Unknown

Герцогиня следила за ним, не отрывая глаз.

– Вас когда-нибудь предавали, мадам?

– Да.

– Тогда вам должно быть знакомо то безумное желание отомстить, от которого просто челюсти сводит!

– Не каждое предательство требует мести. В ином не худо бы разобраться, и, может быть…

– НЕ МОЖЕТ!!!

Что есть силы король хлопнул ладонью по столу, попал в винную лужицу, отдёрнул, снова опустил, и хлюпающий звук получился такой, словно меч выдернули из раны.

– А-а, ч-чёрт! – прикрикнул он, обтряхивая руку. – Мне надоело играть в эти ваши игры, матушка! Слишком долго я был полунаследником, полукоролём. Теперь полусестра, а точнее, полная моя противоположность и соперница, мне не требуется!

– Она не знает! – поспешила перебить мадам Иоланда. – Для себя, как и для всех, она Божья посланница, Дева Франции!..

– Вот так… – Шарль, дёрнувшись всем телом, ребром ладони перечертил себе горло. – Вот так вот надоела мне ваша Дева! И ваш Алансон, живущий подачками от Анжу! Чего он хотел добиться, бегая за ней, как привязанный?! Или, точнее было бы спросить – чего вы, мадам, велели ему добиваться?

Герцогиня медленно поднялась.

Её величественный вид подействовал на короля отрезвляюще. Но прежней робости не вызвал.

– Извольте, сударыня, – сказал он, шумно выдохнув, – я готов признать, что появление этой Девы было своевременным и действительно чудесным. Готов признать ваше несомненное мастерство – это «чудо» вы подготовили блистательно! Но теперь, позвольте узнать – цель, ради которой всё затевалось, достигнута?

– Да. Но…

– Да, – перебил Шарль. – Ограничьтесь этим «да», сударыня. Вы – мать моей жены-королевы. Вы – та, которую я сам всегда называл матерью. Обвинить вас в измене невозможно. Европе незачем знать, каким ничтожеством меня считали в собственной семье. И кто?! Та, которая год за годом учила меня быть королём! Не знаю, порадую, или огорчу вас, мадам, но королём я всё-таки стал. И, как король, теперь приказываю: хватит! Выходите из этого дела, но так, чтобы никто и никогда не докопался, ни до вашего участия, ни до ЕЁ происхождения! Ломайте всё, что построили, меняйте даты в метриках, убирайте людей, которые могут проболтаться. Если не сможете сами, назовите мне имена, и я даже не спрошу, в чём они провинились… Но, повторяю, никто и никогда! Вы меня поняли… мадам?

Герцогиня еле удерживала себя, чтобы бессильно не опуститься обратно на стул – ослабевшие ноги её едва держали.

– Что ждёт Жанну? – еле выдавила она.

– Послушание вашей светлости станет ей защитой. Если она действительно ничего не знает, это только улучшит её судьбу. Пока же, обещаю, что буду почтителен и благодарен, учитывая услуги, которые эта девица нам оказала. Но только до первой самоуправной выходки, вроде той, с Парижем. Если же она всё-таки знает… если вы снова обманули меня, то, клянусь, я от неё избавлюсь, и способ сделать это найдётся, уж поверьте!

– Я никогда не обманывала вас, Шарль. Но не могу поручиться, что ей не рассказал, к примеру, тот же Алансон…

– Я поручусь – не рассказал.

Губы короля презрительно искривились. Он взял со стола свой кинжал, которым резал яблоко, и, со щелчком, вбросил его в ножны.

– Прекрасный герцог… Как выяснилось, он ею тоже, вроде бы, дорожит… И теперь уже не расскажет. Сейчас, вполне возможно, Алансон на полпути к Анжу, куда я его любезно отпустил. – Шарль тихо, с угрозой, засмеялся. – Герцог изволил обидеться. Не так давно клялся, что больше с вашей девицей никаких дел затевать не будет, а вчера приполз с нижайшей просьбой позволить им вместе начать поход, хотя бы на Нормандию. Я, разумеется, отказал, и он, разумеется, вспылил… Не так ли всегда и бывает, сударыня? За всяким добром тянется зло и наоборот. То молчание, которое подразумевалось во благо, оборачивается долгими разговорами о предательстве, а от них до дела так же недалеко, как от Компьеня до Парижа. И где граница перехода одного в другое знает лишь Господь, который, когда надо запечатывает уста говорящих, и так же, ко времени, их отверзает.

