Гулящая

тоньше, то ли книзу поуже стало - сразу и не поймешь. Так переменилась Христя.

- Ах, как красиво! Господи, как красиво! - воскликнула, посмотрев на подругу, Марина.- Дайте зеркало, пусть она сама поглядится и скажет.

Марья бросилась в комнаты за зеркалом.

- Поглядись-ка! - сказала она, поднеся зеркало. Марина посветила. У Христи даже глаза заискрились.

- Вот видишь, что я тебе говорила? Вот видишь! - тараторила Марина.- А если бы еще сюда в косу цветочек, один розовый цветочек!

Марья удивилась, какие у Марины умелые руки.

- Ну и мастерица ты, Марина! Настоящая мастерица!

- Теперь снимай эти лохмотья и надевай... Что у тебя есть? распоряжается Марина.

- Юбка, корсетка,- говорит Христя.

- Если бы к корсетке да вышитую сорочку.

- У меня есть; я сейчас,- кинулась Марья и в одно мгновение принесла из амбара тонкую вышитую сорочку.

- Что же это, сорочку снимать? - воскликнула Христя.- Не хочу!

- Надевай поверх ее! - крикнула Марина и, собрав сорочку, надела ее Христе через голову. Длинная сорочка, как мешок, упала до полу; вышитый подол ее волочился по земле. Марья и Марина рассмеялись.

- Вот если бы паныч зашел! - сказала Христя.

- Очень он нам нужен! Нарядимся пусть тогда поглядит,- ответила Марина, подбирая и завязывая в поясе сорочку.- Надевай скорее юбку! подгоняла она Христю. Они суетились, словно спешили бог весть куда... Вот и юбка плотно облегла круглый невысокий стан, врезавшись в бока красным поясочком.

- Теперь корсетку надевай,- держа в руках корсетку, торопит Марина. Христя надела и корсетку.

- Стой ровно!

Как портной на примерке обдергивает и оправляет платье, так оправляла Марина на Христе ее наряд. Вот уже все готово.

- Ну-ка, поглядись!- крикнула Марина! Марья поднесла зеркало.

- Погоди, еще не все!- И Марина поскорее сняла дукаты и монисто и надела их Христе на шею.

- Вот теперь другое дело! - сказала она, отступив. Лицо и глаза у нее горели, когда она любовалась Христею в этом наряде.

Он и в самом деле был Христе к лицу. Невысокая, кругленькая, она казалась не полевым цветком на длинном стебельке, как Марина, а пышной садовой маргариткой, за которой неусыпно глядели девичьи глаза, которую холили неутомимые девичьи руки, выпалывая сорную траву, поливая утром и вечером. Черноволосая головка с ясными глазами, черными бровями и вишневыми губками, словно точеная, сидела на лебединой шее, унизанной монистом и дукатами; личико алело, улыбалось; глаза блестели, искрились здоровьем и радостью. Белые вышитые рукава, словно подвязанные к плечам букеты цветов, выбивались из-под темной корсетки, а ситцевая юбка краснелась от множества цветочков, словно поляна посреди леса, вся усеянная гвоздикой.

- Видишь! видишь! видишь! - кричала Марина, шутливо похлопывая Христю по плечу.- А говорила - плохо. Да можно ли быть краше? В деревне никогда как следует не оденешься. Правда, Марья?

Марья стояла, смотрела, и глаза у нее разбегались.

- Вот видишь! Вот что значит