Иностранный легион. Молдавская рапсодия. Литературные воспоминания

Тем не менее он приставил Марии дуло пистолета ко лбу и почти визжащим голосом повторил свое приказание:

— Пусть ваш муж скажет, кто партизан прячет. Я буду считать. Раз. Два.

До трех немец не досчитал. Схватив его за руку, Мария ударила его пистолетом в лицо. Удар пришелся по глазам. Звериный вопль огласил примарию: осколки пенсне попали немцу в глаза. Он выронил пистолет и стал закрывать рукой то один, то другой глаз.

— Ну что, видишь ты теперь партизан? — дрожащим * и охрипшим голосом спросила Мария.

Ее застрелил фельдфебель.

Георгий Сурду пережил свою жену едва лишь на одну минуту. Но в эту минуту он был счастлив: он слышал, как выл ослепший немец, он видел, как дрожат

руки у мордастого фельдфебеля, он заметил, что фельдфебель не мог попасть в него из пистолета и промахнулся два раза. Когда сверкал огонь этих выстрелов, сознание Сурду расширилось. Светлая капля появилась снова. Георгий Сурду понял то, что раньше него понял обер-лейтенант Аффнер, а именно, что допрос обратился в поединок между ним, Георгием Сурду, и его мучителями, и в этом поединке мучители оказались слабей: они испугались той силы, которая пришла к нему, Георгию Сурду, от его жены Марии.

С этим сознанием он умер как раз в ту минуту, когда в примарию ворвался Гудзенко со своими товарищами.

эпилог

Мы оставили Дмитрия Сурду в ту минуту, когда, пробившись сквозь толпу, он подошел к родному дому и увидел два гроба. Дмитрий не помнил, что с ним было дальше. Он очнулся в незнакомом доме и с трудом узнал девушку, которая сидела у его изголовья: это была Катерина, его сестра.

Она прибыла в Петрешты спустя несколько дней после ухода немцев. Тишина висела над селом. Но это даже не была тишина кладбища: в ней не было покоя, умиротворения. Это была тишина, какая наступает после убийства, когда убийца бежал, а люди, глядя на истерзанную жертву, молчат в оцепенении.

Катерина узнала, что произошло с родителями. Ей указали, где находится брат.

Митя неделю пролежал в беспамятстве. Он впервые открыл глаза, когда в комнате раздался голос Катерины. Сознание вернулось к нему так же внезапно, как покинуло его. Брат и сестра долго сидели на кровати и пла-

кали друг у друга в объятиях. Каждый пытался утешить другого, говоря ему: «Не надо, не надо плакать». Но оба плакали неудержимо. В их слезах смешались горечь утраты, мысль о мучениях, пережитых родителями, гордость за родителей, радость освобождения, радость встречи.

Потом Катенька сказала брату, что прошла за эти три года большую дорогу. Но Митя запомнил только, что в Свердловске сестра работала на заводе, там же она научилась читать и писать и свободно говорить по-русски, потом ее вместе с другими молдаванами направили на курсы партактива, потому что партии нужны люди, которые могли бы работать среди молдаван. Эти будущие партийные работники, вместе с будущим правительством республики, следовали за армией. И вот она дома. Только родителей не застала...

Поправлялся Митя быстро: помогала молодость, весеннее солнце, заботы сестры, уход врача из сайбата. А особенно помогало стремление поскорей выздороветь, чтобы уйти в армию.

Но в военкомате ему оказали прием несколько неожиданный.

— Эге! — воскликнул военком, просмотрев его бумаги.— Так вы же у нас будете дорогой человек! Вы же нам сейчас очень нужны! Садитесь, товарищ дорогой. Сейчас мы вас отправим учиться.

— Куда? — с дрожью радости в голосе спросил Митя. Он не сомневался, что его направят в военную школу.

Но речь шла о другом.

— Куда мы вас направим, вы хотите знать? — спросил военком. — А хоть куда хотите. Хоть на инженера, хоть на доктора, хоть на судью, хоть на артиста.

