Испытание Ричарда Феверела

– Вы, разумеется, сами его кормите? – спросил баронет у Люси и был удовлетворен полученным ответом.

Миссис Берри собиралась показать удивительные ножки младенца. Боясь, как бы он не показал вслед за тем всю мощь своего голоса, Люси попросила ее не будить его.

– Не так-то легко это сделать, – сказала миссис Берри и снова принялась твердить, какой маленький Ричард здоровяк, говоря, что в этом нет ничего удивительного для тех, кто знает, как прекрасно его кормят и сколько внимания ему уделяет его мать, а потом только глубоко вздохнула и умолкла.

– С виду он здоровый, – сказал баронет, – но не очень-то я разбираюсь в маленьких детях.

Таким образом, сдав свои позиции, Рейнем признал права своего нового наследника, который в эту минуту был унесен, для того чтобы стараниями домоправительницы его водворили в ту самую комнату, где прошли первые годы жизни Ричарда.

Остин нисколько не думал об одержанной им победе.

– Она очень мила, – изрек баронет.

– Да, в ней есть какая-то притягательная сила, – ответил Остин. На этом все и окончилось.

Гораздо более оживленный разговор происходил в это время наверху, где Люси и миссис Берри сидели вдвоем. Люси ждала, что она будет говорить о том, как их приняли в Рейнеме и о самом доме, о расположении комнат и о счастливой жизни, которая их там ожидает. Миссис Берри, однако, то и дело смотрелась в зеркало. Первыми ее сколько-нибудь внятными словами были:

– Милая моя, скажи мне чистосердечно, как я выгляжу?

– Право же, очень хорошо, миссис Берри; можно ли было думать, что он окажется таким добрым, таким внимательным?

– Уверена, что я похожа на старую салопницу, – продолжала миссис Берри. – Боже ты мой! Одним выстрелом двух зайцев. Ну а теперь как, по-твоему?

– Никогда я еще не видела в двух людях такого удивительного сходства, – продолжала Люси.

– Сходства! Да ты только взгляни на меня, – миссис Берри вся дрожала, и ладони у нее горели.

– Вы точно в лихорадке, миссис Берри. Что же это такое?

– Вот так, почитай, девка молодая дрожит, коли кого полюбит.

– Ложитесь-ка лучше спать, милая миссис Берри, – сказала Люси, ласково надувая губки. – Я вас раздену и поухаживаю за вами, моя дорогая! Вы так переволновались.

– Ха-ха! – истерически засмеялась миссис Берри. – Она думает, что все это из-за нее. Да это детские игрушки, девочка моя. Только никак я не ожидала, что все сегодня вечером ужастью такой обернется. На ночь в этом доме остаться я никак не могу, родная моя!

Люси была поражена.

– Не сможете остаться на ночь, миссис Берри? Да почему же это, дурочка вы этакая? Впрочем, я знаю.

– Знаешь! – вскричала миссис Берри, недоверчиво на нее глядя.

– Вы боитесь привидений.

– Будешь бояться, когда в них шесть футов с лихвой и они рычат, когда их в ногу булавкой кольнешь. Я Берри моего увидала!

– Вашего мужа?

– Собственной персоной!

Люси предположила, что она могла обознаться, но миссис Берри решительно утверждала, что видела именно его, здоровенного верзилу, что не кто иной, как он провел их в библиотеку, и побожилась, что он узнал ее и весь затрясся.

– Ни капельки он не состарился, – сказала миссис Берри, – а я-то, я! Теперь у него есть, чем оправдаться. Я знаю, что я старая салопница.

Люси поцеловала ее:

– У вас вид самой милой на свете старушки, дорогая моя.

– Да, конечно, теперь меня можно назвать старушкой, милая.

– Так, значит, ваш муж в самом деле здесь?

– Берри там, внизу.

Слова эти были сказаны так решительно, что последние следы сомнений исчезли.

– Что же вы теперь будете делать, миссис Берри?

– Уеду, милая. Не стану его счастью мешать. У нас с ним все кончено, я это знаю. Только ведь в дом вошла, как почуяла: что-то должно случиться, и ты подумай только, не успели мы с тобой по коридору пройти… не держи я малютку, мне бы, верно, и на ногах-то не устоять. Учуяла я, видно, его шаги, сердце у меня екнуло, и я вспомнила, что даже как следует и причесаться-то не успела – мистер Вентворт так торопился, и даже не успела надеть праздничное платье. Я знаю, он станет теперь меня презирать. Терпеть он не может салопниц.

– Презирать вас! – гневно вскричала Люси. – И это после того, что он так бессовестно с вами поступил!

