Расплата

7

Первым словом предоставляется Рибе.

Рибе: (вопрос Кедрову): Правда ли, вы сказали: в этом деле надо давать показания не по совести, а по обстоятельствам?

Адмирал Кедров: Ничего подобного не было сказано! Прошу переводчика господина Цапкина быть максимально точным. Кусонский сказал мне: «Кажется, я перестарался», а я ответил: «Никогда не следует слишком стараться. Все нужно делать в меру»...

Рибе: Ответ дан свидетелем не по существу. Прошу вызвать сына генерала Миллера... — Не знает ли он о том, что Туркул не раз заявлял о необходимости убрать начальника РОВСа?

Сын Миллера подтверждает это. Однако адвокат Филоненко заявляет, что Туркул допрашивался и обыскивался своевременно. Против него и Шатилова нет никаких улик.

Эксперт Феврие докладывает о материальных расходах семьи Скоблина-Плевицкой.

Филоненко, возражая, приводит данные, полученное от Плевицкой. Здесь учтены гонорары за концертные выступления и суммы, выданные ее супругу от имени РОВСа и через «Внутреннюю линию». Его данные существенно расходятся с данными экспертизы. Феврне доказывает, что семья никогда не располагала значительными суммами.

Тщательно протоколируются оба мнения.

Дают показания: редактор газеты «Возрождение» Семенов, акомпаниатор певицы Дубенский, эмигрант Зензинов, тюремный врач доктор Поль; журналист Борис Суворин, активные евразийцы Клешины, генерал Иван Егорович Эрдели, председатель комиссии, созданной РОВСом в целях поиска похищенного Миллера, бывший генштабист, работающий ныне в Париже шофером ночного такси; снова журналист Вакар (газета «Последние новости»), некий Пика, который видел Миллера в день исчезновения у метро в непромокаемом пальто (которое, по словам Натальи Николаевны, находится дома); капитан Григул, продемонстрировавший записную книжку Скоблина, содержание которой вызвало споры и разнородные мнения... Показания всех вышеназванных свидетелей не содержали никаких новых сведений, которые могли бы реально помочь суду...

Председательствующим с сожалением было отмечено, что следствием пока по-прежнему не допрошены генералы Федор Федорович Абрамов и Антон Васильевич Туркул, до сих пор не получившие право на въезд во Францию. Между тем их показания, показания людей, чрезвычайно близких к обоим исчезнувшим генералам, возможно, смогли бы прояснить ряд важных моментов, дать новый толчок следствию, прояснив заодно и кое-какие обстоятельства жизни небезызвестного полковника Монкевица, исчезнувшего в начале тридцатых годов и вроде бы появившегося в Москве не то в качестве пленника, не то сотрудника ОГПУ. И французская полиция, и представители русского «Воинского союза» должны помнить, что именно Монкевиц давал весьма нечеткие показания по делу генерала Кутепова, исчезнувшего при столь же загадочных обстоятельствах, как и нынешние...

С согласия присяжных оглашается сенсационное сообщение газеты «Пари Суар» от 11 декабря 1938 года. Здесь помещено сообщение о смерти двух русских эмигрантов, имеющее несомненно связь с похищением генерала Миллера.

Некая госпожа Годи свидетельствует: «Ее бывший сожитель Сенько и его друг полковник Чимерин умерли подозрительной смертью, потому что слишком много знали о похищении начальника РОВСа». Чимерин, обладающий, по-видимому, секретными документами, передал их Сенько и просил хранить у себя. После этого Чимерин исчез, а позднее, дней через десять, его труп был извлечен из Сены. Полиция и судмедэксперты почему-то решили, что это самоубийство в припадке безумия. Узнав о смерти абсолютно здорового человека госпожа Годи решила пойти в полицию, но Сенько умолял ее не делать этого, иначе и его жизни будет угрожать смертельная опасность. На другой день Сенько был обнаружен мертвым, и снова полиция определила, что имеет дело с самоубийством. Однако госпожа Годи сочла, что ее сожитель был сначала отравлен, а потом повешен. Она просила через газету, чтобы и ее допросили в суде. Газета сразу устроила анкету среди врачей, принимавших участие в осмотре обоих трупов. Смерть полковника показалась весьма подозрительной. Труп Сенько исследован не был: он таинственно исчез!..

