Дороги свободы. I.Возраст зрелости

– Нет, – медленно сказал он, – нет, это вовсе не грязно.

Она быстро дернула локтем и предплечьем, зигзагообразно рассекая раскаленный воздух комнаты.

– Я внушаю вам отвращение, – сказала она.

Он натянуто засмеялся.

– Отвращение? Мне? Марсель, вам придется долго искать такое, что могло бы внушить мне отвращение к вам.

Марсель не ответила; понурившись, она проговорила:

– Я так хотела держать вас вне всего этого!..

Они замолчали. Теперь между ними возникла еще одна связь, прочная, как пуповина.

– Вы видели Матье после того, как он ушел от меня? – спросил Даниель.

– Он мне звонил после полудня, – сухо ответила Марсель.

Она взяла себя в руки и ожесточилась, она была настороже, прямая, ноздри сжаты; она страдала.

– Он сказал вам, что я не дал ему денег?

– Он мне сказал, что у вас их нет.

– У меня они есть.

– Есть? – изумилась она.

– Да, но я не захотел их ему одалживать. Во всяком случае, прежде хотел увидеть вас.

Он сделал паузу и добавил:

– Марсель, следует их ему одолжить?

– Но я не знаю, – пробормотала она неуверенно. – Вам лучше знать, располагаете ли вы...

– Располагаю. У меня пятнадцать тысяч франков, которыми я могу распоряжаться, ни в чем себя не ущемляя.

– Тогда да, – сказала Марсель. – Да, мой дорогой Даниель, они нам необходимы.

Наступило молчание. Марсель перебирала пальцами простыню, ее тяжелая грудь тревожно вздымалась.

– Вы меня не поняли, – возразил Даниель. – Я хочу сказать: положа руку на сердце, вы действительно хотите, чтоб я их ему одолжил?

Марсель подняла голову и удивленно посмотрела на него.

– Сегодня вы какой-то странный, Даниель; у вас что-то на уме.

– Да нет же... просто я хотел уточнить, посоветовался ли Матье с вами.

– Ну, естественно. И потом, – проговорила она с легкой улыбкой, – мы не советуемся, вы ведь знаете, как у нас заведено: один говорит – сделаем то-то или то-то, а другой, если не согласен, возражает.

– Знаю, – сказал Даниель. – Знаю... Только это обычно на руку тому, чье мнение уже сложилось: другого подталкивают, и он не успевает сформулировать свое мнение.

– Может, и так... – согласилась Марсель.

– Я знаю, как Матье уважает ваше мнение, – сказал он. – Но я так хорошо представляю себе эту сцену: она преследует меня весь день. Он, должно быть, напыжился, как это ему свойственно в таких случаях, а потом, проглотив слюну, сказал: «Хорошо! Ну что ж, примем меры». У него не было колебаний, впрочем, он и не мог их иметь: он мужчина. Только... не слишком ли все это поспешно? Сами-то вы должны твердо знать, чего хотите.

Он снова наклонился к Марсель.

– Разве все было иначе?

Марсель не смотрела на него. Она повернула голову в сторону умывальника, и Даниель видел ее профиль. Вид у нее был угрюмый.

– Да нет, почти так, – сказала она и сильно покраснела. – Не будем больше об этом, Даниель, прошу вас! Это... это мне не очень приятно.

Даниель не сводил с нее глаз. «Она трепещет», – подумал он. Но он не до конца понимал, доставляло ли ему большее удовольствие унижать ее или унижаться вместе с ней. Он сказал себе: «Все будет легче, чем я думал».

– Марсель, – проговорил он, – не замыкайтесь, умоляю вас: я знаю, как вам неприятно об этом говорить...

– Особенно с вами, – сказала Марсель. – Даниель, вы настолько не похожи ни на кого на свете!

«Черт возьми! Я ее чистота!»

Она снова вздрогнула и прижала руки к груди.

– Я не смею больше смотреть на вас, – с трудом вымолвила она. – Даже если я не стала вам противна, мне кажется, я вас потеряла.

– Знаю, – с горечью проговорил Даниель. – Архангелы легко пугаются. Послушайте, Марсель, не заставляйте меня больше играть эту смешную роль. Во мне нет ничего от архангела; я просто ваш друг, ваш лучший друг. И все-таки я должен сказать свое слово, – твердо добавил он, – потому что я в состоянии вам помочь. Марсель, вы действительно уверены, что не хотите ребенка?

