Варяги и Русь

   — Забью, насмерть забью, — ревел он.

Вдруг он почувствовал, что кто-то, как железными клещами, схватил его руку и заставил опустить кнут.

Избитый печенег, удивлённый, что истязание вдруг прекратилось, приподнялся на руках и с расширенными от изумления и ужаса глазами глядел на то, что происходило перед ним.

   — Вот, Прастен, мы наконец и свиделись с тобой! — улыбаясь, произнёс Андрей и отпустил руку Зыбатина отца.

Лицо Прастена вдруг мертвенно побледнело, глаза ввалились, он затрепетал от внезапной дрожи.

Владимир, Зыбата, Улеб с величайшим изумлением смотрели на происходившее. Они понять не могли, что случилось с неукротимым Прастеном, отчего он так вдруг изменился.

   — Что с тобою, батюшка? — кинулся к Прастену Зыбата.

   — Сгинь, сгинь, рассыпься, — задыхаясь, пробормотал Прастен, — откуда ты, зачем ты явился? Ты за мной пришёл. Бери меня, пощади Зыбату!

   — Я уже взял его, Прастен! — раздался в ответ голос Андрея.

Юноша повернулся к нему:

Вид старика поразил его. Андрей, незадолго до того величественный и гордый, теперь весь поник, но просветлевшее его лицо так и сияло дивным внутренним светом.

Улыбка добрая, ласковая играла на его губах, взор светился не гордостью, а любовью.

Зыбата кинулся к нему.

   — Отец мой, ты был так добр ко мне. Ты ласкал меня, как родитель ласкает своё детище, — торопливо заговорил он, припадая к старцу, — скажи мне, что с отцом? Отчего он так дрожит...

   — Дитя моё! Велик Бог христианский! Неведомыми путями ведёт он каждого из нас на путь смирения. Унимается гордыня человеческая, и смиряется дух.

Не то рёв, не то вопль, скорее походящий на звериный, чем на голос человека, прервал старца.

Все взглянули в ту сторону, откуда раздались эти звуки.

Извиваясь всем телом, как змея, полз к Андрею избитый Прастеном печенег. Его окровавленное посиневшее от побоев лицо было ужасно. В его широко раскрытых глазах ясно отражались и ужас, и удивление, и скрытый восторг. Он полз, припадая к земле, пока не очутился у ног Андрея.

   — Ты... ты... — лепетал он, — ты заступился за меня!

Андрей склонился к нему.

   — Встань, брат мой, встань, друг мой, — произнёс он, — и позволь мне тебя, обиженного, гонимого, прижать к груди своей...

Он стал поднимать старого печенега.

   — Ты... ты... — хрипел он, — узнал меня?

   — Да, брат мой! — твёрдо сказал Андрей.

Печенег захлёбывался слезами. Андрей наконец поднял его.

   — Ты... ты... — ревел печенег, и в этом его рёве слышался отзвук мучительной душевной боли.

Вместо ответа старец христианин поднял его и обнял.

Все свидетели этой сцены, происходившей на лесной поляне, почувствовали и смущение, и недоумение.

   — Старик, кто ты! - кинулся к Андрею Зыбата.

Он схватил Андрея за руки и, ожидая ответа, пытливо вглядывался в его глаза, страстно желая найти в них разрешение мучительного вопроса.

   — Кто ты? — повторил он. — Скажи мне?

   — Пусть тебе скажет твой отец, Зыбата! — сказал старец...

Но Прастен стоял как окаменелый. Потом он вдруг бросился к ним и с силой оторвал его от Андрея.

   — Прочь, несчастный,- закричал он, — прочь! Беги, спасайся.

   — Батюшка, что ты? — забормотал юноша. — От кого бежать?

   — От него! Он погубит тебя!

   — Да кто же он, этот старик, батюшка!

Этот вопрос как будто привёл в себя Прастена.

   — Кто? — закричал он. — Разве я не говорил тебе про него? Ведь ещё утром я говорил тебе о нём.

   — Батюшка, — воскликнул Зыбата, — это Стемид?

   — Он... мститель...

Зыбата оглянулся и с ужасом смотрел на старца.

Тот, оставив печенега, шёл к Прастену. Юноша инстинктивно сделал движение вперёд и заслонил собой отца.

   — Я рад, что ты узнал меня! — сказал Андрей.

   — Отойди! Что ты хочешь? — глухо закричал тот.

   — Что я хочу, Прастен? — заговорил Андрей. — Ты разве не знаешь этого? Иль ты забыл? Между нами кровь...

