По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

Вот так они оба — Бориска и Добрыня — молча переживали каждый свою беду. Всегда откровенные, они об этих тайнах ни слова не сказали друг другу: Добрыня и мысли не допускал, что Бориска может страдать по Верхуславе, а Бориска считал, что уж Добрыня-то не позволит какой-нибудь Потворе затащить себя в сети.

Между тем ребята не подозревали, что перемены в их жизни понемногу приближаются.

Любава была женщиной неглупой и расчетливой и решила подойти к поиску невест с той стороны, которая была бы для сыновей наиболее выгодна: во-первых, невесты должны быть богаты и знатны. Ну, а уж во-вторых, третьих и четвертых, можно будет выбирать и красивых, и добрых, и юных.

Дело это оказалось нелегким. Собственно, богатых девушек, принадлежащих к известным родам, было не так уж много. Но даже не это останавливало Любаву. Ей хотелось выбрать так, чтобы были и богатыми, и знатными, и красивыми — и все же невеста для Бориски в ее собственных, Любавиных, глазах выгодно отличалась бы от Добрыниной. Любаве казалось, что с таким расчетом она наилучшим образом исполнит свой долг по отношению к родному сыну — Бориске, при этом не сделав зла Добрыне — сыну приемному. Но попробуй подбери такую пару невест, да еще когда приходится спешить, ведь богатые и знатные — товар, который быстро раскупается.

Поэтому все шло не так быстро, как Любаве хотелось. Но она от задуманного отступать не собиралась: мало ли, что не получается сегодня — получится завтра, когда подрастут девчонки. Ведь они так быстро растут.

Пока Любава думала над устройством семейной жизни сыновей, Юрята не переставал мечтать, как пристроит их на хорошие места в жизни государственной. Он все больше убеждался: они способны на славные дела. Дай каждому из них хоть сейчас в управление целый город — они справятся не хуже любого опытного боярина, отцы и деды которого сидели тиунами да посадниками испокон веку. Пора, пора Юряте замолвить за них слово перед великим князем. Но он все никак не решался. Лето стало входить в свою жаркую срединную пору, а Юрята со дня на день откладывал важный разговор.

Наверное, потому, что хорошо знал своего государя и в глубине души верил: тот, нуждаясь в верных слугах, не сможет не вспомнить про Юрятиных сыновей. Ведь видит же великий князь, как постарел сам Юрята, ведь наверняка задумывается, что подручник не вечен и когда-то придется подыскивать ему замену. И Юрята оказался прав.

— Ты что насчет детишек своих думаешь? — спросил как-то Юряту Всеволод. Только что они обсуждали, надо ли в этом году тревожить булгар или пока попридержать войско, опасаясь удара половецкой орды.

— Да, по правде сказать, — замялся Юрята, — думаю, государь. Оба они ребята крепкие, могут и мечом постучать, и умом не обижены.

— Знаю, знаю, — сказал князь. — Сыновья у тебя добрые.

— Можно им, конечно, еще с дружиной походить, — задумчиво произнес Юрята. — Да только пользы тебе, государь, они могут больше принести.

— А почему ты за них не просишь?

— Государь, — смутился Юрята, — ты меня знаешь давно…

— Ну так и что же? Ты ведь — отец, тебе за них и хлопотать полагается.

— Ну вот, я и хлопочу.

— Эх ты, хлопотун, — грустно улыбаясь, сказал Всеволод. — Знаешь ведь сам, как меня просят. Одному то дай, другому это. Одного сюда поставь, другого туда. И ведь иной раз думаешь: отказать бы надо, а не отказываешь. Захар вон — скоро всю свою родню сюда переселит. Все под себя подгребет.

— Насчет Захара что я думаю — ты, государь, знаешь.

— Что с того? — спросил великий князь. — Что мне делать, если честных слуг сначала найди, а потом уговаривай. А Захарка, песий сын, знает, нюхом чует, когда мне человечек надежный нужен. Тут ко мне и подкатывается.

— Я бы давно попросил, — сказал Юрята. — Да еще молодые они. Думал — рано.

— Молодые? Ты вспомни меня, вспомни себя. — Великий князь нахмурился. — И ты был молодой, и я был моложе. Состарятся, не бойся. Когда-то ведь им и учиться надо.

— Верно говоришь, княже, надо.

— У меня тоже сыновья растут, — сказал Всеволод и на мгновение запнулся. — Да, растут понемногу сыновья. Вырастут — не успею оглянуться. А ведь им тоже понадобятся верные люди. А ты сыновей прячешь.

