Вильсон Мякинная голова

— Значитъ, это настоящее колдовство! — вскричалъ Томъ, который теперь и самъ очень заинтересовался. — Посчастливилось ли этимъ кудесникамъ угадать, что должно было случиться съ вами въ будущемъ?

— Вообще говоря, посчастливилось, — продолжалъ Луиджи. — Два или три поразительныхъ предсказанія успѣли уже съ тѣхъ поръ исполниться, причемъ самое невѣроятное изъ всѣхъ исполнилось въ томъ же году. Изъ числа менѣе важныхъ пророчествъ, иныя уже осуществились, а другія, равно какъ и нѣкоторыя изъ болѣе важныхъ, до сихъ поръ еще не сбылись и, можетъ быть, никогда не сбудутся. Во всякомъ случаѣ, выполненіе ихъ удивило бы меня въ меньшей степени, чѣмъ невыполненіе.

Слова эти произвели глубокое впечатлѣніе на Тома. Онъ окончательно опѣшилъ и счелъ долгомъ извиниться:

— Я вовсе не имѣлъ въ виду смѣяться надъ этой наукой, Дэви, я просто-на-просто мололъ вздоръ и несъ необыкновенную чепуху. Мнѣ было бы очень пріятно, если бы вы поглядѣли своимъ гостямъ на ладони. Надѣюсь, что вы не откажетесь сдѣлать это?

— Отчего же нѣтъ? Если только это доставитъ удовольствіе моимъ посѣтителямъ. Предупреждаю, однако, что у меня слишкомъ мало практики въ хиромантіи и что я, поэтому, не смѣю выдавать себя за опытнаго и искуснаго спеціалиста по этой части. Если какое-нибудь прошлое событіе особенно отчетливо написано на ладони, я обыкновенно его могу прочесть. Менѣе важныя событія, зачастую, хотя и не всегда, отъ меня ускользаютъ… Я слишкомъ мало довѣряю себѣ самому, чтобы осмѣлиться читать будущее. Пожалуйста не заключайте изъ моихъ словъ, что я повседневно занимаюсь изученіемъ хиромантіи. За послѣднія шесть лѣтъ мнѣ удалось разсмотрѣть всего лишь сь полдюжины рукъ. Какъ вы видите, здѣсь принято подшучивать надъ хиромантіей. Я счелъ умѣстнымъ поэтому прекратить свои опыты, въ ожиданіи, пока лишніе толки умолкнутъ. Знаете ли, что мы сдѣлаемъ, графъ Луиджи? Я попробую прочесть ваше прошлое и если это мнѣ хоть сколько-нибудь удастся, мы этимъ и удовлетворимся, оставивъ будущее въ покоѣ. Отгадывать его могутъ лишь опытные хироманты.

Онъ взялъ уже руку Луиджи, когда Томъ остановилъ его восклицаніемъ:

— Обождите немножко, Дэви! Графъ Луиджи, вотъ вамъ карандашъ и бумага. Запишите самое невѣроятное крупное событіе, которое было вамъ предсказано и дѣйствительно случилось менѣе чѣмъ черезъ годъ послѣ предсказанія и передайте этотъ клочекъ бумаги мнѣ. Я увижу тогда, удастся ли Дэви прочесть это событіе на вашей рукѣ. Луиджи, отвернувшись, написалъ нѣсколько словъ на клочкѣ бумаги, сложилъ его и передалъ Тому со словами:

— Если г-нъ Вильсонъ правильно угадаетъ, то я предложу вамъ прочесть, что здѣсь написано.

Вильсонъ принялся изучать ладонь Луиджи, опредѣляя на ней линіи жизни, ума, сердца и т. д. Онъ тщательно отмѣчалъ соотношенія этихъ главныхъ линій съ лабиринтомъ болѣе тонкихъ и нѣжныхъ бороздокъ и черточекъ, окутывавшихъ ихъ со всѣхъ сторонъ многосложной сѣтью. Ощупавъ мясистую подушечку у основанія старашого пальца, онъ уяснилъ себѣ ея очертанія. Точно также тщательно изслѣдовалъ онъ мясистую часть руки, отъ сгиба кисти и до основанія мизинца. Столь же тщательно и всесторонне разсмотрѣлъ онъ пальцы графа Луиджи относительно ихъ формы, величины и привычки располагаться по отношенію другъ друга во время отдыха. Всѣ трое зрителей слѣдили съ самымъ глубокимъ вниманіемъ за этимъ изслѣдованіемъ, нагибаясь и сами надъ ладонью графа Луиджи. Никто не осмѣливался прервать торжественное молчаніе, хотя бы даже единымъ словомъ. Еще разъ внимательно осмотрѣвъ ладонь графа, Вильсонъ принялся читать по ней вслухъ.

