эйфория прошла. Мария Стюарт поняла, что взяла в мужья ничтожество, алчное до власти и почестей. Он все больше времени проводил в компании забулдыг, стал погуливать от нее с женщинами и мужчинами. Королева плакала, но недолго. Едва почувствовав, что она забеременела, напрочь отказала супругу в постели. И стала постепенно отбирать у Дарнлея все, что ему подарила. Его перестали приглашать на заседания органов государственной власти, подпись "короля Генриха" сделалась на документах необязательной, из его герба были убраны государственные регалии. Монеты с профилями Марии и Генриха изъяли из обращения, остались только с профилем Марии. Вскоре чуть ли не официально его стали именовать "супругом королевы", принцем-консортом. Короны у него никто не отбирал, но она на глазах превращалась в головной убор достоинством не выше шляпы.

Дарнлей был в отчаянии. Тенью прежнего высокомерного и высокородного красавца бродил он по коридорам Холируда. Головокружительная карьера в течение полугода. Молодой, безвестный сын эмигранта, вернувшийся с отцом из Англии, как игрушка в чужих руках, орудие задуманной кем-то интриги. Потом вдруг он ласково принят при дворе, потом в спальне королевы. Потом король! И головокружительное падение в следующем полугодии до положения какого-то ничтожного приживальщика, лишь по форме второго человека в стране, а на деле - сто тридцать второго. Ему было всего девятнадцать. Неужели такая карьера уже кончилась?

Тем временем при дворе возвысилась новая фигура. Этот человек когда-то бежал из Шотландии от гнева Меррея, но теперь смог вернуться. Джеймс Хепберн граф Босуэлл. Тридцатилетний верзила, иссеченный боевыми шрамами воин, профессиональный кондотьер, командир наемников. Нахальный, отчаянно смелый и, ко всему прочему, отчаянный бабник. Босуэлл был протестантом, но поклялся служить Марии Стюарт и защищать ее своим мечом, как прежде защищал ее мать.