Чаша страдания

— Тогда подашь документы в другой институт. С твоими отметками тебя примут.

— Но, мам, я не хочу, не хочу в другой, я хочу в тот, который не дали закончить тебе.

Накануне первого дня занятий она пришла в деканат с последней надеждой узнать, есть ли освободившееся место. Секретарша сказала:

— Свободных мест пока нет.

Ей оставалось только уйти. Лиля стояла у стола и не могла сдвинуться с места, впав в ступор. Из кабинета вышел декан факультета, седой и толстый доцент Жухоницкий, всмотрелся в нее и назвал по фамилии:

— Вы Берг? Зайдите ко мне.

Лиля вошла, уверенная, что ее прогоняют, у нее дрожали ноги. Он заметил это.

— Садитесь. Ваша мама — Мария Берг?

— Да, мама… но я ведь все написала в анкете, как полагалось.

— Вы не волнуйтесь. Мы с вашей мамой когда-то вместе учились в институте и были друзьями. Вы похожи на нее. Приходите завтра и учитесь, я перевел вас из условных в постоянные студенты.

Сначала она не поняла и смотрела на него, хлопая глазами. Он повторил:

— Да, да, приходите завтра и начинайте учиться, вы зачислены.

От неожиданной радости у нее началась почти истерика.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — и девушка захлебнулась слезами.

— Ну, ну, идите и учитесь.

Лиля влетела домой запыхавшись:

— Мам, мам, меня приняли насовсем! Я уже не «условная», я студентка!

Мария всплеснула руками и тоже заплакала от неожиданной радости:

— Ну вот видишь, я говорила, что не надо терять надежду.

Лиля обняла ее и хитро улыбнулась:

— А знаешь, меня ведь приняли из-за тебя.

— Из-за меня? Как?

Она в одну минуту выпалила весь свой разговор с деканом Жухоницким. Мария слушала с улыбкой. Перед ней проходили картинки из ее молодости.

— Да, он был хорошим парнем. Ты говоришь, он толстый… А тогда был ужасно худой. Ах, какие мы были молодые!.. Знаешь, он ведь ухаживал за мной, мы с ним гуляли, сидели на скамейках, ходили в кино… Но потом появился твой папа, — она вздохнула: — Есть все-таки справедливые и смелые люди в наше время.

Лиля от возбуждения не знала, что делать в первую очередь. Надо заняться подготовкой — собрать тетради для записей лекций и занятий, заточить карандаши. Тетради у нее были только школьные, она советовалась с мамой, какие и сколько взять:

— Мам, я возьму две толстые — для лекций и две тонкие — для семинаров. Хватит?

— Мама, мне надо рано проснуться, разбуди меня.

— Мам, а что мне надеть? Ведь я теперь студентка.

Мария заранее приготовила ей серое платье из джерси с белым воротничком, которое привезла кузина Берта и передала через тетю Олю. И кузину, и платье она держала в тайне от дочери, решив, что подарит платье к поступлению в институт. Она достала его из тайника в шкафу:

— Ну, раз ты уже студентка, вот — надень это.

— Это мне? — Лиля поразилась, схватила платье, приложила к себе, посмотрела в зеркало, запрыгала от восторга:

— Какая прелесть! Это заграничное, да? Где ты достала?

— Купила по случаю у знакомой спекулянтки, — схитрила Мария.

И сделала ей еще один подарок — развернула сверток, в котором был медицинский халат.

— Ой, мама, настоящий халат! Это тоже для меня?

— Конечно, — в глазах у Марии стояли слезы. — Я так надеялась, что тебя примут, что припасла его заранее. Тебе он будет нужен с первого дня, ты же учишься в медицинском институте.

— Как здорово! Спасибо, мамочка.

Потом вдруг вспомнила:

— Ой, надо же обязательно помыть голову, чтобы волосы утром были пушистее.

Побежала в общую ванную, одну на всю квартиру. Соседи занимали ванную в очередь по расписанию, и, как на грех, это был не их день и ванна была занята до полуночи. Пришлось купаться уже за полночь, потом долго сохли волосы, а фена у них, конечно, не было. Она поздно заснула, плохо спала и все думала: как утром уложить волосы? А когда проснулась, укладывать их уже не успевала, пошла в институт с двумя косичками, как ходила в школу. Только заплела их свободнее, чтобы были попышней.