Видя изумление своего посетителя, он пояснил:

— Войну мы уже без вас как-Нибудь закончим, товарищ дорогой. Для этого дела у нас народу хватает. И все, заметьте, народ обстрелянный, опытный, знающий дело. А вот вернется армия домой, пойдет у молдаван новая жизнь. А для настоящей жизни нужны образованные люди. Понятно вам? Так что идите и учитесь. Вот как сейчас дела повернулись.

Митя угрюмо молчал.

— Не нравится вам? — снова заговорил военком.— Хочется все-таки в солдаты? В таком случае идите жаловаться. А мне вы не нужны.

Военком уже говорил с раздражением.

Но Митя не мог отказаться от своей мечты. В жизни человека бывают события, которые кладут конец одному периоду его существования и начало другому. Человек по-иному смотрит на жизнь, иное в ней видит, по-иному относится к ней и к самому себе.

Таким событием в жизни Дмитрия Сурду была гибель родителей.

Тиль Уленшпигель говорил, что в его сердце стучит пепел его отца, Клааса. Митя Сурду мог бы сказать о себе, что в его сердце стучит пепел обоих родителей. Отныне его жизнь принадлежала народу и великому делу Освобождения, за которое погибли его отец и мать. Митя решил непременно уйти в армию. Он пошел в комитет партии, жаловаться на военкома. В комитете его принял секретарь, по национальности молдаванин. Он сказал Мите, что сейчас из армии отпускают учителей, агрономов, инженеров и всяких других специалистов, потому что солдат хватает, образованных же людей не хватает.

Митя ходил в партком несколько дней подряд и не сдавался.

Но пришлось сдаться.

Кишинев был освобожден в августе 1944 года. Прошло несколько дней, жизнь еще еле теплилась в городе, но уже открывались высшие учебные заведения.

Советская власть создала их в 1940 году, едва придя. Фашисты закрыли их в 1941 году, тоже едва придя. Советская власть вновь открыла их в 1944 году, едва придя. Эта война была войной за завтрашний день народов, за их жизнь и культуру.

Улицы еще были разбиты, еще трудно было подойти к зданиям, где разместились высшие учебные заведения, еще не все пожары догорели, и мутный запах гари и пыль руин висели в воздухе, отравляя дыхание. Еще грохотали танки, проходившие через город, и самолеты, летавшие над ним, где-то близко еще ревели пушки. А в городе уже открылся прием студентов в высшие учебные заведения.

Так выглядела победа советского оружия.

Митя Сурду поступил в университет. Его сестра Катя приехала в Кишинев вместе с ЦК комсомола. «Гайдук» вернулся с фронта цел и невредим. Свадьбу справляли в Петрештах.

Вот и весь эпилог. Он уже, собственно, был виден в прологе. Поколение, рожденное на северном склоне горы, перевалило через вершину и живет на солнечной стороне.

Моим внукам Вите и Мише В. Ф.

университет в Париже, на юридический факультет.

ГОДЫ СТУДЕНЧЕСТВА

Едва приехав, я стал бегать по городу, движимый тем страстным любопытством, с каким мы смотрим иллюстрации к взволновавшей нас книге.

Вот шумные бульвары, величественные площади, зеленые парки. Все было именно таким, как описал Мопассан.

И еще были грязные боковые узкие закоулки — убежище нищеты и отчаяния, — их описал Золя.

Какое странное смешение старого с новым я еще застал!

Блерио только что потряс цивилизованный мир, совершив перелет через Ламанш, а по улицам Парижа, по булыжной мостовой, тряслись неторопливой рысцой одноконные фиакры с кучерами в пелеринах и клеенчатых цилиндрах да тяжелые, крутоспинные арденнские лошади медленно волокли колымаги-омнибусы, набитые пассажирами. Проезд на крыше стоил на полмедяка дешевле, чем внутри. Студенты ездили на крыше.

, Под землей уже ходило метро, но лишь незадолго до войны появились автомобили-такси и на смену конным омнибусам стали приходить автобусы.

Я снял комнату' в новом, только что построенном доме. Лифта не было. Печей не было: отапливались камином, в двух метрах от огня было холодно. Освещались керосином. На улицах горели газовые фонари. Электричество было только в богатых кварталах, в особняках, в театрах да еще на Больших бульварах, где по вечерам небо было красное от электрических реклам.