Миссис Берри попыталась встать.

– Лучше уж мне уехать сразу, – захныкала она. – А увижу его, так только опозорюсь. Чую, что так оно и будет. А ты его заметила, голубка моя? Знаю, подчас я ему надоедала, что было, то было. Эти дылды так чувствительны ко всему по части их достоинства… да оно и понятно. Послушай-ка, что я тебе скажу! Не удерживай меня в этом доме, милая. Должна тебе сказать, тут и моя вина была. Молодым женщинам невдомек, как с мужчинами себя вести, а я тогда была молодая, да и не очень-то они отвечают за все, что творят: будто их кто-то сзади толкает. Да. Уеду я. Салопница я. Уеду. Никак мне нельзя спать с ним под одной крышей.

Люси положила руки на плечи миссис Берри и насильно усадила ее снова в кресло.

– И вы хотите бросить малютку, негодница вы этакая? Говорю вам, он еще явится сам, и упадет перед вами на колени, и попросит у вас прощения.

– Это Берри-то упадет на колени!

– Да. И он еще будет умолять вас его простить.

– Коли вы добьетесь от Мартина Берри чего-нибудь, кроме пустых слов, я руками разведу! – воскликнула миссис Берри.

– Вот посмотрите, – сказала Люси, твердо решившая, что должна сделать что-то хорошее для той, кому она столь многим обязана.

Миссис Берри оглядела себя с головы до ног.

– А нельзя ли будет подумать, что мы за ним гоняемся? – прошептала она.

– Это же ваш муж, миссис Берри. Может, он сам хочет к вам сейчас прийти.

– Ах! У меня уж и из головы-то вылетело все, что я собиралась сказать ему, когда мы столкнулись, – вскричала миссис Берри. Люси вышла из комнаты.

За дверями она повстречалась с одетой во все черное дамой; та остановила ее, спросила, не она ли жена Ричарда, и, поцеловав ее, тут же исчезла. Люси послала за Остином и рассказала ему всю историю Берри. Остин вызвал к себе верзилу и спросил его:

– Вы знаете, что здесь сейчас ваша жена?

Прежде чем Берри успел уныло что-то изречь, его попросили подняться наверх, и, так как его юная хозяйка сразу же направилась вперед, ему ничего не оставалось делать, кроме как привести в движение свои ноги и поднять все могучее сооружение на второй этаж.

В тот же вечер миссис Берри вкратце пересказала Люси бывший меж ними разговор.

– Он стал говорить со мной так, как бывало говорил Мартин Берри, и, должна сказать, чистосердечно и без всяких обиняков. И вдруг он умолкает и падает… падает на колени. Скажи мне кто-нибудь такое, ни за что бы не поверила. Я держала себя в руках до этой минуты, но этим он меня доканал. И прежде чем я сообразила, что со мной творится, я совсем размякла, а он меня возьми да и обними. Сердцу женскому разве вынести, когда такая орясина грохнется перед вами на колени. Это ведь влюбленный юноша какой, тот одно колено только пригнет, а этот грешник кающийся на оба упал. Эх, кабы он и в самом деле раскаивался! Но как бы ты думала, о чем он меня просит, милая?.. Да о том, чтобы в доме я покамест ни словом никому не обмолвилась! Нет, не очень-то ладно это выглядит.

Люси приписала все тому, что он устыдился своего поведения, и миссис Берри, как могла, постаралась посмотреть на его поведение именно в этом свете.

– А что, баронет поцеловал тебя, когда ты пожелала ему спокойной ночи? – спросила она. Люси ответила, что нет. – Коли так, то подожди пока засыпать, сколько сможешь, – посоветовала миссис Берри, – а теперь давай помолимся за того господина, который так много делает, оттого что не тратит слов попусту.

Как то часто бывает с людьми простыми, миссис Берри глупела только тогда, когда речь шла о ее собственных сердечных делах. Как она и предчувствовала, баронет вошел к ней в комнату, когда все вокруг стихло. Она видела, как он подошел к Ричарду-младшему и, склонившись над ним, стал пристально на него смотреть. Потом он направился к полуоткрытой двери в комнату Люси, прислушался, едва слышно постучал и – вошел. Миссис Берри слышала, как из комнаты донеслись очень тихие слова. Что именно говорилось там, разобрать она никак не могла, но готова была поклясться, что угадала, о чем именно идет речь. «Он назвал ее дочерью, обещал, что она будет счастлива, и по-отцовски ее поцеловал». Когда сэр Остин уходил, она уже крепко спала.