Баязет

е, - решил Андрей.

- Нет, - возразил Клюгенау, - он больше похож на халдея или даже на бахтиара; видите, какой у него покатый лоб и высокий затылок.

Они пили из маленьких чашечек крепчайший кофе. Карабанов лениво щипал халву. Варенные в меду конфеты-пешмек, липли к языку; жара усиливалась. От сточной канавы, пробегавшей мимо живодерни, несло гнусной вонью.

- Я вижу, что у вас испортилось настроение, - заметил Клюгенау.

- Это пройдет, - вздохнул Карабанов. - Просто певичка с Полюстровских вод случайно назвала имя человека, которое мне было неприятно слышать.

- А-а, - догадался барон, - вы мне кое-что уже рассказывали об этой гвардейской истории. Это, кажется, тот самый граф, с которым вы отказались стреляться?

- Да, он. Но теперь я бы встал к барьеру и непременно убил бы его! заключил Карабанов со злостью и замолчал.

Неведомый певец, под дикие завывания и визги, запел на майдане хвалебную песнь, долетавшую до офицеров, и Клюгенау почти машинально, в силу привычки, стал переводить:

- Слушайте, что он поет, Карабанов:

Нет народа умнее османлисов,

Аллах дал им все сокровища мудрости,

Бросив другим племенам крупицы разума,

Чтобы они остались верблюдами

И могли лишь служить правоверным...

- Вы слушаете, Карабанов?

- Конечно. Мне это кажется занятным.

- А дальше еще занятнее, ибо касается нас:

Если бы даже Черное море

Возмутилось чернилами,

То и моря не хватило бы,

Чтобы описать, как богата Турция,

Сколько в ней шелков и денег,

Дорогих камней и луноликих красавиц.

Все народы завидуют славе Турции,

Ее сокровищам и могуществу воинов,

И потому они пришли к нам в Баязет...

Певец издал какой-то печальный вой и замолк.

- Итак, - сказал Карабанов, опустив подбородок на эфес шашки, - я на днях ухожу... У меня будет к вам просьба, барон:

если я не вернусь, напейтесь за меня хоть один раз в своей жизни.

- Я не сделаю этого, - подумав, ответил Клюгенау. - Я лучше напишу стихи на вашу смерть... Только вы, Карабанов, не погибнете. Вы - злой, а злым людям везет. Их любят женщины и не трогают собаки.

- А почему бы и вам, любезный барон, тоже не разозлиться? - улыбнулся Андрей. - Собаки бы вас боялись, а женщины - любили... А?

- Вы шутите, поручик, и ваши шутки злы. Но только не думайте, что я несчастлив - нет, я счастливее вас, ибо я люблю...

- Что?

- А вот - всё. Даже этого глупого певца на майдане. А что любите вы, Карабанов?

- Мне легче ответить вам, барон, чего я не люблю. Это застарелых долгов, пробуждения после пьянки, плохих лошадей и женщин, которые умничают в постели.

- Небогатый же у вас запасец! Вроде запаса остроумия у капитана Штоквица с его мифическим стаканом лафита.

- Но у вас, барон, нет и такого.

- Вы не поэт, Карабанов, - без обиды заметил прапорщик, - и это беднит вас. Посмотрите хотя бы на ту вон девушку, что идет с кувшином масла на голове. Посмотрите, как воздушна ее поступь, как равномерны и плавны взлеты