По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

— Нет, нет, — поспешно ответил Юрята. — Я-то здоров пока. Но вдруг? Зимой-то что делалось — помнишь? Все мы под Богом ходим.

— А, — отозвалась Любава, — это так. Ну что ж, это ты правильно решил — женить их. Я уж поищу невест-то. А что? Любая пойдет. Как вот я за тебя пошла. Великий князь был сватом.

— А если бы не он — не пошла бы? — спросил Юрята и вдруг спохватился: зря спросил, сейчас опять приставать будет.

Но Любава не стала приставать. Она обдумывала его вопрос.

— Пошла бы и без князя, — сообщила она. — Без сватовства его. Ты ведь все равно у него был на виду. Да и мне сразу полюбился. Нет, с сыночками нашими надо не так, не с наскоку. Посмотреть, поискать. На царевнах заморских женим.

— На княжнах половецких, — попробовал пошутить Юрята. Но она не слушала его.

— Княгиню Марью попросить… а им сказать: мы не хуже вашего… можно на красоту-то не смотреть… — бормотала она, разговаривая с невидимыми собеседниками. Захватило ее. Юрята шлепнул ее по ноге.

— А?! — встрепенулась она. — Да это я так, думаю про себя. Ладно. Давай спать. Я уж что-нибудь придумаю.

Юрята хоть и избегал мыслей об этом, все же порой вспоминал тот разговор с Добрыней, так встревоживший его. То, что сын влюбился в княжну и не боялся говорить об этом, было для Юряты еще одним препятствием, мешавшим ему обратиться к великому князю. Юряте почему-то казалось, что князь сразу учует в Добрыне эту преступную любовь, и тогда — лучше не думать, что может случиться. Но, приглядываясь к сыну, пытаясь понять, есть ли у него еще остатки любви к Верхуславе (прямо спросить Добрыню он не мог), Юрята уверял себя, что Добрыня поумнел и давно выбросил княжну из головы.

После того разговора Любава как в омут бросилась — так усердно занялась поиском достойных невест для Добрыни и Бориски. Оставив Любимушку на попечении девок — Ульяна уже старая стала, ей доверить дитя было боязно, — Любава надолго отлучалась из дому. Для таких выходов заставила Юряту приобрести красивый возок с кожаными подушками, чтобы удобней сидеть. Возок запрягался парой коней, а возчиком она всегда брала степенного старика, княжеского холопа, состоявшего при конюшнях: испросила у княгини Марьи разрешение.

У Любавы много приятельниц завелось во Владимире. Вскоре она знала, наверное, всех невест в городе, достойных составить пару ее сыновьям. Но — то ли никак не могла выбрать из тех, что уже имелись, то ли надеялась найти повыгоднее — пока она ни на что не решалась. Юряте тоже ничего не говорила, на его осторожные расспросы отвечала: когда будет о чем говорить, тогда скажу, а пока не мешай. Юрята был доволен тем, как жена управлялась с этим делом, и решил во всем на нее полагаться: сватовство, что ни говори, забота бабья, и Любава со всем справится лучше его.

Сыновьям они пока решили ничего не сообщать — зачем расстраивать ребят раньше времени. Юрята даже всякие разговоры про женитьбу прекратил, чтобы не проговориться случайно. Теперь, когда невесты должны были вот-вот найтись, Юряте было немного жаль сыновей: как-то у них сложится? Он с грустью вспоминал былое время, когда Добрыня и Бориска были маленькими. Насколько ему было с ними проще и милей! Хорошо бы, если бы дети всю жизнь оставались при тебе и были всегда малышами. Конечно, если бы и ты не старился.

Юрята ничего не знал о том, что творится в душах у сыновей, да и неудивительно: оба они стали совсем взрослыми мужчинами. Бориска — стройный, гибкий, лицом похож на мать, такой же синеглазый и курносый. Усы уже густые… А Добрыня — тот и вовсе богатырь: огромный, широкий, с ясным взглядом и могучими руками. Как-то Юрята в шутку попробовал с ним побороться, а Добрыня так его сжал — дыхание перехватило. Испугался даже за отца. Не умеет еще как следует чувствовать свою силу. Вот и пойди узнай, что у них на душе. Да и к чему это — выяснять? Оба — воины, походной жизнью испытанные, кровавого мяса войны отведавшие — до нежностей ли им?