– Выходит, и мои уста были запечатаны по Его воле.

– Ну, нет! Зная вас, мадам, я уверен, что даже Божья воля не даст вам сделать то, что не хотите делать вы сами!

– Тогда скажите, чьи же отверстые уста открыли вам тайну Жанны? – спросила герцогиня.

– Злодея, как вы верно заметили, – дёрнул плечом Шарль. – И, заметьте, это тоже была, своего рода месть за предательство.

Мадам Иоланда внезапно догадалась.

– Бургундец? – прошептала она.

– Теперь это уже не имеет значения.

– О, не скажите! То, что исходит от недруга…

– Мадам, – устало перебил Шарль, – я снова вынужден напомнить, что ваши уроки не прошли даром, и я давно не ребёнок. Какие бы причины ни побуждали людей говорить мне вещи приятные, или неприятные, разобраться в них я могу и без чужой помощи.

– Но Бургундец наверняка рассказал вам не ВСЁ!

Шарль усмехнулся.

– Куда уж больше?

– Есть обстоятельства, известные мне, Карлу Лотарингскому и…

Мадам Иоланда осеклась. Что-то во взгляде короля её насторожило, и называть имена Рене, Танги и Мигеля не хотелось.

– И?.. – произнёс Шарль.

– И, может быть, господину Ла Тремую, учитывая интерес его шпионов.

Шарль побарабанил пальцами по столу, словно прикидывая, нужна ли ему ещё какая-то правда, и, с явным неудовольствием произнёс:

– Говорите.

Мадам Иоланда перевела дух. Подбирать слова уже было некогда.

– Сир, – произнесла она, торжественно, – при Жанне, под видом пажа состоит девушка… Если чудо Жанны подготовила я – ради ваших интересов и во имя Франции – то эта другая девушка и есть подлинное чудо Господне… Тому было множество подтверждений, и свидетельство Карла Лотарингского…

Договорить она не успела.

Шарль громко прыснул, а потом расхохотался, как безумный.

– Вы уморить меня решили, мадам, – донеслось сквозь королевский смех. – Желаете подсунуть ещё одну Деву, когда я от первой не знаю куда деваться?! Нет уж, увольте!

Шарль оборвал смех и зло посмотрел на герцогиню.

– Хватит, ваша светлость. Я уже сказал вам – ХВАТИТ! Ответьте на единственный вопрос, который меня действительно интересует, и закончим на этом.

Он сделал к ней шаг, но тут же и остановился, отчуждённый и холодно-спокойный.

– Существуют ли доказательства, что ваша девица бастард моей матери-королевы?

– Я сожгла их, – пробормотала мадам Иоланда, всё ещё не понимая, что её многолетние надежды, вот так – коротко и просто, но, судя по всему, окончательно, обратились в прах.

Шарль мгновение смотрел на неё, борясь с недоверием, потом отвернул голову.

– Мудро, как всегда, мадам… И куда мудрее выдумки про новую девицу. Больше я ничего не хочу слышать об этом деле.

Он ещё постоял, рассматривая стол, потом развернулся и пошел к выходу.

– Шарль!.. – вырвалось у мадам Иоланды.

Король на мгновение замер.

– Знаю, я невежлив. – выговорил с досадой. – Но, учитывая, что мы всё сказали друг другу, могу позволить себе уйти. Стража позаботится о том, чтобы вам никто не досаждал, и проводит в замок, как только пожелаете… К тому же, вы почти ничего не съели, а я, как было уже сказано, сыт по горло.

Полог шатра опустился за ним, и мадам Иоланда осталась с таким чувством, будто получила пощёчину.

* * *

– Что там за ряженая девица при нашей Деве? – тем же вечером спросил Шарль у Ла Тремуя. – Вы знали о ней?

Министр растерялся.

– Я?.. Почему вдруг? Нет, я ничего не знал… Но, если ваше величество приказывает, мои люди всё узнают.

Шарль сел, закинул ногу на ногу и, пристально глядя на Ла Тремуя, потёр ладонью подбородок.

– Я не желаю узнавать о ней, – сказал он, после того, как вдоволь насмотрелся на замешательство в бегающих глазах министра. – Я ВООБЩЕ не желаю о ней знать. Никогда… И, если вы меня поняли, говорить больше не о чем.