— Нет, государь, не прячу. Прошу у тебя для них службы.

— Хорошо, ладно, — сказал князь. — Ну, в думе рядом с тобой им пока делать нечего.

— Да, нечего.

— Но послужить их попрошу. Дело им хочу поручить трудное. Пусть из Ростова привезут серебро, что у посадника скопилось. Да по записям проверят — все ли собрано да со всех ли? Мне самому всей волости не объехать. Да и негоже великому князю дань собирать — на это у меня должны быть доверенные люди. Дорога из Ростова опасная, пусть возьмут с собой дружины сколько нужно. Слышал я — на дорогах там пошаливают. Купцов грабили многажды. Жалуются торговые люди: целая шайка появилась, то ли бродники, то ли еще кто. Войско против них не пошлешь — уйдут в леса. А серебро ростовское им приманкой послужит. Так что сыновьям твоим задача хитрая — и серебро в целости доставить, и разбойников этих, если нападут на них, уничтожить. Тут не только мечом придется поработать, но и умом раскинуть. Как думаешь — справятся твои ребята?

— Справятся, государь.

— Ну, добро. Завтра поутру пришлешь их ко мне. Я им все и расскажу.

Всеволод улыбнулся и поглядел на смущенно-радостного Юряту.

Глава 30

Задача, которую поручил ребятам Великий князь, была сложнее, чем могло показаться с первого взгляда. Ростовский посадник боярин Роман Бутович счел прибытие отряда, возглавляемого столь юными отроками, едва ли не оскорблением своей чести, хотя прямо заявлять об этом опасался. Будучи младшим братом покойного Матвея Бутовича, воевавшего когда-то вместе с мятежными Ярополком и Мстиславом против юного, только что ставшего князем владимирским Всеволода, он остро ощущал зыбкость своего положения, даже несмотря на то, что сам великий князь утвердил его на этой должности. Всячески стараясь угодить Всеволоду Юрьевичу, посадник в то же время не хотел выглядеть чересчур усердствующим в глазах ростовских именитых мужей, среди которых многие никак не могли позабыть своего поражения на Юрьевском поле. То, что за данью приезжал сам великий князь, придавало посаднику больше веса у ростовского боярства. К тому же у него была возможность лишний раз выразить великому князю свою преданность и готовность служить и далее. Прибытие же небольшого отряда из Владимира Роман Бутович склонен был расценивать как понижение значения своего посадничества. И даже пытался поначалу показать свой нрав и дать непрошеным гостям надлежащий отпор: пусть, мол, знают, куда приехали.

Прибывшие вели себя весьма нагло. Двое молодых боярских сыновей, особенно тот, что пониже ростом, по имени Борис, не только уязвили самолюбие посадника тем, что приказали ему собрать и приготовить все, что положено, побыстрее, но и потребовали подробной описи — откуда что взято, нет ли недоимок или неправильного расчета.

С тяжелым сердцем посадник выдал им все, что причиталось с Ростова великому князю — почти полторы тысячи гривен серебра в слитках, да еще увесистый ларец с драгоценными изделиями ростовских златокузнецов. Большое богатство! Всегда передача великому князю ежегодной городской подати отличалась особой торжественностью — под стать такому богатству. А нынче — прислал государь небольшой отряд да двух молокососов во главе: недосуг, мол, такими мелочами заниматься. Может, и вправду стал слишком богат великий князь, и для него этот драгоценный груз серебра и золота — мелочь? Или надо так понимать, что чем-то Роман Бутович не угодил и с него достаточно будет лишь беспрекословно подчиниться юным слугам великого князя? Сами они ничего посаднику объяснить не пожелали, заявив только, что такова воля государя, а сам он прибудет в Ростов, когда сочтет нужным.

Дружины для сопровождения драгоценного груза пришло с отроками мало — десятка два человек. Посадник предложил было этому Борису взять людей из ростовского полка, но Борис будто даже обиделся на такое предложение, чем поверг Романа Бутовича в еще более тяжкие раздумья. Все это сильно походило на княжескую немилость — и лично к посаднику, и ко всему городу Ростову. Нужно было бы самому отправиться во Владимир и пошататься узнать причину такой немилости. Но Роман Бутович представил, что ему, пожилому человеку, придется в пути находиться под началом этого Бориса, и раздумал ехать. Решил отправиться позднее, выждав приличное время. С тем и отпустил отряд, попросив лишь кланяться великому князю, что и было посаднику снисходительно обещано.