Баязет

трудом рассеивали полумрак.

Пахло пылью и еще чем-то неуловимым.

Карабанова, одуревшего от кальяна, клонило в тяжелый сон.

Он сел на широченную тахту, сразу утопившую его в себе, и так, в духоте, пропитанной обостренным напряжением, поручик сидел долго. Даже слишком долго, как показалось ему, и, борясь с дремотой, он уже собирался встать, чтобы уйти...

Но вдруг его слуха коснулся странный звук. Легкий и заунывный, он родился откуда-то извне и был похож на нечаянную ноту.

Андрей стряхнул оцепенение.

Перед ним стояла девушка, совершенно обнаженная, если не считать одеждой легчайшую кисею, покрывавшую ее тело.

- Зия-Зий, - шепнула девушка и ударила пальцем в бубен так осторожно, словно боялась кого-то разбудить.

- Иди сюда, - поманил он ее, и турчанка, прыгнув к нему на колени, стремительно поцеловала его и тут же гибко выкрутилась из его объятий.

- Зия-Зий, - повторила она и, вздрагивая круглыми бедрами, неслышно прошлась по кругу...

Она стала танцевать перед ним, ритмично ударяя в бубен.

Груди ее были укрыты бронзовыми чашечками, сотни мелких косичек рассыпались по маслянистым смуглым плечам.

- Довольно, - сказал он ей, - поди сюда!

Танцовщица скинула с себя кисею; налобная повязка ее, унизанная камнями, сверкнула во тьме.

- Зия-Зий! - выкрикнула она громче и ударила в бубен наотмашь.

Танец сделался стремительным. Живот ее, лоснившийся от пота, мелко вздрагивал. Она заламывала кверху руки в тяжелых медных браслетах, и привязанные к ним листки с изречениями из Корана шуршали, развевая прохладу.

- Да иди же сюда, змееныш! - Карабанов рванулся к ней с дивана, но девушка, откинув свисавший со стенки ковер, мгновенно исчезла...

И тогда Андрей заметил, что он давно не один: два турка стояли в дверях - один помоложе, другой совсем старый, и рядом с ними хозяин кофейни бахтиар или халдей, теперь это было безразлично.

Вежливо поклонившись, они сели на диван и еще раз поклонились, прикладывая ко лбу концы пальцев.

- Ваше благородство, - наконец спросил один из них, - осталось довольно?.. Великий аллах сотворил женщину, как цветок, а мудрейший Исхак-паша построил Баязет, как венец правоверных...

Карабанов понял: к дверям уже не пробиться. Он выхватил шашку, и две сабли мгновенно обнажились перед ним. "Если что, - пронеслось в голове, Клюгенау знает, где я, и казаки вдрызг разнесут эту лавку..."

- Убью, рвань турецкая! - заорал поручик, увидев, как подкрадывается сбоку хозяин лавочки, чтобы снять со стены кривой ятаган.

Извернувшись, он рубанул клинком под коленки сзади, рассек сухожилья и тот уже не поднимался, только ползал по коврам.

"Вот еще бы второго поддеть!" - думалось все время. Карабанов никогда не ощущал в себе такой страшной силы и ярости. Одним взмахом клинка разбросав перед собой сабли, ударил молодого турка сапогом в живот - тот отлетел к дивану. Рука третьего уже была в крови.

- Назад! Перебью всех, как щенят!

И сам отскочил назад. Рванул ковер.