Альфа Центавра (СИ)

— Если только в театре, — сказал Дэн, и сам не понял зачем.

В театре после первого акта Дэн поймал Кали сразу после первого перерыва.

— Ты куда?

— А что?

— Я бы хотел поговорить.

— Я с незнакомыми мужчинами боюсь разговаривать. Более того:

— Мне пора идти.

— Вы кого там, — Дэн кивнул на сцену, точнее на занавес, который еще стоял перед ними, как лист перед травой, что значит:

— Закрытым, — играете?

— Что? В каком смысле? И да: — Не надо специализироваться на том, о чем вам, сэр, известно только по сомнительным слухам.

— Почему?!

— Потому что человек — и даже Ино — может измениться только на сцене, а просто так, может сколько угодно рассказывать о вере в бога, как Ван Гог, но толку:

— Не буд-д-де-т-т никакого.

— Вы меня поняли, сэр?

— Да, но я не знаю пароля выхода на Сцену.

— Я вам сказала.

— Лос Роулоттес.

— Вер-р-на-а, — даже немного удивилась она. — Я подумала, что это не вы. Хорошо, но тем не менее, подтвердить свое право придется и вам. Хорошо?

— Да, думаю, у меня что-нибудь да получится.

— Хорошо, но не зарекайтесь об успехе, которого еще не было. Как потенциальный актер вы должны знать, что даже Мейерхольду было сказано Таировым:

— Ты не мозес быть акт-тером никада.

— Решительно не согласен.

— Отлично, с этого и начнем. Вы сыграете в этой Картине Ван Гога Кецалькоатля, а я Монтесуму.

— Кого будем приносить в жертву — тайна?

— Разумеется. Вы должны принять решение по порыву души.

— Я что-то не понял: я или вы?

— Дело в том, что по уже написанному сценарию я сначала встречаю вас, как жертву.

— Так, так, так, — быстро заговорил Дэн, — это на самом деле будет, или нет?

— Яйца отрежут? На Сцене по-настоящему.

— Надеюсь они у меня останутся на ночь. Нет, — опять сказал Дэн, — я что-то не понял: кто жертва? Я?

— Да.

— Думаю, лучше назначить третьего, этого Фрая нельзя?

— Он атеист.

— Прошу прощенья, но этого не может быть. И знаете почему? Тогда бы он не прошел на сцену!

— Да?

— Да.

— Он и не ходит туда никогда. Правда, вы открыли мне глаза, я думала, что он просто не хочет, так как Таиров ему сказал:

— Не надо, — как Мейерхольду, а он все равно полез.

И когда подошло время приносить жертву Кецалькоатль не стал переодеваться в жену молодого вождя, которую хотели принести в жертву, и взять ее одежду и носить на себе, как кожаную куртку, и такие же кожаные ковбойские штаны из кожи ее прекрасных ног, — а вытолкнул на арену Фрая.

И что самое интересное — это был не сон, а вот так как будто муж уехал в командировку на этих лошадиных повозках с крышей от дождя, и вообще для комфорта, как будто:

— И вот так всю жизнь, — как Кук:

— С корабля на бал — и обратно.

— Зачем этот спектакль? — спросил Дэн, — или ты меня не узнала?

— Конечно, узнала, кто ты? Фрай говорит, шпион. И добавил:

— Этому есть прямые доказательства.

— Да?

— Да-а. Вы вздрогнули, когда после спектакля Елена преподнесла вам Подсолнухи.

— Да, неужели?

— Более того, вы сказали:

— Встреча Лес Роулоттесов с Сан Флауэрсами означает возвращение Кецалькоатля к прежней счастливой жизни, так как иво яйца ему наконец доставили.

— Нельзя ли объяснить как-то:

— Ближе к телу.

— Извольте: начнется война.

— Да?

— Да.

— Я этому не верю, и знаете почему? Она уже давно идет.

— Это были только флауэрсы.

— А теперь?

— Готовь кибитки в дорогу, ибо Троя будет разрушена.

— Да?

— Да.

— Отлично, значит, мы победим.

— Нет, Дэни, мы проиграем, ибо ты, как — не знаю даже, как кто — сдал командование наступательной операции другому. Кому кстати?

— А-Б, нет, я вам не скажу, и знаете почему? Мы не смогли объединить свои усилия, на что я надеялся, когда топал сюда.

