Расплата

Адвокат Филоненко продолжает свою речь. Прежде всего мэтр делает заявление: он считает свою основную задачу в том, чтобы вести защиту Плевицкой только на основании законов Франции.

Перейдя к подробному разбору улик, Филоненко вновь и вновь подчеркивает, что ни один свидетель не привел мало-мальски серьезных доказательств вины его подзащитной. Филоненко просит особо отметить, что вокруг процесса Плевицкой создалась крайне неблагополучная, нездоровая атмосфера, вследствие сильной агитации в печати и обществе. Она способствует поддержанию крайне негативного отношения к широко известной в мире исполнительнице русских песен. Ему же, защитнику, бороться не с кем. Он вынужден «бороться с пустым местом». Плевицкая оказалась чуждой местному обществу. Вокруг нее была искусственно создана атмосфера недоверия и подозрительности — так называемый «неблагоприятный климат», укрепившийся еще более отдельными тенденциозными свидетелями. В этой связи адвокат подвергает критике и выступление прокурора (он, например, утверждал, что Плевицкая — злая и безжалостная женщина. Откуда он это взял, какие есть тому доказательства?); тенденциозное очернительское выступление Мацылева, который в прошлом был обязан жизнью его подзащитной; пристрастные показания редактора газеты «Возрождение» Семенова, который голословно утверждал, что Плевицкая давала в Америке концерты в пользу «красных детей», в то время как точнее было бы сказать «в пользу голодающих детей в Советской России», в пользу известной организации Гувера, что совсем не одно и то же. Можно назвать такое безосновательной попыткой объявить мецената и состоятельного человека, врача-психиатра Макса Этигона чуть ли и не самым крупным агентом ГПУ, или яростные свидетельства против Плевицкой генерала Эрдели, который сам должен вскоре предстать перед судом по обвинению в растрате.

Прерывая Филоненко, Марш ставит вопрос своему опытному русскому коллеге: почему же тот не заявил обо всем этом, когда свидетель Эрдели давал показания у барьера.

Не отвечая на вопросы Марша, Филоненко приступает к опровержению ответов генерала Шатилова и рассмотрению всего жизненного поведения генерала.

Филоненко суммирует все сказанное на суде по вопросам, связанным с доходами семьи Плевицкой и Скоблина. Он бросает много упреков следствию в грубом искажении сумм, получаемых супругами, и путанице в указании источников. Основной источник доходов — широкая концертная деятельность его подзащитной, оплачиваемая высокими гонорарами. Генерал Скоблин, как показывали многие, имел доход и по «Внутренней линии», так как Миллер располагал суммами в несколько миллионов франков, оставшимися после похищения Кутепова. Небольшая вилла и подержанная автомашина — вовсе не признак богатства семьи.

Затем Филоненко переходит к вопросу о соучастии Плевицкой в похищении генерала Миллера. Ни один из допрошенных тут свидетелей не представлял ни подлинного письма или записки, проливающих свет на свершившиеся события. Что касается нескольких писем, полученных Плевицкой, они явно были адресованы генералу: могла ли неграмотная или в лучшем случае малограмотная актриса разбирать сложнейшие ходы, для ознакомления и расшифровки которых даже комиссару Маршу понадобилось не менее недели. Филоненко категорически отвергает таинственную историю с зеленой Библией, которая, по словам обвинения, нужна была лишь как ключ к шифру. Адвокат вновь — в который раз! — возвращается к этому вопросу, доказывая, что неграмотная Плевицкая не смогла бы расшифровать письмо по библии... Филоненко употребляет все свое красноречие, нападая на Кусонского, показания которого «ложь с начала до конца». Сомнительное, подложное алиби, которое якобы выдумала Плевицкая, на деле является ловкой выдумкой самого Кусонского, который успел выпустить Скоблина, но почему-то задержал адмирала Кедрова. Весьма умело ставит под сомнения Филоненко и показания других свидетелей обвинения. Свою трехчасовую защитительную речь, произнесенную с блеском и подлинным ораторским искусством, адвокат защиты заканчивает патетическим призывом к присяжным. По его словам, все монахини тюрьмы, где томится Надежда Васильевна Плевицкая, молятся за ее оправдание.

