Лодки уходят в шторм

Управление особоуполномоченного Джавадбека Мелик-Еганова и штаб войск расположились в селе Горматук. Между мусаватскими частями и беломуганцами завязались затяжные бои.

Тем временем и мусаватисты и муганцы кинулись за поддержкой к своему "высокому покровителю" генералу Томсону.

Томсон успокоил министра-иредедателя Усуббекова, обещал принять все меры к защите законных прав азербайджанского правительства и бескровному подчинению ему Ленкоранского уезда.

Через день из Ленкорани в Баку прибыла делегация муганцев во главе с полковником Ильяшевичем. Она не сразу нашла резиденцию Томсона: генерал то и дело переносил ее с места на место. Вначале он обосновался в гостинице "Метрополь", потом уступил ее мусаватскому правительству, а сам перешел в трехэтажный дом бывшего генерал-губернатора на набережной, а теперь перебрался на пароход "Президент Крюгер", на котором развевался флаг командующего "британским флотом на Каспии" коммодора Норриса.

Томсон принял Ильяшевича в кают-компании, отделанной красным деревом, устланной дорогими персидскими коврами. Поджарый, стройный, выбритый до синевы, он прямо держался в кожаном кресле, будто аршин проглотил. Позади кресла, чуть склонившись, стоял его переводчик.

— Генерал, — волнуясь, заговорил Ильяшевич, — мы уполномочены ходатайствовать перед английским командованием, перед вами лично об оставлении на Мугани власти за краевой управой, вплоть до созыва Учредительного собрания.

— Вы имеете в виду Учредительное собрание в Петербурге? — спросил через переводчика Томсон.

— Да, генерал.

Томсон хмыкнул, помолчал, потом ответил:

— Я высоко ценю заслуги муганцев и ваши личные в борьбе с местными большевиками, полковник. И не позволю ущемлять интересы муганцев. Я решил послать в Ленкорань чрезвычайную миссию, чтобы она на месте урегулировала вопрос. Кстати, ее возглавляет ваш старый знакомый и добрый друг полковник Ролсон. Надеюсь, вы получите удовольствие от общения с ним и все уладится.

Услышав фамилию Ролсона, Ильяшевич сник — ничего хорошего от этой встречи он не ждал.

В тот же день делегация муганцев отбыла из Баку.

По возвращении в Ленкорань Ильяшевич узнал, что английская миссия уже прибыла и расположилась в селе Герматук, и сразу понял, на чьей стороне симпатии генерала Томсона.

Миссия не замедлила нанести визит Ильяшевичу.

Полковник Ролсон удобно расположился в том же кресле, что и в марте, и так же дымил черной массивной трубкой, вынимая ее изо рта только для того, чтобы произнести слово. Полковник долго молчал, оглядывая комнату. Сколько воды утекло с тех пор! Где эта красивая девочка, что подавала чай? Говорят, Мамедхан зарубил ее. И этого долговязого учителя Сухорукина нет. Как он возмущался, когда Мамедхан назвал его большевиком! И что же? Бежал вместе с большевиками, Ну, далеко им не уйти, их участь решена, уже принято решение… А Ильяшевич, как он обрюзг и вылинял!

Ролсон ткнул трубкой в сторону Ильяшевича:

— Дорогой полковник, как говорят русские, вы родились в белой рубашке.

— Сорочке, — машинально поправил Ильяшевич.

— Благодарю вас. Я счастлив видеть вас… э-э… на лошадке.

— На коне, — снова поправил Ильяшевич. Лицемерная любезность Ролсона начинала раздражать его. — Э, батенька; я такого натерпелся!

— Пеняйте на себя! Помните, еще в марте в этой же комнате я передал вам приказ генерала Томсона; объединитесь с мусульманами и совместно боритесь с большевиками. А вы? До сих пор воюете с ними.

— Так они ж… — попытался было возразить Ильяшевич.

— Прошу не перебивать! — сухо оборвал его Ролсон. — Британское командование поручило нам положить конец кровопролитию. — Он ткнул трубкой в сторону капитана Кональ-Рояла и снова задымил.