А между тем у каждого из них на сердце лежал камень. Трудно сказать, кому было хуже. Может, Добрыне, который так и не смог побороть в себе неотвязную, как наваждение, и словно растущую с каждым днем любовь к дочери великого князя. Дав себе слово стараться никогда ее больше не видеть, он чуть ли не ежедневно это слово нарушал. И не всегда по своей вине! Наверное, маленькая колдунья почувствовала свою власть над этим великаном, который запросто мог посадить ее к себе на ладонь и носить на вытянутой руке, но в присутствии Верхуславы становился таким смешным — красным и беспомощным.

Отроковица Верхуслава уже начала превращаться в девушку, но пока — хоть и была просватана — часто вела себя по-детски, и осуждать ее за это никто не собирался.

Порой она играла с Добрыней: пряталась за окошком ли, за резными балясинами крыльца, подкарауливала и, когда он, не подозревая об этом, проходил мимо, тихонько, так, что самой было еле слышно, окликала: Добрыня! Он умел расслышать этот тихий зов, даже если в этот миг через двор, стуча копытами по утоптанной земле, проезжали конные, — сразу останавливался как вкопанный. Озирался и вдруг видел ее, разглядывавшую свою жертву с невинной улыбкой. Начинала его расспрашивать: куда он идет, да откуда, да почему на охоту не поехал, да не жарко ли ему в кафтане, а напоследок обязательно спрашивала: почему он такой красный, особенно уши? И со смехом убегала, чтобы опять спрятаться и тайком следить, как он долго еще будет топтаться на месте, прежде чем неуверенно тронуться дальше — часто в сторону, противоположную той, куда направлялся.

Что ее отдадут за князя Ростислава, сына Рюрика, в этом не было никакого сомнения: если сестра ее Всеслава досталась сыну черниговского князя, давнего противника Мономаховичей, то как мог великий князь отказать Рюрику и не породниться с отважным Ростиславом, который в свои юные годы успел так удачно повоевать с половцами, побил их множество и брал в плен половецких князей? Добрыня даже хотел, чтобы это произошло скорее — может, когда князь Ростислав увезет маленькую мучительницу, она забудется сама собой? И сколько еще осталось до того страшного дня, когда душа Добрынина разорвется на части, и до долгожданного дня, когда душа его начнет медленно заживать?

А что Бориска? Он все храбрился перед самим собой, пытался уверить себя в том, что сумел стать для возлюбленной Потворы кем-то вроде хозяина и, если захочет, легко отпустит ее на свободу, но только если захочет. Вышло же не так. Он понемногу, не заметив, привязался к ней и теперь, когда, кажется, Потворе надоел, понял, какое место в его жизни она стала занимать. Может, он и не надоел ей, но, будучи старше Бориски, она решила, что тайная любовь с красивым отроком долго продолжаться не может.

Потвора объявила Бориске, что собирается устроить свою жизнь и выходит замуж за достойного человека — своего соседа, тоже из купцов, овдовевшего во время зимнего мора и потерявшего двух или трех дочерей, что были у него с женой. Он давно уж ей приглянулся, сказала Потвора, а вот теперь сама судьба им на пути друг к другу убрала все препятствия. Ей, Потворе, уже сообщили, что купец собирается засылать к ней сватов. Она любит Бориску, но все же просит его больше не приходить. Вернее — прийти еще несколько раз, а потом — все. И Бориска прикидывал про себя, сколько это будет раз: то ли десять, то ли два. О том, чтобы самому жениться на Потворе, он даже не думал: этого ему не позволят, хотя он был вполне взрослый человек и повидавший виды ратник. Он знал, что рано или поздно потеряет свою «старушку», как он ее называл про себя, но чувствовал, что без нее жизнь опустеет. Никакая другая — из тех, что зазывно поглядывают на него, от боярских дочек до простых девок вроде Малявы — не сможет заменить Потвору.

Иногда Бориска в отчаянии думал: а что, если решиться и продлить ту связь, что была между ним и Потворой? Но каким образом? Он ничего не мог придумать, кроме одного — встретить где-нибудь этого соседского купца, найти причину для ссоры и хладнокровно убить соперника. Но не возненавидит ли его после этого Потвора, она ведь все поймет, даже если убить купца без свидетелей, а потом — ведь может появиться новый купец со сватами. Их, купцов, немало нынче овдовело. Если рубить каждого, то подорвешь городскую торговлю, а потом — купцы часто сами неплохие ратники, ведь им порой приходится в дороге отбиваться от лихих людей, и кто знает, может, не Бориска убьет купца, а тот его. Тогда уж Потвора точно будет потеряна навсегда.