— Господа присяжные! Мы пришли к выводу во время столь долгого процесса: вина Плевицкой не доказана. Я подчеркиваю — не доказана. Весь уличающий ее материал состоит исключительно из голословных утверждений, зачастую противоречащих друг другу... Во имя правосудия я прошу вас, господа присяжные, об оправдании моей подзащитной!

В зале разражается подлинная буря. Председатель с трудом наводит порядок, выдворив многих присутствующих из зала, после чего вновь обращается к Плевицкой:

— Имеет ли подсудимая что-нибудь прибавить к речи защитника?

Плевицкая некоторое время молчит. Потом ее плечи начинают сотрясаться от глухих рыданий. Слова она произносит с трудом: «Я — сирота, господа. У. меня есть один свидетель — Бог. Он знает, что я в жизни никому... никому не сделала зла. Кроме любви к мужу, я ничего в жизни не знала... И за это теперь я отвечаю», — согнувшись, будто от страшной боли, она опускается на свое место. Подсудимую пытаются поднять, но ноги не слушаются ее. Она вновь падает на скамью...

Председатель оглашает семь вопросов, поставленных судом суду присяжных.

1. Было ли произведено похищение генерала Миллера не Плевицкой, а другим лицом?

2. Длилось ли лишение свободы генерала Миллера больше месяца?

3. Была ли Плевицкая сообщницей при похищении генерала Миллера?

4. Было ли совершено на генерала Миллера нападение с целью лишить его жизни?

5. Если было, то с заранее ли обдуманным намерением?

6. Имело ли место заключение генерала в ловушку?

7. Установлено ли сообщничество Плевицкой в завлечении Миллера в ловушку с целью лишения свободы?

(Непосредственно к Плевицкой относятся вопросы 3 и 7)...

В 5 часов 20 минут 15 декабря присяжные заседатели удаляются в совещательную комнату.

Председатель, обращаясь к публике, предупреждает, что каков бы ни был вердикт присяжных, публика, собравшаяся в зале, должна соблюдать полный порядок и тишину. Виновные в малейшем нарушении порядка или в каких-нибудь выкриках будут немедленно арестованы и преданы суду...

В зале суда наступает гнетущая тишина...

Старшина присяжных оглашает вердикт.

На все семь вопросов присяжные отвечают утвердительно (как заявлено позднее, решение принято большинством: 11 — за и 1 против). Большинство признали наличие смягчающих вину обстоятельств...

Прокурор на основании вердикта присяжных требует для подсудимой максимального наказания — пожизненной каторги.

В зале — гул возмущенных и радостных голосов, истерические женские выкрики. Филоненко просит суд ограничить наказание заключением в тюрьму на пять лет, принимая во внимание крайне болезненное состояние его подзащитной, которая с большим трудом перенесла предварительное заключение.

Председательствующий вновь обращается к Плевицкой с предложением сказать что-то.

Плевицкая встает с трудом, раскрывает рот, но сказать ничего не может. Пауза затягивается.

Внезапно, с неожиданным спокойствием и самообладанием, будто речь идет не о ней, Плевицкая опускается на скамью. Она спокойно перебрасывается несколькими репликами со своими защитниками. Зал замолкает: на публику этот внезапный переход к полному спокойствию производит явно неблагоприятное впечатление...

Суд удаляется для определения размера наказания.

Журналисты атакуют адвоката Филоненко с целью узнать, не будет ли Плевицкая подавать кассационную жалобу. Фотографы беспрерывно снимают ее. Плевицкая внешне абсолютно спокойна.

Ровно в шесть часов появляются члены суда. Председательствующий оглашает приговор: Плевицкая приговаривается к 20 годам каторжных работ и высылке из Франции на десять лет. Гражданский иск удовлетворяется в размере одного символического франка. Кроме того, на Плевицкую возлагаются все судебные издержки, достигающие значительной суммы.