Вильсон Мякинная голова

— Все это наглая ложь, выдуманная тобою, мерзкая, подлая пустомеля!

— Ну, нѣтъ, это вовсе не ложь, это сущая правда! Клянусь Богомъ, что я ни на волосъ не отступаю отъ истины. Да, сударь, вы мой сынъ!

— Ахъ, ты чертовка!

— А этотъ бѣдный парень, котораго вы изволили сегодня избить и выгнать пинками изъ комнаты, родной сынъ Перси Дрисколля и слѣдовательно вашъ баринъ…

— Ахъ, ты скотина негодная!

— Его настоящее имя Томасъ Дрисколль; вы же прозываетесь «Valet de chambre». Фамиліи у васъ нѣтъ никакой, такъ какъ неграмъ она не полагается!

Разъяренный Томъ вскочилъ и, схвативъ громадное полѣно, занесъ его надъ головой неожиданно отыскавшейся матери. Она только разсмѣялась надъ этой выходкой и сказала:

— Кушь, щенокъ! Садись и сиди смирно! Ужь не воображаешь ли ты, что могъ бы и въ самомъ дѣлѣ меня убить? Ты, другъ мой, не изъ таковскихъ, чтобы у тебя хватило духа убить человѣка, который смотритъ тебѣ въ глаза! Иное дѣло, если бы ты могъ выстрѣлить мнѣ какъ-нибудь въ спину, исподтишка, сзади. На это разумѣется, тебя хватитъ, если представится благопріятный случай, но я, голубчикъ не намѣрена умирать отъ твоей руки, а потому заранѣе приняла мѣры, чтобы отвадить тебя отъ такихъ попытокъ. Все что я тебѣ разсказала, изложено у меня письменно и отдано на сохраненіе въ надежныя руки. Человѣкъ, у котораго находится этотъ документъ, будетъ знать изъ сдѣланной тамъ приписки, кого именно надлежитъ ему обвинять въ моей смерти, если я паче чаянія окажусь убитой. Если ты думаешь, голубчикъ, что твоя мать на столько же глупа, какъ и ты самъ, то очень ошибаешься, смѣю тебя въ этомъ увѣрить! Совѣтую тебѣ теперь сидѣть смирно, вести себя благопристойно и не вставать съ мѣста до тѣхъ поръ, пока я не дамъ тебѣ на это дозволенія.

Охваченный водоворотомъ бурныхъ и мучительныхъ душевныхъ волненій, Томъ испытывалъ невыносимую нравственную пытку. Помолчавъ нѣсколько времени, онъ, повидимому, совладалъ съ собою и сказалъ убѣжденнымъ тономъ:

— Все это чистое надувательство! Можешь идти къ кому хочешь и дѣлать что тебѣ вздумается! Мнѣ на это наплевать!

Рокси ничего ему не отвѣтила, а только взяла фонарь и молча пошла къ дверямъ. Несчастнымъ Томомъ немедленно же овладѣлъ паническій страхъ.

— Не уходи же, не уходи! — взмолился онъ со слезами. — На умѣ у меня, Рокси, было вовсе не это. Я беру назадъ все, что сказалъ и не буду никогда говорить ничего подобнаго. Пожалуйста, Рокси, вернись назадъ!

Роксана съ минутку постояла, а затѣмъ серьезнымъ тономъ замѣтила молодому человѣку:

— Ты, Чемберсъ, долженъ отучить себя отъ дурной привычки! Я тебѣ не ровня и ты не въ правѣ называть меня Роксей. Дѣти не называютъ своихъ матерей уменьшительными именами. Ты долженъ звать меня «матушкой» или «мамашей», по крайней мѣрѣ, въ отсутствіи постороннихъ. Изволь сейчасъ же назвать меня «мамашей»!

Слово это стоило Тому большого труда, но онъ всетаки его выговорилъ.

— Ну, вотъ и прекрасно! Совѣтую тебѣ, для твоей же пользы, никогда впредь этого не забывать. Ты обѣщалъ, что никогда не станешь обзывать то, что я тебѣ сказала, ложью и надувательствомъ и хорошо сдѣлалъ; но я предупреждаю тебя, что если ты когда-нибудь попытаешься еще разъ сказать мнѣ такую мерзость, то это будетъ послѣднимъ разговоромъ твоимъ со мною. Я безотлогательно пойду тогда къ судьѣ, разскажу ему безъ всякихъ обиняковъ кто ты такой и представлю точныя доказательства. Ты можешь, надѣюсь, повѣрить, что я поступлю именно такимъ образомъ?

— Ахъ, я не только этому вѣрю, я это знаю! — со стономъ подтвердилъ Томъ.

Теперь только Рокси убѣдилась, что подчинила его вполнѣ своей власти. На самомъ дѣлѣ она не могла ровнехонько ничего доказать. Письменный документъ, которымъ она пригрозила Тому, принадлежалъ тоже къ области чистаго вымысла. Она знала, однако, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, а потому не сомнѣвалась, что ея угрозы произведутъ желаемое дѣйствіе.

Вернувшись на прежнее мѣсто, Роксана усѣлась опять на ящикъ изъ подъ свѣчей. Она сдѣлала это съ такой гордостью, какъ если бы этотъ ящикъ былъ королевскимъ трономъ, и объявила:

— Ну, теперь, Чемберсъ, довольно молоть вздоръ! Поговоримъ о дѣлахъ. Ты, дружокъ, получаешь, какъ мнѣ извѣстно, по пятидесяти долларовъ въ мѣсяцъ. Половину этихъ денегъ изволь отдавать твоей матери. Выкладывай-ка ихъ сейчасъ же!

У Тома оказалось на лицо всего лишь шесть долларовъ. Онъ отдалъ ихъ безпрекословно и обѣщалъ, тотчасъ же по полученіи слѣдующаго мѣсячнаго своего жалованья, аккуратно выплатить половину такового милой своей мамашѣ.

— Сколько ты задолжалъ, Чемберсъ?

Томъ вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ и объяснилъ:

— Около трехсотъ долларовъ.

— Какъ же ты уплатишь такую уйму денегъ?

Томъ простоналъ:

— Я и самъ не знаю этого. Пожалуйста не задавай мнѣ такихъ мучительныхъ вопросовъ.

Роксана приставала, однако, къ нему до тѣхъ поръ, пока не вымучила у него признанія. Онъ переодѣвался въ женское платье и занимался мелкими кражами въ частныхъ домахъ, похищая цѣнныя вещи, которыя легко было припрятать. Недѣли двѣ тому назадъ, когда всѣ думали, что онъ находится въ Сенъ-Луи, Тому удалось собрать порядочную лепту со своихъ земляковъ, но онъ сомнѣвался, удастся ли выручить продажею этой добычи требуемую сумму. Означенная добыча была уже отослана въ Сенъ-Луи, и въ виду возбужденнаго состоянія, въ которомъ находился теперь городъ, Томъ не рѣшался рискнуть на вторичный набѣгъ. Мать одобрила его поведеніе и предложила ему свою помощь, но этимъ только напугала бѣднягу. Томъ съ трепетнымъ смущеніемъ дерзнулъ сказать ей, что она своимъ отъѣздомъ изъ города оказала бы ему большую услугу, такъ какъ онъ стадъ бы чувствовать себя свободнѣе и безопаснѣе. Онъ собирался было подкрѣпить свою просьбу болѣе или менѣе логическими доводами, но Роксана его прервала и доставила сыну пріятный сюрпризъ, объяснивъ, что съ удовольствіемъ сдѣлаетъ ему это одолженіе. Ей все равно гдѣ ни жить, если только она будетъ аккуратно получать ежемѣсячное свое содержаніе. Во всякомъ случаѣ она не намѣрена далеко уходить изъ города и будетъ разъ въ мѣсяцъ являться за деньгами въ Заколдованный домъ. Затѣмъ она добавила:

— Теперь я не питаю къ тебѣ особенной ненависти, но ненавидѣла тебя много лѣтъ. Впрочемъ, и каждая на моемъ мѣстѣ стала бы тебя ненавидѣть. Я вѣдь тебя подмѣнила, помѣстила тебя въ хорошую семью, дала тебѣ хорошее имя, сдѣлала тебя богатымъ и знатнымъ бѣлымъ господиномъ, который одѣвается въ модное платье, и какую за все это видѣла я отъ тебя благодарность? Ты постоянно меня презиралъ, всегда обзывалъ меня при людяхъ самыми нехорошими бранными словами, никогда не хотѣлъ дозволить, чтобы я хоть на минутку забыла разницу между мною, негритянкой, и тобой…

Она разрыдалась, какъ слабая, безпомощная женщина. Томъ, въ свою очередь, счелъ умѣстнымъ замѣтить ей:

— Поймите, вѣдь я же не зналъ, что вы моя мать, да кромѣ того…

— Ну, ладно, не будемъ никогда вспоминать про это. Прошедшаго вѣдь не вернешь, оно миновало и я постараюсь тебя простить. — Помолчавъ съ минутку она добавила грознымъ тономъ: — Смотри только не заставляй меня никогда вспоминать о прошломъ, а не то смѣю увѣрить, что тебѣ придется объ этомъ пожалѣть!

Прощаясь съ Роксаной, Томъ спросилъ самымъ ласковымъ и убѣдительнымъ тономъ, какимъ только могъ располагать въ данную минуту:

— Мамаша, не можешь ли ты мнѣ сказать, кто такой былъ мой отецъ?

Онъ думалъ привести Роксану этимъ вопросомъ въ нѣкоторое смущеніе, но опасенія его на этотъ счетъ оказались ошибочными. Роксана выпрямилась во весь ростъ, горделиво тряхнула головой и отвѣтила:

— Отчего мнѣ тебѣ это не сказать? Не вижу никакой причины, которая препятствовала бы этому! Тебѣ нѣтъ ни малѣйшаго основанія стыдиться своего отца. Знай, душечка, что онъ былъ однимъ изъ самыхъ именитыхъ здѣшнихъ горожанъ и принадлежалъ къ такой же первостатейной старинной виргинской фамиліи, какъ Дрисколли и Говарды, которые такъ гордятся знатнымъ своимъ происхожденіемъ.