Онъ изобразилъ характеръ Луиджи, его наклонности, вкусы, симпатіи и антипатіи, выдающіяся стремленія, честолюбивыя мечты, и эксцентричности въ такихъ ясныхъ и опредѣленныхъ выраженіяхъ, что самъ Луиджи приходилъ иногда въ смущеніе, а всѣ остальные принимались смѣяться. Оба близнеца признали, однако, описаніе характера художественно схваченнымъ и совершенно вѣрнымъ.

Вильсонъ принялся тогда разсказывать прошлое графа Луиджи. Онъ подвигался впередъ въ этомъ біографическомъ очеркѣ весьма осторожно и не безъ нѣкотораго колебанія, медленно перемѣщая пальцы по выдающимся линіямъ ладони. Время оть времени онъ останавливался на какой-нибудь звѣздѣ (перекресткѣ линій), тщательно изслѣдуя окружающую ее сѣть тонкихъ бороздокъ. Онъ упомянулъ объ одномъ или двухъ прошлыхъ событіяхъ. Луиджи подтвердилъ правильность его указаній, послѣ чего Вильсонъ приступилъ къ дальнѣйшему изслѣдованію. Неожиданно онъ взглянулъ на графа съ выраженіемъ глубокаго изумленія и сказалъ:

— Здѣсь отмѣчено событіе, разглашеніе котораго вы сочтете, можетъ быть, нежелательнымъ?

— Ничего, разсказывайте! — добродушно прервалъ его графъ Луиджи. — Увѣряю васъ, что это нисколько меня не стѣснитъ.

Вильсонъ всьтаки колебался и, повидимому, не зналъ, какъ ему поступить. Наконецъ, онъ сказалъ:

— Событіе это слишкомъ щекотливаго свойства для того, чтобы… Не лучше ли будетъ, если я напишу то, что узналъ на бумажкѣ, или же скажу это вамъ шепотомъ, и вы тогда сами рѣшите, желательно ли разсказывать объ этомъ вслухъ.

— Ну, что жь, я и на это согласенъ! Напишите! — согласился Луиджи.

Написавъ нѣсколько словъ на лоскуткѣ бумажки, Вильсонъ передалъ его Луиджи, который, прочитавъ написанное тамъ, сказалъ Тому:

— Разверните имѣющуюся у васъ бумажку и прочтите ее вслухъ, г-нъ Дрисколль!

Томъ прочелъ: «Было предсказано, что я убью человѣка и предсказаніе это исполнилось еще до истеченія года».

— Вотъ такъ штука! — присовокупилъ Томъ.

Графъ Луиджи передалъ Тому записочку Вильсона и сказалъ:

— Прочтите ее тоже вслухъ!

Томъ прочелъ: «Вы кого-то убили; но я не могу разобрать, кого именно: мужчину, женщину или ребенка»?

— Это заткнетъ за поясъ привидѣніе, являвшееся Цезарю и вообще все, что мнѣ когда-либо доводилось видѣть или же слышать! — объявилъ, пораженный изумленіемъ Томъ. — Оказывается, значитъ, что самый смертельный врагъ человѣка — его собственная рука. Представьте себѣ только, что она записываетъ на себѣ самыя сокровенныя роковыя его тайны, и въ то же время измѣннически готова разоблачить ихъ каждому постороннему лицу, знакомому съ черной, или же бѣлой магіей. Не понимаю только, чего ради дозволяете вы разглядывать такимъ опаснымъ людямъ вашу ладонь, на которой записаны такіе страшные факты?