— Нет, я готова связать свою жизнь с вашей, сэр, но только вы должны уж полностью встать под знамена Герцога Чемберленского.

— Неужели он на самом деле существует? А если: да, то я знаю, кто это.

— Вы думаете — это Фрай?

— Я — тоже, но это ошибка. Чудовищная ошибка. Он находится под влиянием сов-в-всем-м другого человека — если, конечно, это человек.

— В общем, один из них Кецалькоатль, а другой Монтесума.

— Да.

— Значит, можно надеяться, что всех не перебьют при штурме.

— Почему?

— Ты не догадываешься? Нужно оставить, как минимум восемь тысяч для жертвоприношения. Если вы не знаете, как я считаю, извольте, раскрою тайну. Сторон четыре, каждая в километр, на одном метре умещаться два человека. И знаете почему? Больше двух не получится: стоять долго, надо переминаться с ноги на ногу, поэтому трое не уместятся по определению самого жертвоприношения, производимого со всех четырех сторон местного света.

— Все это так, все это логично, кроме одного.

— А именно?

— Вы сказали, что Царицын, как Троя будет разрушен, а в то же время, убедительно объяснили, что приносить в жертву будут те, кто в Трое:

— Кецалькоатль и иво Монтекосума.

Далее: Царицын будет разрушен, но победят те, кто в нем.

Несмотря на некоторые разногласия с Фраем Дэн был назначен комендантом крепости, так как сказала ему Кали:

— Вра запил с горя.

— С ним что-то случилось?

— Пропала его Принцесса.

— Как?

— Пошла в атаку — между прочим на ваши неиссякаемые цепи — и:

— Как сквозь землю провалилась.

— Наверное, расстреляли.

— Скорее всего.

— Жаль.

— Ваша обязанность отдавать приказы. Так отдайте несколько, как-то:

— Всем батареям крепости о-огонь-ь!

— И знаете почему? — спросила благородная леди. — Они пошли на решающий штурм. Подошла командир всей артиллерии крепости Елена, которая встречала Дэна Сан Флауэрсами, и посоветовала:

— Дать залп из половины орудий.

— А потом еще из половины? — спросил Дэн.

— Вижу, вы уже оценили обстановку, сэр, — сказала Елена. — Но думаю, вторую половину лучше оставить пока на случай непредвиденных неприятностей.

— Вы правы, — сказал Дэн, — но не думаю, что они будут, по крайней мере сегодня. И знаете почему? Когда-то должна кончится полоса невезения. А так получается, по-вашему, что и сегодня они:

— Обязательно будут.

— Разрешите, я поведу свою дивизию в контратаку, — сказал подходя парень.

— Ты кто? — спросил Дэн, — я тебя знаю?

— Василий Иванович Чапаев.

— Знаете, что я вам скажу, друзья мои, вас здесь и без меня много, а тем более, сколько еще в плену ждут не дождутся досрочного освобождения. Как-то:

— Камергерша, Дыбенко — если выживет.

— А он выживет?

— Если только признается, что является шпионом зеленых. Его будут лечить хорошо, чтобы добиться:

— Какова на самом деле диспозиция Царицинского гарнизона на сегодняшний день?

— Но он здесь никогда не был, и потому ничего не знает! — сказала Елена.

— Никто этому не поверит, — сказал Дэн. — И знаете почему? Должен быть Связной. Я, между прочим, тоже так думаю. И может быть, сейчас он находится среди нас.

— Скорее всего, это вы, — сказала Елена.

— Я знал вашего папу, — Дэн погрозил пальцем Елене, — он часто страдал головной болью, и знаете почему? Как проснется бывало — так перво-наперво думать:

— За кого мы воюем? За полосатых или за белых?

— И?

— И бывало использовал зажигалку: зажжется с первого раза — значит за белых, а нет — наоборот — за зелено-красных.

— И так всю войну?! — ужаснулась его дочь Елена. Но тут же добавила: — Как Ахиллес, между прочим: в душе за Трою, а сражался за этого, как его? Вообще за какого-то Сципиона Африканского, которого ненавидел всей душой и всем сердцем.

— Ну, вот так значится, вы здесь разруливайте, а я пойду в кабак выпью, и заодно разберусь с Фраем, чем, собственно, он недоволен.