Царь Дмитрий - самозванец

— Ладно, и так ясно, — рассмеялся Димитрий.

Тут в распахнутое окно донеслись громкие крики поляков, продолжавших вчерашнюю попойку.

— Защитнички! — раздумчиво протянул Димитрий, чуть скривившись, и окинул немцев внимательным взглядом, потом подозвал Басманова, о чем-то тихо с ним переговорил и вновь обратился к немцам: — Беру всех! Плачу вдвое! (Ser gut! — прошелестело по палате.) Будете охранять дворец царский, ворота кремлевские и сопровождать меня при выездах. Все!

— Через два часа наши солдаты будут стоять перед твоим дворцом, — сказал Яков Маржеретов, низко кланяясь вместе с остальными, — после принесения присяги готовы сразу же заступить на посты согласно росписи, — и после небольшой паузы добавил: — Соблаговоли, государь, приказать, чтобы контракты к этому времени подготовили.

— Подготовим, подготовим, не волнуйтесь, бумажные души, — отмахнулся Димитрий, — у меня сейчас другая забота, как ляхов из дворца и из Кремля убрать, чтобы у вас с ними столкновения не вышло.

— Позволю себе дать совет, — сказал Маржеретов, вновь низко кланяясь, и, дождавшись одобрительного кивка Димитрия, продолжил: — Объяви, что в Дворцовом приказе им жалованье выдавать будут.

Так и сделали. Поляки все, как один, явились в приказ, расположенный на Красной площади, напротив Фроловских ворот. «Защитнички!» — вновь протянул Димитрий, обозревая опустевшие коридоры дворца и настежь распахнутые двери. Но деньги полякам в приказе все же выдали, там же им указали новые дворы для постоя. Все устремились туда, а потом в кабаки, прокучивать полученные деньги. Больше их в Кремль не пускали, разве что когда Димитрий призывал.

Но это касалось простых шляхтичей, ничем от наемников не отличавшихся. Из них в конце концов отобрали сотни полторы приличных воинов и зачислили на службу царскую, но до охраны не допускали и держали в особых домах за пределами Кремля. Оставшийся сброд всеми силами старались спровадить домой, Димитрий даже выдал дополнительную награду, по сорок злотых деньгами и мехами, но уехали далеко не все, иные и остались, дрались и безобразничали на ули-

цах, приставали к женщинам нашим или сидели по кабакам и жаловались жителям московским, что Димитрий их обманул.

Были и другие. Несколько человек, среди них некие братья Бучинские, проживали во дворце царском, в соседних с царскими палатах, исполняли обязанности секретарей и вели обширную переписку Димитрия, которую он пускал в обход приказа Посольского. Еще десятка три ляхов, из именитых, использовались Димитрием для дел не менее тайных, они часто, поодиночке и группами, уезжали куда-то из Москвы, возвращались не скоро и после этого надолго запирались в палатах Димитрия, в остальное же время, вели себя достаточно тихо, насколько это могут поляки. Этих панов Димитрий честил, если с боярами нашими он пировал как бы по обязанности, не пытаясь иногда даже скрыть владеющую им скуку, то поляков сам приглашал к своему столу и веселился с ними без удержу.

Но главной заботой Димитрия было войско — истинно царское дело! Ему он отдавался со всей страстью и не жалел на него сил своих. Начал, как я уже рассказывал, с наемников, коих он именовал словом иноземным — гвардия. Было их три сотни. Первая под командой Якова Маржеретова ходила с бердышами, увенчанными чеканным золотым орлом, с древком, обтянутым красным бархатом, и была одета в бархат и золотую парчу, называл их Маржеретов на французский манер мушкетерами, хотя какие они мушкетеры, без мушкетов-то? Вторая, алебардщики под командой Матвея Кнутсона, была обряжена в фиолетовые кафтаны, третья, пйщальники под командой шотландца Альберта Вандтмана, — в камзолы зеленого цвета. Так они выступали на различных церемониях и при выезде царя, придавая процессиям подобающую пышность, или стоя на страже, всегда трезвые, суровые и недремлющие.

Но Димитрий определил им и другую работу, тогда они переодевались в доспехи обыденные и выезжали в поле. Ибо затеял Димитрий дело, невиданное ранее на Руси, — он задумал

войско свое обучать. Нет, русские всегда хорошо воевали, кто сомневается, пусуь на карту посмотрит. Но то ли походов больших давно не, было, и поэтому навыки ратные забылись, толи войны стали немного другими и требовали новых навыков, как бы то ни было, что-то в организации войска надо было менять. Но за сто лет, со времен деда моего, ничего толком сделано не было. Казацкие орды, бывшие долгое время главной военной силой, за несколько десятилетий бездействия совсем одичали, в землю по украинам вросли, обженились против правила, расплодились, свои законы установили, боярам и воеводам не то что не подчинялись, а смотрели на них как на врагов лютых. Только волю царя пока еще признавали, да и то не каждого. Если и поднимались, то лишь для защиты от нападения или для набегов грабительских, их и призывать боялись, потому что потом обратно в курени не загонишь. Но вояки славные! Атаман Корела под Кромами всем это показал.

А кто ему противостоял? Ополчение из детей боярских, которое раньше на вторых ролях было, в походах военных никогда не участвовало, но теперь вдруг стало главной военной силой державы. А ополчение и есть ополчение, не приученные сызмальства к военному делу, порядку военного не знающие, воинники эти обучались науке ратной по ходу войны, часто платя собственными голрвами.

Нужно было вновь создавать войско отдельное, чтобы ничем, кроме дела ратного, не занималось. Тем более что страны европейские бунтовать начали. А боярам с воеводами и дела мало, от добра добра не ищут, говорили они, раньше жили не тужили и дальше, Бог милостив, проживем. Пушек у нас больше всех, и в людишках недостатка нет, если что — шапками закидаем.

И цари воевод слушали, только брат мой понимал, что надо делать. Войско стрелецкое завел, отдельный царский полк из детей боярских, тот, что под Казанью полег, а больше не успел.

И вот по прошествии пятидесяти лет явился Димитрий,который дело деда своего продолжил. Призвал он в помощники себе некоторых из немцев и из поляков, в деле воинском све-

дущйх, приказал выстроить под Москвой крепость земляную и стал обучать стрельцов брать эту крепость приступом. То есть вначале посадил стрельцов в крепость, а наемников немецких на стены бросил, со всеми их хитроумными лестницами. Но без оружия, лишь с короткими палками, зимой же использовались еще знатные метательные снаряды — снежки. Но даже с этим оружием немцы наших поначалу побили и крепость легко взяли, немудрено, они ведь только этим в жизни занимались, а во всяком деле своя сноровка нужна. Так что на третий раз наши отбились и немцам немного бока-то намяли. Тогда Димитрий немцев в крепость посадил и заставил наших действия их при приступе повторить, и еще раз, и еще раз, пока также ловко, как у немцев, не стало выходить, потом другую тысячу стрельцов пригнал и с ними повторил то же самое, и с третьей, и с четвертой.

А еще принялся пушкарей обучать, установил в поле у Нижних Котлов двадцать пушек, а напротив, в тысяче шагах, двадцать щитов деревянных и приказал пушкарям стрелять, а кто щит ядром разобьет, тому рубль серебряный обещал. Поначалу казна никакого убытку не терпела, Димитрий гневался, кричал раздосадованно, сам бросался пушки заряжать и прицел наводить и частенько попадал в цель, но потом дело у пушкарей на лад пошло, пришлось награду до алтына снизить. Когда же пушкари начали щелкать щиты как орехи, Димитрий удумал поставить между пушками и мишенями стрельцов, чтобы ядра у них над головами летали. Пару раз, правда, промашка вышла, зато оставшиеся уже не боялись ни грохота пушек, ни свиста ядер над головой.

Немцы настаивали, что в дополнение к этим занятиям хорошо бы еще строем походить, чтобы ровно получалось и для глазу приятно. «А вот это дудки! — воскликнул Димитрий. — Не дам над ратником русским измываться! Когда же мне захочется приятно для глаз сделать, я вам прикажу мимо дворца моего ногами топать, оно и довольно!»