   — Ты хочешь мести? Возьми меня... Убей...

   — Нет! Ты не христианин, ты не знаешь, что нам Господь Бог сказал: «Мне отмщение и Аз воздам». И Он, милостивый, уже отомстил и мстит за меня самой страшной, самой ужасной местью, какая только возможна. Я отомщён уже, Прастен!

Отец и сын с удивлением смотрели на Андрея.

   — Да, Прастен, мой Бог отомстил за меня! — продолжал тот. — Ты отнял у меня единственного сына. Твой сын, единственный сын твой, умирающий, пришёл ко мне, и я вернул его к жизни. Я возвратил его тебе здоровым и невредимым. Но сделал это, Прастен, не я, а Господь Бог мой, который повелел прощать нам ненавидевших нас. Ты взял, Прастен, моего сына, я сохранил и возвратил тебе твоего, мы квиты.

   — Андрей! — сказал Владимир. — Правду говорила моя покойная бабка, что ты лучший из людей!

Старец не обратил внимания на эти слова и сказал:

   — Отойди, Зыбата, теперь у меня есть дело к отцу твоему.

Но Прастен и сам оттолкнул сына и, вытянувшись во весь свой огромный рост, произнёс гордо:

   — Вот, я перед тобой, Стемид; я знаю, ты хочешь моей крови, убей меня, это твоё право... Ты мстишь...

   — Да, Прастен, я мщу, но мщу так, как повелел мне Бог мой, — заговорил Андрей, — месть моя ужасна. Никакие муки не могут сравниться с ней...

Владимир, Зыбата, Улеб затаили дыхание.

Зыбата торопливо в немногих словах передал Святославову сыну, что произошло между Прастеном и Стемидом.

Андрей продолжал:

   — Да, Прастен! Много-много времени прошло с тех пор, когда ты меня видел в последний раз. Я-то тебя видел часто. Ведь давно уже я живу в этом лесу, ох как давно... Не стариком седым я пришёл сюда, и здесь вот и сгорбился, и поседел как лунь... Часто и близко я видел тебя, Прастен. Скажи мне, Прастен, ты ведь чувствовал, что я близко.

Прастен вдруг выпрямился. Его ужас и удивление прошли.

   — Зачем ты говоришь всё это, Стемид? — с усмешкой заговорил он, — зачем ты мне грозишь своей местью? Ты забыл, что и я ещё крепко держу в руках меч и сумею постоять за себя...

   — Верно, Прастен, верно, — добродушно сказал Андрей, — ишь ведь ты какой молодец! На тебя и года не действуют. Крепок ты, как дуб...

   — Ты смеёшься надо мной!

   — Да нет же, Прастен, нет, я только говорю правду...

   — Так и я тебе скажу. Ты сам говоришь, что ты не раз видал меня, что бывал от меня совсем близко.

   — Да, Прастен, совсем близко...

   — И ты не отомстил мне...

   — За что?

Вопрос этот был так неожидан, что и Прастен, и трое юношей с удивлением поглядели на старца.

   — Как за что? За кровь твоего сына...

   — Да ведь я уже отомстил тебе!

Прастен пожал плечами.

   — Разве ты не слыхал, что я говорил? Ты взял моего сына, я с Божией помощью вернул тебе твоего.

   — Я и пришёл поблагодарить тебя за Зыбату.

   — Я знал это...

   — Мне не было известно, кто ты, но не привык я у кого бы то ни было оставаться в долгу...

   — У тебя гордый нрав, Прастен...

   — Какой бы ни был, он мой! Выслушай меня и не перебивай.

   — Я слушаю тебя, Прастен.

   — Прежде я хочу закончить с моей благодарностью к тебе.

   — За сына?

   — Да, за него...

   — Говори, я слушаю тебя.

Прастен горделивым взглядом обвёл сперва юношей, потом своих невольников и затем, глядя куда-то вдаль через голову Андрея, заговорил:

   — Сын мой Зыбата всегда был дорог и любезен моему сердцу, потому что он единственный у меня. Если бы он погиб в бою, я не скорбел бы. Смерть в бою почётна для воина, но жалкая смерть от недуга всегда наполняет сердце томительной скорбью. Больше всего я боялся такой смерти и для себя, и для Зыбаты. Не хочу скрывать я ни от кого, ни от тебя, княжич, ни от вас, Зыбата и Улеб, ни от моего старинного заклятого врага, что мучился и терзался я, когда вдруг пропал сын мой.

   — Так, так, Прастен, — закивал головой Андрей.