— Для меня это совершенно безразлично, — возразилъ Луиджи совершенно спокойнымъ тономъ. — У меня имѣлось основаніе убить этого человѣка и я ни мало не жалѣю о своемъ поступкѣ.

— Какое же могло у васъ имѣться основаніе убить человѣка?

— Онъ самъ напрашивался на то, чтобы быть убитымъ.

— Я разскажу вамъ, какъ все случилось, такъ какъ братъ не хочетъ говорить объ этомъ самъ! — съ горячностью воскликнулъ Анджело. — Онъ убилъ человѣка для того, чтобы спасти мою жизнь. Вотъ чего ради онъ его убилъ. Это былъ благородный поступокъ, о которомъ нѣтъ ни малѣйшей надобности умалчивать.

— Ну да, разумѣется, — подтвердилъ Вильсонъ. — Убить человѣка, чтобы спасти жизнь родному брату, можетъ, при извѣстныхъ обстоятельствахъ, быть дѣломъ очень хорошимъ и великодушнымъ.

— Все, это мнѣ очень пріятно слышать, — возразилъ Луиджи, — но, въ данномъ случаѣ, о самопожертвованіи, геройствѣ или великодушіи съ моей стороны, мнѣ кажется, не могло быть и рѣчи. Вы упускаете изъ виду одно обстоятельство: если бы я не спасъ жизни Анджело, то и меня самого не оказалось бы въ живыхъ. Зарѣзавъ моего брата, убійца, безъ сомнѣнія, покончилъ бы также и со мною. Такимъ образомъ, на повѣрку оказывается, что я спасъ свою собственную жизнь.

— Все это однѣ только отговорки. Я тебя знаю и ни за что не повѣрю, чтобъ ты въ это мгновеніе думалъ о себѣ самомъ! — сказалъ Анджело. — Я храню у себя кинжалъ, которымъ Луиджи убилъ злодѣя, покушавшагося на мою жизнь и какъ-нибудь покажу его вамъ. Кинжалъ этотъ сталъ послѣ того для меня особенно дорогимъ. Впрочемъ, онъ имѣлъ уже и передъ тѣмъ свою собственную исторію, которая и сама по себѣ представляется довольно интересною. Онъ былъ подаренъ моему брату могущественнымъ индѣйскимъ державцемъ Гайковаромъ Бородскимъ, семьѣ котораго принадлежалъ въ теченіе двухъ или трехъ столѣтій. Имъ было убито изрядное число людей, почему-либо не нравившихся Гайковару и знаменитымъ его предкамъ. На взглядъ онъ не представляетъ ничего особеннаго, кромѣ того развѣ, что по наружности не похожъ на другіе ножи и кинжалы и т. п. Я сію минуту изображу вамъ его на бумагѣ. — Анджело взялъ листъ бумаги и, набросавъ нѣсколькими, штрихами фигуру восточнаго кинжала, продолжалъ: — Какъ видите, онъ обладаетъ широкимъ клинкомъ съ острыми, какъ бритва, лезвіями, на которомъ вырѣзаны вензеля или же имена длиннаго ряда его владѣльцевъ. Я самъ распорядился вырѣзать на немъ латинскими буквами имя Луиджи съ нашимъ гербомъ. Обратите вниманіе на замѣчательную рукоять этого кинжала. Она изъ цѣльнаго куска слоновой кости, отшлифованнаго какъ зеркало, толщиною приблизительно въ человѣческую руку, съ плоско запиленнымъ верхнимъ концомъ для того, чтобъ въ него удобнѣе было опираться большимъ пальцемъ. Кинжалъ надлежитъ держать именно такъ, чтобъ большой палецъ упирался въ верхній конецъ рукояти и затѣмъ наносить ударъ сверху внизъ. Передавая кинжалъ Луиджи, Гайковаръ показалъ намъ, какимъ именно образомъ слѣдуетъ его употреблять. Въ ту же самую почь Луиджи пришлось воспользоваться этимъ урокомъ, и у Гайковара оказалось однимъ подданнымъ менѣе. Ножны кинжала великолѣпно украшены драгоцѣнными цвѣтными каменьями. Вы, безъ сомнѣнія, найдете эти ножны гораздо интереснѣе самого кинжала.