Капитан извлек из папки крокодиловой кожи плотный лист бумаги и принялся читать:

— "Британские власти, следуя постановлению союзников и адмирала Колчака, вынесенному их представителями в Париже, решили, что Муганская область и Ленкоранский уезд, как территория, находящаяся внутри границ Азербайджанской республики (при этом Ролсон высоко поднял руку с трубкой, как бы подчеркивая смысл прочитанного), должны управляться властями вышеупомянутой республики, имеющими быть водворенными в указанных местах". — Капитан вежливо протянул бумагу хмурому Ильяшевичу, он передал ее командующему фронтом подполковнику Ляшенко, а Ляшенко — штабс-капитану Могилевскому.

Чтобы подсластить горькую пилюлю, Ролсон, тыча трубкой в Ильяшевича, поспешно добавил:

— Заверяю вас, мы обяжем законные власти уважать интересы муганского русского населения.

— Русское население Мугани не согласится с таким ущемлением его интересов, — ответил Ильяшевич. — Ваша бумажка мира не установит. Дайте нам срок, надо подготовить массы, доложить муганскому съезду о решении союзников.

Ролсон согласно замотал головой, не вынимая трубки изо рта.

5 августа в Пришибе состоялся общемуганский съезд. После долгих и жарких споров решили выразить принципиальное согласие о признании власти азербайджанского правительства, но оружия не сдавать, так как оно может понадобиться для защиты от разбойных банд, якобы наводнивших уезд.

Согласие согласием, а бои продолжались, муганцы освобождали Ленкорань не для того, чтобы здесь обосновались мусаватские правители.

На этот раз Ильяшевича посетил заместитель Ролсона майор Тори.

— Если вы не сложите оружия и не признаете азербайджанского правительства, боевые стычки могут принять нежелательные размеры. Должен вам сказать, что со стороны Сальян идет отряд генерала Салимова и мы ничего не сможем сделать, чтобы защитить вас от него.

Это была явная угроза.

— Как начальник штаба всех муганских войск, — ответил Могилевский, — то есть как лицо, распоряжающееся всеми действиями фронта и тыла, с согласия его превосходительства, кивнул он в сторону Ильяшевича, — я заявляю, что муганское офицерство считает преступным воевать с азербайджанским правительством, раз существует таковое, признанное высшей властью на Мугани со стороны английского командования и генерала Деникина.

— Прекрасно. Б таком случае, господин полковник, прошу вас дать письменное заверение, что вы сдадите власть краевой управы особоуполномоченному Мелик-Еганову не позже десяти часов утра десятого августа.

Ильяшевич сел за стол и написал такую бумагу.

В час ночи одиннадцатого августа Могилевский известил английскую миссию о полном прекращении огня.

Муганские землепашцы, кто добровольно, кто по принуждению ставшие под ружье, охотно побросали оружие и поспешили домой. Иные отказались подчиниться приказу и ушли в степь.

Хошев считал себя оскорбленным и униженным. Он приложил столько сил, чтобы взять Ленкорань и освободить Ильяшевича, а тот, выйдя на волю, назначил командующим фронтом подполковника Ляшенко и теперь не смог отстоять Ленкорани, да еще согласился на разоружение! Это уж слишком! Нет, он не сложит оружия, он уйдет с верными людьми в горы и будет продолжать борьбу!

В воскресенье 12 августа с утра лил сильный дождь.

Мелик-Еганов, произведенный к тому времени в генерал-губернаторы, промокший с головы до ног, ехал впереди на коне, осененный знаменем мусавата. За ним следовали музыканты, далее — небольшое воинское подразделение. Колонну замыкали пулеметные тачанки и три орудия на конной тяге. И люди, и кони с трудом переставляли ноги в чавкающей грязи, колеса тачанок и орудийных лафетов вязли по самые оси, аскерам то и дело приходилось впрягаться и на руках вытаскивать их из глубокой колеи. И при этом надо было соблюсти строй и подтягивать песню, которую, фальшивя, исполнял оркестр на мокрых инструментах: барабан глухо бухал, в трубах булькала вода. Аскеры пели: