Гулящая

ь в подушку, она снова горько зарыдала. Оришка, услышав из кухни плач, подошла к Христе, посмотрела, как содрогаются ее круглые плечи, как дрожит и сотрясается от рыданий все ее тело, пожала плечами и молча ушла.

- Распустила нюни... ухватил бы за косы да оттаскал как следует, перестала бы хныкать...- говорила она сама с собой.

- А ты знаешь, кто эта панночка? - спросил Кирило, входя в кухню.

- Да уж не ты ли знаешь. А я вот давно вижу, что просто гулящая девка,- с сердцем проворчала Оришка.- Видно, не угодил сегодня. Слышишь, как воет? - прибавила она, кивнув головой на комнату. Оттуда доносились тяжелые рыдания.

- Да это их дело,- ответил Кирило.- Поругались - и помирятся. А кто она - вот в чем весь смак. Ты старого Притыку знала?

Оришка молчала.

- Того, что замерз на Никольскую ярмарку. Приська, его жена, как умерла, так хоронить не на что было... Здор на свой счет хоронил.

- Ну, так что? - спросила Оришка.

- Да ведь это их дочка - Христя. Сегодня, от Здоров приходил хлопец, меду принес. Спрашивает Христю. Спятил ты, что ли, думаю, какой тебе Христи, нет у нас такой и в заводе. А тут и она - сама себя выдала. Тогда только я ее и признал, и голос ее, и лицо. Видала, какая птица стала!

- Много чести! Куда как много чести! - качая головой, ответила Оришка.

- Да чести-то немного. А хотелось бы знать, как она дошла до этого?

- Очень нужно... как же, очень нужно мне знать!

- И хорошо делаешь, Оришка, что не хочешь знать,- неожиданно услышали они из сеней третий голос. Кирило и Оришка оглянулись,- в дверях сеней стоял Колесник.

- А тебе, Кирило, старому дураку, стыдно в бабьи дела нос совать! Ты бы лучше за лесниками смотрел, чтоб чужую скотину в молодняк не пускали,прибавил он и ушел в комнату.

Оришка поглядела на Кирила и ухмыльнулась, тот, почесав голову, молча вышел из дому.

- Вон послушай, что о тебе Кирило с Оришкой болтают! - войдя в комнату, с досадой сказал Христе Колесник.- А все твой язычок наделал.

Христя, уткнувшись лицом в подушку, молчала. Горькие слезы унялись, но на смену им пришло то оцепенение, которое всегда наступает после тяжких рыданий, уста ее сжались, холод леденил душу и сердце. Ничто теперь туда не доходит и ни за что не дойдет. Ни горькие упреки, ни крики, ни брань. Сердце замкнулось, не слышит, душа жаждет покоя, только покоя, ей все равно, что делается вокруг. И Христе было все равно. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, и молчала, не повертываясь к Колеснику. Тот походил-походил по комнате и мрачный снова вышел из дому.

"Ну, и денек выдался сегодня! Вот так денек!" - думал Колесник, гуляя по саду на самом солнцепеке. Он как будто совсем не замечал жары, хотя пот градом катился у него и по лицу, и по шее, и по груди. Что ему эта жара, когда внутри все горит у него. Не успел еще он позабыть про недавнюю неудачную тяжбу со слобожанами, как сегодня эта рева подбавила, еще больше его допекла. Все уже о себе разболтала, завела тут какие-то шашни. А ведь все