44. В институте

На курсе занималось шестьсот студентов. С порога Лиля попала в такое многолюдное окружение незнакомых девушек и парней, в каком никогда не была. В школьные годы ее угнетало, что все знали, что она дочь «врага народа», не такая, как все. Теперь, в окружении этой толпы, она впервые в жизни была уверена, что здесь она — как все, что никому нет дела, кто ее отец. И впервые ей можно было не бояться косых взглядов и не испытывать чувство унижения. И от этого на душе у нее было необычайно легко.

Новоиспеченные студенты с шумом усаживались в аудитории, уходящей амфитеатром вверх, слушать первую в их жизни профессорскую лекцию. Она символизировала начало их врачебной жизни, и им было интересно, что они услышат. Все с любопытством оглядывали друг друга. Лиля, переполненная неожиданным счастьем зачисления, в приподнятом настроении, уселась на скамейке в верхнем ряду и приготовила тетрадь для конспектирования лекции.

Как интересно рассматривать тех, с кем она должна проучиться бок о бок шесть лет! Почти все — со школьной скамьи, юные и худые. Одеты многие бедно: сказывались тяжелые и бедные послевоенные времена. «Взрослых», как Лиля считала, людей старше двадцати было немного. Демобилизованные из армии выделялись военными гимнастерками. Еще были заметны несколько узкоглазых молодых китайцев в одинаковых синих кителях, застегнутых до ворота. Китайцы из недавно образованной новой страны — это было непривычно и ново, она видела их впервые.

Усаживались, переговаривались. Слышались вопросы:

— Какая первая лекция?

— По марксизму-ленинизму.

— А ты откуда знаешь?

— На доске расписаний написано.

— Почему по марксизму? — для многих это было удивительно.

Институт носил имя Сталина, и в аудитории висел его большой портрет в маршальской форме. Студенты еще шумели, но вот появился лектор, лысоватый, невысокий, невзрачного вида, и встал на кафедру под портретом. Образ вождя как будто нависал над ним. Он терпеливо ждал, пока аудитория успокоится, оглядывал их и вдруг неожиданно выкрикнул громким, необычным для его небольшого роста голосом:

— Товарищи студенты, поздравляю вас с поступлением в наш институт имени товарища Сталина! — он сделал паузу и выпучил глаза, ожидая аплодисментов, но аудитория растерянно молчала. — Вы все будущие советские врачи, будете работниками советской медицины. А наша советская медицина — самая передовая в мире.

Он еще выразительнее выпучил глаза на слушателей, они еще больше притихли под напором его выкриков. Записывать Лиле пока было нечего. Лектор часто заглядывал в свой конспект, впечатление было, что он говорил не совсем уверенно. Во время войны он служил военным комиссаром, политруком батальона, поднимал солдат в бой криком «За родину, за Сталина, ура!», а после войны устроился преподавателем марксизма и продолжал преподавать такими же криками.

— Товарищи студенты, вы должны знать, что цель образования советской молодежи, — он снова сделал выразительную паузу, чтобы подчеркнуть то, что собирался сказать. Лиля вывела наверху первой страницы крупными буквами: «ЦЕЛЬ ОБРАЗОВАНИЯ».

После паузы лектор почти закричал:

— Цель образования состоит в том, что всем советским специалистам нужна правильная идеологическая подготовка. Великий Сталин учит нас, — он развернул газету «Правда» и с чувством прочитал цитату из речи Сталина.

Лиля была в нерешительности — надо конспектировать цитату? Решила пропустить. Закончив длинную цитату, лектор опять набросился на аудиторию с выкриками:

— Буржуазная лженаука западных ученых Менделя, Вейсмана и Моргана была окончательно развенчана академиком Лысенко в его выступлении на сессии Академии сельскохозяйственных наук и Академии наук СССР.

Почти никто в аудитории не интересовался выступлениями Лысенко и не думал об этом, студенты не были подготовлены к такому повороту лекции. Все-таки Лиля записала имена — Мендель, Вейсман, Морган. А для чего они нужны и что с ними делать, она не знала. В школьном учебнике по биологии вопросам генетики было уделено полстраницы. Возможно, там упоминались эти ученые, но школьники ничего не знали об этих основателях генетики.