Мальчики с бантиками

смоленные бревна...

- Теперь вы понимаете, - заканчивает лекцию Плакидов, - насколько безмятежна была ваша жизнь раньше. Вам ведь казалось, что рулевой на мостике - вроде опереточного героя. Сказали ему "вправо" - он покатил штурвал вправо. Сказали "влево" - пожалуйста, готово дело, лево руля. Но управление кораблем - это наука, построенная на знании, глазомере, опыте и на риске! Бывают дикие случаи, когда руль до предела положен вправо, но корабль катится влево...

Плакидов берет под локоть журнал и указку. На прощание его стальной перст выстукивает по рыжей маковке Финикина:

- У вас не должно быть никаких забот, кроме одной: учиться, учиться и учиться. А что еще? Че-пу-ха!

* * *

В кубрике их ждал приунывший Росомаха. Честно говоря, насколько Колесник был весел и бесшабашен, настолько Росомаха по характеру был занудой. Он утюжил через тряпку свои клеши, и от широких штанин валил пар, пахнувший уксусом. Плаксивым голосом Росомаха заговорил:

- Драть бы вас всех! Теперь нам из этого поганого варенья не вылезти, влипли в него всем классом, как мухи. Уже и начальство пронюхало.

- Ну и что ж, - бодрились юнги. - Мы рассудим по-товарищески.

- Вы по-товарищески, а командование - по уставу. Могут вашего философа и с флота попросить. Он несовершеннолетний, его демобилизовывать не будут, а просто вышибут, и дело с концом!

Поскочин, совсем опечаленный, весь день мыл полы в землянках, колол дрова, топил печки. Кажется, он был готов к самому худшему. Юнги сочувствовали ему:

- Не грусти! Мы тебе пропасть не дадим...

Открытое комсомольское собрание проводили в кубрике рулевых. Присутствовали и те юнги, что не были комсомольцами по малолетству. Пришел заснеженный с ног до головы Щедровский, явился и Кравцов.

- Случай возмутительный, - сказал замполит. - Конечно, варенье ерунда, важен сам факт воровства. Поскочин еще только начинает служить и уже так опозорился. Вам известно, что подобные вещи на флоте не прощаются. Мы должны быть принципиальными и строгими. Дурную траву - с поля вон.

Росомаху попросили дать характеристику Поскочину.

- Дурного не замечалось. Я всегда считал его хорошим, дисциплинированным юнгой. Что с ним стряслось, и сам не пойму.

Поскочин, тоже не комсомолец по причине малых лет, плакал и твердил одно:

- Как вы не понимаете? Просто сладкого захотелось...

Кравцов твердо бил ребром ладони по краю стола:

- Ты прежде подумал ли о мерзости своего поступка?

- Нет, не думал. Как увидел сладкое, так меня и потянуло.

Савка, страдая за Колю, поднял руку.

- Можно я?

Ему дали слово, и он сказал кратко, но горячо:

- Я так думаю, что юнга Поскочин понял всю нехорошесть своего поступка, и больше он так делать не будет.

- Ну, это уже разговор для детских яслей, - вступился Щедровский. Если все на флоте, совершив проступок, станут говорить, что они больше не будут, то во что обратится служба? Надо рассуждать серьезно.

Росомаха, кашлянув в кулак, робко сказал:

-