Легкая быстрая дрожь пробежала по телу Марсель, казалось, оно силится развоплотиться. Но потом, будто одумавшись, оно осело на край кровати, неподвижное и тяжеловесное. Марсель повернулась к Даниелю; вся пунцовая, она смотрела на него без обиды, в беззащитном оцепенении. Даниель подумал: «Она в отчаянии».

– Вам нужно сказать только слово: если вы в себе уверены, Матье завтра же утром получит деньги.

Он почти желал, чтобы она сказала: «Я уверена в себе». Он даст деньги, и дело будет закрыто. Но Марсель ничего не говорила, она повернулась к нему, глаза ее были полны ожидания; нужно было идти до конца. «Ах, вот оно что! – подумал Даниель с ужасом. – Честное слово, у нее благодарный вид!» Как у Мальвины, когда он дал ей взбучку.

– Вы! – сказала она. – Вы думали об этом! А он... Даниель, на всем свете только вы один волнуетесь обо мне.

Он встал, сел с ней рядом и взял ее за руку. Вялая, лихорадочная, доверчивая рука: он молча держал ее в своей. Казалось, Марсель боролась со слезами; она тупо уставилась на свои колени.

– Марсель, разве вам безразлично, что маленького уничтожат?

Марсель устало передернула плечами.

– А что вы предлагаете взамен?

Даниель подумал: «Все, я выиграл». Но он не испытал никакой радости. Он задыхался. Вблизи Марсель попахивала, он мог в этом поклясться; это было неуловимо и вообще не было в прямом смысле запахом, но ощущение такое, что она оплодотворяла воздух вокруг себя. И, потом, эта рука, потевшая в его руке. Он едва удержался, чтобы не сжать ее сильнее, ему хотелось выдавить из нее весь сок.

– Не знаю, что можно сделать, – суховато проговорил он, – потом посмотрим. Сейчас я думаю только о вас. Если этот малыш у вас будет, он может стать крушением всего, а может, и удачей. Марсель, вы должны обо всем хорошо подумать, чтобы после не упрекать себя.

– Да... – сказала Марсель, – да...

Она смотрела в пустоту с доверчивым, молодящим ее видом; Даниель подумал о юной студентке, которую он только что видел на фотографии: «Это правда! Она была молодой...» Но на этом неприятном лице даже отблески молодости не волновали. Он резко отпустил ее руку и немного отодвинулся.

– Подумайте, – повторил он настойчиво, – вы действительно уверены, что не хотите малыша?

– Не знаю, – сказала Марсель.

Она встала.

– Извините, мне нужно подоткнуть маме одеяло.

Даниель молча поклонился: таков был обычай. «Я выиграл», – подумал он, едва за ней закрылась дверь. Он вытер руки платком, потом живо встал и открыл ящик столика, стоящего подле кровати: он находил там иногда забавные письма, короткие записки Матье, совсем супружеские, или бесконечные сетования Андре, которая была несчастлива. На сей раз ящик был пуст, Даниель снова сел в кресло и подумал: «Я выиграл, она помирает от желания снестись». Он был рад, что остался один: за это время можно укрепить свою ненависть. «Клянусь, Матье на ней женится, – сказал он себе. – Однако он гнусен, даже с ней не посоветовался. Не стоит, – одернул он себя, сухо усмехнувшись. – Не стоит его ненавидеть, хоть праведные основания для этого есть: у меня достаточно других».

Марсель вернулась с искаженным лицом. Она прерывисто сказала:

– А если я и захочу ребенка? Что это мне даст? У меня нет средств, чтобы одной его вырастить, а он на мне наверняка не женится.

Даниель удивленно поднял брови.

– Но почему? Почему он не может на вас жениться?

Марсель посмотрела на него с крайним изумлением, потом решила засмеяться.

– Но, Даниель! Вы же знаете, какие мы!

– Ничего я не знаю, – сказав Даниель. – Я знаю только одно: если он хочет, следует всего лишь совершить некоторые обязательные для всех формальности, и через месяц вы его жена. Или это вы, Марсель, решили никогда не выходить замуж?

– Было бы отвратно, если б он женился на мне против своей воли...

– Это не ответ.

Марсель немного расслабилась. Она засмеялась, и Даниель понял, что сделал неверный шаг.