Было оглашено письмо вдовы генерала Кутепова, присланное из Югославии в адрес суда. Лидия Давыдовна писала: она, де, не знает, участвовали ли Скоблин и Плевицкая в похищении ее мужа. Но когда она жила у сестры в Риге, Плевцкая и Скоблин приезжали туда и вели себя весьма странно — неоднократно доказывали, что Миллер стар и должен отказаться от руководства РОВСом. После похищения ее мужа семь лет назад Плевицкая каждый день бывала у нее в доме и все уверяла ее, что Александр Павлович жив. Когда Надежду Васильевну спрашивали, на чем основана ее твердая вера, она отвечала, что видела это во сне и ничуть не сомневается.

Председательствующий просит подсудимую прокомментировать это письмо.

Плевицкая: «Я не могу сказать, с кем Скоблин мог встречаться в Риге. Он постоянно был со мной. К Кутеповой я приходила для того, чтобы вместе с ней поплакать, вспомнить дорогого Александра Павловича и погоревать вместе. Наше пребывание в Риге не было связано с политикой, в которой я, — как уже не раз говорила здесь, — ничего не понимаю».

Показания дает эксперт Блюменфельд. Ему удалось расшифровать переписку мужа и жены Скоблиных при помощи зеленой Библии. Он заявляет, что переписка не дает никаких серьезных обвинений против генерала и актрисы. В письме, правда, есть утверждения, что Миллер стал стар и его надо заменить другим лицом. Филоненко возражает: уже давно доказано, что зеленая Библия не служила шифром — это не подлежит сомнению. Блюменфельд рассказывает о всех своих впечатлениях после ознакомления с перепиской:

«Плевицкая чрезвычайно умная женщина, отлично понимающая все, что вокруг нее происходит, быстро схватывающая суть любого вопроса», — заявляет он.

Плевицкая: «Я все понимаю и рада, когда мне делают комплименты. Я — умная, но не подлая. Ум у меня не злой и никакого зла я никогда никому не причиняла».

Основатель газеты «Единый фронт» Павлов на вопрос председателя о профессии под смех зала отвечает: «Эмигрант. Высланный из России... Затем из Болгарии... Теперь — из Франции».

Комиссар Рош оправдывается: «У меня были о вас крайне неблагоприятные полицейские сведения».

Свидетель протестует против попытки изобразить на суде всех русских эмигрантов темными личностями, оклеветать их. Филоненко подчеркивает: теперь доказано» что против Павлова были выдвинуты обвинения, оказавшиеся после проверки неосновательными. Что касается показаний госпожи Годи, нет сомнений, и они построены лишь на собственных фантастических предположениях, без учета реальных фактов.

Допрашивается бывший контрразведчик ротмистр Баранов, работающий ныне ночным сторожем. Он заявляет, что в 1919 году подсудимая была в очень хороших отношениях с большевистским комиссаром Шульгой и комендантом Домбровским, известным своей жестокостью.

На вопрос председательствующего Плевицкая объясняет: «Я их, действительно, знала, но дружбы с ними никогда у меня не было. После того как французы покинули Одессу, меня вместе с актрисой РощинойИнсаровой выбросили из гостиницы, где мы жили. Я пошла к Домбровскому и он приказал дать ей квартиру. Вот и все!»

8

Предедатель интересуется его профессией.

Алексинский: Я — русский литератор, пишущий на французском языке. Я являюсь лидером русской социал-демократии и играю — могу сказать без излишней скромности — руководящую роль в русской демократии. Суд может убедиться в этом путем опроса моих коллег, который я могу назвать тотчас же.

Председатель, прервав свидетеля, решительно говорит, что все высказанное Алексинским не имеет отношения к делу, он предлагает сторонам задавать вопросы свидетелю.

Филоненко: Знает ли господин Алексинский, что Надежда Васильевна Плевицкая неграмотна?

Алексинский: Не неграмотна, господа судьи. Но делает по 10-12 ошибок в каждой фразе.